– Дороги – они как люди, – продолжил словоохотливый водитель. – Появляются из ниоткуда и уходят в никуда. Одни пересекаются между собой, а другие тянутся на долгие километры рядом, как параллельные прямые. Но потом все равно расходятся. Возил я как-то одного ученого, так тот доказывал, что параллельных линий вообще не бывает. Мол, рано или поздно они все равно пересекутся. Показывал на глобусе, что все меридианы сходятся на полюсах. А ведь кратчайшее расстояние на глобусе есть часть меридиана. Если верить, что прямые линии – это меридианы, то выходит, что параллельных линий не бывает. Умнейший человек! Фамилия его была Риман – то ли немец, то ли швейцарец. А вот еще раньше подвозил я как-то другого ученого. Ехал он из Казани в Москву с научным докладом. Так вот, этот ученый говорил, что через одну точку можно провести две разные прямые так, что они будут параллельны третьей прямой. Чудеса и только! Фамилия его была Лобачевский. Русский, как и вы. Это был просто гений. А правда, что ваш поэт Кольцов был расистом?
– С чего вы взяли? – возмутился Лемех.
– А почему он писал только белые стихи?
Профессор не успел ответить. Впереди показался мост, перегороженный полосатым шлагбаумом с будкой. Из будки торчала голова солдата в каске с рожками. Возле шлагбаума стоял затянутый в черный мундир офицер с автоматом на плече. Увидев приближающийся автомобиль, он указал на обочину дороги. Сбросив скорость, Кирога остановил такси в нескольких сантиметрах от носков офицерских сапог, блестевших черным лаком.
– Гутен таг, – офицер притронулся двумя пальцами к козырьку фуражки с высокой тульей. – Ихь бин майор Клейн. Ми есть искать белорусский партизан Минковский. Ви не видеть партизанен на дорога?
– Ми не видеть партизанен, – замотал головой Кирога.
– Отшень жаль, – огорчился майор. – Если ви увидеть Минковский, надо сообщать о них в немецкий штаб на село Алексоти.
– Яволь! – выпрямился Кирога. – Он есть преступник?
– Йа, йа, – закивал немец. – Он есть самый болшой преступник. Он нарушаль германский пространство.
– Он есть летчик? – спросил Кирога. – Нарушал границу?
– Найн летчик! – рассердился Клейн. – Он есть физик из Цюрих. Я есть физик из Берлин. Ми создавать новый пространство для великий Дойчлянд. Истинный пространство есть арийский пространство. Дас ист Риман пространство, который есть замкнутый, ограниченный. Кто иметь риман-пространство, тот иметь власть над тем, кто не иметь риман-пространство. Власть есть порядок. Преступник Минковский создаваль свой пространство, который есть незамкнутый, бесконечный. Все иметь пространство, но никто не иметь власть. Это не есть немецкий порядок. Ми будем организовать беспощадный кампф со всеми, кто нарушаль новый порядок. Ви понимать майн кампф?
– Натюрлих! – подтвердил Кирога. – Порядок и правила дорожного движения превыше всего. Я могу ехать дальше?
– Битте, – Клейн махнул рукой, приказывая поднять шлагбаум.
Автомобиль медленно проехал мимо контрольного пункта. После моста Кирога прибавил газу и дальше помчался на полной скорости. За поворотом он увидел лежавшее поперек дороги толстое бревно, которое нельзя было объехать. Затормозив перед препятствием, Кирога выскочил из такси и полез в багажник. Не успел он достать инструменты, как автомобиль окружили выскочившие из кустов вооруженные люди, которых возглавлял высокий седой человек с огромными кавалерийскими усами. Приготовив пистолет, усач открыл дверцу и заглянул в салон.
– Не бойтесь, Лемех! – сказал седой. – Я – Минковский.
– Рад познакомиться, – сказал Лемех. – Вы знаете, что вас ищут?
– Не имеет значения, – партизан протянул руку. – Выходите. Дальше ехать нельзя. Клейн организовал впереди засаду, которую вам не пройти. Выходите скорее. Я имею для вас важное сообщение. Вы умеете ездить верхом?
– Умею, – сказал Лемех.
– Тогда распишитесь. – Минковский протянул листок бумаги.
Глава 40
– Со вторым кристаллом тоже покончено, – сообщил Хэвисайд, наблюдая за клопом, который снова повис на нити, разорванной пополам. – Вы засекли, сколько продержался второй блок?
– Почти двести микросекунд, – сказал Эгль, посмотрев на таймер. – Теперь ясно, почему Кирога получил отставку. Не свалился бы Лемех с партизанской кобылы. Лесные тропинки не предназначены для академических прогулок.
– Непонятно, откуда взялся Минковский, – заметил англичанин. – Да еще в образе белорусского партизана. Я не включал его имя в кастинг.
– Возможно, Лемех уже научился использовать данные для прикрытия, – сказал Эгль. – Вы заметили, как ловко он прятался за спиной Кироги?
