Глава двадцать шестая
- Я заканчиваю это дело, - сказал, смущенно улыбаясь, следователь Лисовский, ручку он держал вертикально, будто собирался ставить на лист бумаги одни лишь твердые точки, в глаза Жанне Романовне не смотрел, это ему было не нужно, точнее, он просто стеснялся, ему казалось, что в борьбе взглядов с Синицыной он постоянно терпел поражение, зачем же самому подставляться, когда все ясно и разложено по полочкам, осталось только поставить точки над i и предъявить обвинение. Или не предъявить. Можно и не предъявлять, вот в чем проблема. Решать ему - и сейчас он, наконец, сообразит…
- Я заканчиваю, - повторил он. - И у меня к вам последний вопрос. Я хотел бы, чтобы вы ответили точно и коротко, хорошо?
- Хорошо, - сказала Жанна. Она не пригласила следователя в гостиную, провела его в кухню и сесть тоже не предложила, он уселся сам. Лисовский чувствовал себя в квартире Эдика, как дома, и Жанну это раздражало; правда, муж убедил ее, что со следователем нужно вести себя откровенно и не скрывать ни одной мелочи, потому что…
Почему - она, честно говоря, не поняла; в последнее время, после того, как Эдик умер, она вообще стала плохо его понимать, а когда в ее жизни появился Володя, Эдик и вовсе перестал быть для нее светом в окошке - нет, если быть совершенно откровенной, то именно светом в окошке он и стал, всего лишь огоньком, на который она летела, когда ей становилось плохо в этом мире. Раньше Эдик был для нее всем, но тогда он был жив и подавлял ее сущность, в том числе и женскую, до которой, как ей иногда казалось, ему, вообще-то, не было никакого дела.
- Вопрос вот какой, - сказал Лисовский, подняв взгляд и посмотрев Жанне в глаза - установил контакт, теперь, если не поддаваться ее гипнотическому обаянию, он все-таки сумеет отличить ложь от правды. - Веревка, на которой повесился ваш муж… Извините, понимаю, что вам неприятно, но я должен… Этот моток вы приобрели в хозяйственном магазине напротив вашего дома ровно за сутки до… э-э… трагедии. Верно?
- Если вы спрашиваете… - Жанна и сама только что вспомнила: да, заходила в магазин, длинный и узкий, очень неприятный во всех отношениях, потому что там был постоянный полумрак, и в торговых залах покупатели терлись друг о друга боками, особенно когда было много народа, и, может быть, именно из-за тесноты продавцы тоже не отличались вежливостью. Веревку ей продала Соня, толстуха лет пятидесяти, мрачная, как Достоевский на известной картине, Жанна еще спросила, нет ли какого-нибудь пакета, ей не хотелось нести моток в руке, а сумки с собой она не захватила, так уж получилось, вышла из дома, перешла улицу… "Нет ничего, - буркнула Соня, отталкивая от себя веревку на противоположный конец прилавка. - Так донесете. Не белье, чай, вешать".
Почему она так сказала? Что имела в виду? Не могла ведь Сонька предвидеть, что произойдет на следующий день. Не могла, конечно, Жанне и самой это в голову прийти не могло, ничто не указывало на трагедию.
Почему она купила веревку и понесла домой, к Эдику?
- Вы что-то сказали? - переспросила Жанна.
- Я спрашиваю, - терпеливо повторил следователь, - для чего вы купили веревку?
- Какую веревку? - Жанна опустила взгляд, Эдик не хотел, чтобы она говорила о веревке, ему это было неприятно, и, к тому же, откуда следователь мог знать, что моток принесла в дом именно она? Его ведь при этом не было? - Не понимаю, о чем вы говорите.
- Жанна Романовна, мы договорились, что вы коротко и честно ответите на вопрос, и я поставлю точку в этом деле. Если хотите подробности… Меня заинтересовало, почему у вашего… у Ресовцева оказался непочатый моток веревки, который он использовал для… Там даже бирка упаковщика осталась, она упала на пол, когда он разматывал моток, наши эксперты эту бумажку нашли и приобщили… А дальше просто, сами понимаете. Рядом с домом, где жил Ресовцев, хозяйственных магазинов нет, рядом с его институтом есть, но там Ресовцева никто не видел, а если видели, то не запомнили. Напротив вашего дома расположен хозяйственный магазин, и я спросил там… Продавщица Примакова Софья Игоревна вас прекрасно запомнила, Жанна Романовна. Она - по ее словам - ненавидит такой тип женщин…
- Это каких? - ошеломленно спросила Жанна.
- Самостоятельных, уверенных в себе, внутренне талантливых, в общем, самодостаточных.
- Она так вам и сказала?
- Нет, конечно. Боюсь, Примакова таких слов не знает, но смысл выразила вполне отчетливо. Вы купили у нее моток веревки в одиннадцать часов семнадцать минут шестнадцатого числа, то есть за сутки до трагедии…
- А такая точность откуда?
- По копии чека, Жанна Романовна, в кассовом аппарате сохраняются копии, вы должны знать, сами в этой области работаете, верно?