– Еще бы! Майор Клейн так таращился на темнокожего таксиста, что даже не глянул на заднее сиденье. Следует признать, что образ Кироги – хорошая находка. Клейн является самым авторитетным сторонником теории Эйнштейна. С его информационным весом он мог бы прихлопнуть такси, как муху. Смотрите, клоп возвращается! Он уже на радиальной нити, бежит в центральный процессор. Прошу приготовиться к отсчету времени.
– Как вы думаете, – спросил исландец, наблюдая за Лемехом, который трясся верхом на лошади, пробираясь по лесной дороге вслед за Минковским. – Какой ответный ход придумает Баг Мэк?
– Судя по обстановке, применит то, что делали нацисты против партизан. Артобстрел или авианалет.
– В любом случае профессору придется несладко. – Эгль нацелился на таймер. – Смотрите, ирейзер уже в центре. Держитесь, сейчас начнется!
Глава 41
– Я всегда говорил Элберту, что его самомнение к хорошему не приведет, – горячился Минковский, бегая по некрашеному полу в крохотном охотничьем домике. – Я еще могу понять, когда инерцию приравнивают к гравитации, чтобы решить узкую задачу. Но применять в масштабах космоса этот прием, лишенный физического смысла? Это все равно, что попытаться запихнуть Вселенную в баночку из-под бриолина. К сожалению, блеск римановской геометрии ослепил Элберта. Он забыл, что существуют принципы сохранения, через которые нельзя переступать. Мой друг Пуанкаре прекрасно понимал это, хотя его признавали больше как математика.
– Пуанкаре был французом, – заметил Лемех. – Не забывайте, что в Европе в это время шла война. Германия воевала с Францией, Англией, Россией. В общем, почти со всеми. Немецкие ученые встали на сторону своих авторитетов. И первым из них был, конечно, профессор Клейн.
– А Шредингер? – возразил Минковский. – Помните его работу по гравитационному излучению? Он доказал, что энергия исчезает, если удалиться от данной точки. Элберт знал о статье Шредингера и должен был прислушаться к его мнению.
– Мог бы, – согласился Лемех. – Но не стал. Во-первых, Шредингер все-таки был австрийцем, а не немцем. Во-вторых, Клейн, спасая теорию, ввел дополнительный член. Ни он, ни Элберт не заметили, что этот член просто равен нулю. Прибавьте нуль к нулю и получите снова нуль. На Клейна смог бы повлиять только Гильберт. Кстати, это Гильберт предложил использовать метод Римана в теории гравитации. Но Гильберт тоже был математиком, и от его тонких рассуждений по поводу нарушения сохранения энергии молодые немецкие физики просто отмахнулись.
– Странно вы как-то рассуждаете, – заметил Минковский. – Я всегда полагал, что наука не имеет национальности.
– И это говорите вы? – усмехнулся Лемех. – Там вы известны как великий немецкий ученый, автор теории пространства-времени. Здесь вас объявляют в розыск, как опасного белорусского партизана. Причем розыск ведет немец Клейн, один из сторонников теории Элберта. Как вы объясняете этот парадокс?
– Никакого парадокса нет, – Минковский устало опустился на скамейку. – Ведь я родом из Белоруссии. У моих родителей был дом в селе Алексоты. После сельской школы я учился в Кенигсбергском университете, окончил с отличием. Преподавал физику в Бонне, потом в Цюрихе. В общем, обычная история. Иоффе, например, работал в Мюнхенском университете. Только он вернулся в Россию, а я нет.
– Иоффе? – спросил Лемех. – Абрам Федорович?
– Он самый, – кивнул Минковский. – Основатель русской физической школы. Он работал в лаборатории Рентгена, а я преподавал физику. В том числе и студенту Элберту. Видно, плохо преподавал. Послушайте, Лемех, у нас осталось мало времени. Я хочу сказать самое главное. Вы должны понять, что теорий гравитации может быть много. Но мир, в котором мы живем, один. Жизнь не так проста, как кажется. На деле она еще проще. Не надо ее усложнять. Выберите из всех принципов самый простой и стройте новую теорию.
– Принцип сохранения энергии?
– Вы меня поняли, – улыбнулся седой ветеран и погладил свои огромные усы. Он откинул в сторону лежавший на полу коврик и поднял крышку люка. Из подвала пахнуло сыростью.
В небе послышался мощный рокот, от которого в избушке задребезжали стекла. Лемех выглянул в окно и увидел, что в воздухе появились два тяжелых боевых вертолета, которые развернулись над поляной и двинулись в атаку на одинокий охотничий домик.
– Вам пора, – подтолкнул его Минковский. – Сейчас будет авианалет. Вот карандаш. Распишитесь на крышке люка. Отлично!
– Как же вы? – спросил Лемех, спускаясь по скользким ступенькам. – Давайте со мной. Зачем вам оставаться под бомбежкой?
– Обо мне не беспокойтесь, – уверенно сказал партизан и захлопнул тяжелую крышку. Лемех очутился в полной темноте.