- Допустим, - сказала Жанна, припоминая новые подробности. Когда она выходила из отдела - чтобы выйти на улицу, нужно было миновать секцию электротоваров, - продавщица вслед ей сказала: "По тебе эта веревка и плачет". Она обернулась, но толстая Сонька уже обслуживала другого покупателя, в сторону Жанны не смотрела. Неужели послышалось? Так явственно…
- Допустим, - повторила Жанна. - Ну и что? Я совершенно забыла… Сейчас вы напомнили, и я вспомнила. И продавщицу вспомнила, неприятная женщина, у нее, должно быть, какие-то сексуальные проблемы, она на всех мужчин смотрит взглядом голодного удава.
- Правильно! - воскликнул Лисовский. - Вы это точно определили. Но на мой вопрос все-таки не ответили: зачем вам понадобилась веревка?
- Наверно, белье вешать, - сказала Жанна. Ответ сформировался в ее сознании, но говорить вслух то, что ей сейчас подсказывал Эдик, было бессмысленно. Совершенно не нужно. И глупо, ко всему прочему. - Зачем еще нужна веревка?
- Мало ли… - протянул Лисовский. - Вы же знаете, для чего ее применил Ресовцев. А если бы веревки в доме не оказалось…
- Вот оно что! - догадалась наконец Жанна, уловив ход мысли следователя. - Значит, я специально купила этот моток, принесла, оставила на видном месте, чтобы… Откуда я могла знать, что Эдик… что он…
- Сейчас! - оживился Лисовский, ему хотелось продемонстрировать, как он хорошо поработал с уликами и показаниями. - Это я вам сейчас объясню, а вы меня поправьте, если что. Владимир Терехов был у вашего мужа в тот же вечер, провел с Ресовцевым час, они спорили и, возможно, даже произошло рукоприкладство. Во всяком случае - это я вам так, для сведения, - на запястье вашего мужа эксперты обнаружили кровоподтек, будто руку кто-то очень крепко сжал. Вряд ли он стал бы сам… А вы, Жанна Романовна, встречались с Тереховым - у меня нет сведений, происходили ли такие встречи раньше, я просто не успел еще опросить, это отнимает время… Но после гибели вашего мужа вы с Тереховым точно встречались.
- Господи, - ошарашено сказала Жанна, - вы следили за мной?
- Почему следили? Есть люди, у людей есть глаза, а мы задаем вопросы.
- Не пойму, к чему вы ведете.
- Вот к чему. Ресовцев по телефону обвинил Терехова в убийстве, а потом взял и повесился. А у Терехова в тот день книга вышла, которую написал на самом деле ваш муж. Откуда мог Терехов получить рукопись? Эксперты говорят: из компьютера Ресовцева. Ваш муж ее сам и переслал. Он был психически болен? Нет, у меня справка из поликлиники. Совершенно здоровый человек, обращался несколько раз по поводу острого респираторного заболевания… Вы улавливаете? Не мог ваш муж переслать файл Терехову, а вы могли, вы тоже - и только вы - бывали в этой квартире, в том числе в отсутствие мужа.
- Глупости, - сказала Жанна.
- А раньше вы встречались с Тереховым? - продолжал Лисовский. - Когда, собственно, вы с ним познакомились?
- После… Я позвонила ему и сказала, что он убийца.
- А раньше вы…
- Раньше я понятия не имела о существовании этого человека.
- Почему же вы решили, что он - убийца?
Жанна молчала. Это вопрос ей много раз задавал Володя, и всякий раз ее ответы немного отличались друг от друга. Что-то менялось в ней самой, в ее отношении к мужу, к Володе, к самой себе, к вещам, к миру. Слова, сказанные Эдиком год или даже три года назад вдруг приобретали неожиданное и истинное значение, но истинное - не всегда означало правильное в какой-то конкретной жизненной ситуации. Или наоборот - истинное в жизни, если судить по делам, по объективным уликам, по логике, наконец, не всегда правильно по сути, а суть не сразу становится понятной, и этот молодой следователь тоже поймет в конце концов, что он уже не тот, каким был в начале расследования, и выводы его отличаются от тех, какие он мог сделать несколько дней назад, и говорить с ним нет никакого смысла, нужно просто ждать…
Жанна молчала, изучала взглядом пуговицу на рубашке Лисовского. Пуговица почти оторвалась, держалась на честном слове, видимо, у Лисовского не было женщины, которая ему пришивала бы пуговицы. И маленькое зеленоватое пятнышко на рукаве, у манжета, скорее всего, от какого-то фрукта, от яблока, наверно, стиральная машина такие пятна не берет, а руками ему никто не стирает.
- Почему вы решили…
Ничего я не решала, - подумала Жанна, - неужели непонятно, что слова, как и все в этом мире, имеют несколько измерений? Слово обозначает то, что записано в словаре, но то же слово обладает эмоциональным смыслом, в словаре не записанным, и смыслом энергетическим, влияющим, смыслом удара, который может изменить человека. И есть еще иной смысл - как у энергии, как у движения, как у всего на свете, что мы считаем материальным и что на самом деле…
- Господи, - сказала она вслух. - Эдик, не надо так. Я повторяю за тобой, зачем…
- Что? - не понял Лисовский, и брови его изогнулись, будто два турецких ятагана, готовых отсечь голову неверному.