* * *
"Фабрика Эндивидуальных Яранг".
Утром надпись была другая. Как там бишь?.. Ах, да… "Фрикативная Эрозия Янь".
Милка стёрла буквы рукавом. Ритуал. Одни пишут - другие стирают. Всем весело. Утром она не стала стирать, дав Аське всласть повозмущаться. Сейчас вот - стёрла.
Ну и что?
Всё как всегда…
У телескопа сидел Сашка. Чак и Залька в углу возились с чем-то новеньким, выворотив прямо на пол электронные кишки и пытаясь наживую подсоединить к ним какую-то каракатицеобразную штуковину. Вернее, пыталась Залька, а Чак при ней выполнял роль приспособления для подавания нужного паяльника и нажимания на рубильник. И вид имел весьма несчастный. Увидел Милку, обрадовался, махнул рукой.
- Прифет! Я тут такое поймал!.. Феликолепный катр! Бутешь клятеть? Сал-ля на польшой экран переконит…
- Неужели цифровиком?
- Нет, конешно, ты што?! - Чак оскорблённо мигнул белёсыми ресницами. Как в ЮАР умудрился родиться такой вот белокожий голубоглазый блондин со всеми повадками горячего финского парня - оставалось тайной. Склонные к мистике воздевали пальцы в небо и говорили о карме, увлекающиеся модным материализмом твердили о генетике и рецессивных мутациях. Впрочем, у весьма небедного папочки Чака наверняка существовало на сей счёт особое мнение. Не зря же получал Чак из дома нехилую дотацию, удваивавшуюся во время каникул с условием, что проведёт он их где угодно, кроме родной Южной Африки.
А вот то, что электронную фотографию Чак презирал глубоко, искренне и со всем тем пылом, на какой был способен в силу темперамента - это не было тайной ни для кого.
- Распечатай и мне. Что поймал-то хоть?
Впрочем, можно было бы и не спрашивать. Чак не интересовался ни солнечными пятнами, ни изменениями в короне, ни туманностями, ни даже редкими ракурсами колец Сатурна.
Чак ловил тарелочки.
- Такая тарелошка!.. Просто конфетка!.. Ты пы только фитела!..
Одни тарелочки. И исключительно тарелочки.
Однажды он чуть было не влип по-крупному, опубликовав фотографии в "Энтерпрайзисе". За ним прямо на лекцию явились очень злые дяди в форме, опознав на снимках - очень, кстати, профессионально выполненных и качественных снимках, каждая деталька видна отчётливо, чуть ли не каждую гаечку пощупать можно! - одну из своих новейших и суперсекретных разработок.
Ох, и славный же был тогда скандальчик… Злые дяди погромили и размагнитили всё, что могли - чисто из вредности. Хорошо ещё, что Залька всегда делала две-три запасные базы на стороне, куда и копировала всё подряд - тоже просто так. Из вредности.
Всё как всегда…
- Как выглядит-то хоть?
- Классика! Я таше не поферил пыло…
- Где поймал?
Смешно.
Окажись он тогда на острове - был бы счастлив. Целых две тарелочки, снимай-не хочу!..
- Ф тфух шаках, у моста. Секотня тоше путу лофить…
- Не заводись. Два снаряда в одну воронку…
- Четыре. Секотня путет пятый.
- Что?..
Чак посмотрел озадаченно. Посчитал про себя, удостоверился.
- Ну та, пятый. Перфый рас ещё в июле…
В июле.
Больше месяца назад.
- И ты никому ничего не сказал?
- Я ше не снал токта, што это пофторится. И потом не пыл уферен… Я и секотня не ошень уферен…
Шиза.
Полная.
Впрочем, это же Чак.
- А почему ты думаешь, что именно сегодня?
- Так феть секотня ше пятница!
Пятница. Ну да.
Раз сегодня пятница - это же совсем другое дело!..
И, главное - обижаться на него невозможно. Это же Чак. Даже очень злые дяди в форме это в конце концов поняли, хотя и потребовалось им куда больше времени.
- Составить, что ли, тебе компанию…
Не то, чтобы очень хотелось торчать до глубокой ночи на мосту в обществе белобрысого африканера и его ненаглядной зеркалки прошлого века, но возвращаться в гудящую по случаю стипендии общагу хотелось ещё менее. Чак просиял было, но потом погас, напомнил виновато:
- Секотня ше пофторяют "Старлайн"…
И это решило дело.
Смотреть, как мужественный инопланетный красавчик мужественно мочит нехороших мальчиков, а потом мужественно покидает свою приземлённую подругу, оставляя ей на память о межпланетной дружбе и расовой совместимости хорошенького такого карапузика?..
Была халва!..
- Какой может быть "Старлайн", когда у нас под самым носом тарелки шастают?! Шпаги наголо! К бою готовсь! Даёшь облаву на инопланетных монстров! Залька, пни его, а то до утра не проснётся. Паяльник тебе и Сашка подержит, а нас труба зовёт… Чак, это твоя сумка? Вот и славненько, вот и чудненько… Всем пока! Чак, скажи всем "Пока"!
- Фсем пока…
Залька смотрела задумчиво, даже от паяльника оторвалась.
- Странная ты какая-то последнее время. Ничего рассказать не хочешь?
За дверь Милка буквально выпрыгнула.
Чак запутался было в рукавах куртки, а потом попытался надеть рюкзак незастёгнутым клапаном вниз, но Милка была настороже, и эту его попытку пресекла в зародыше.
Чак сказал спасибо, принял перевёрнутый в надлежащее положение рюкзак, запустил в него руку по локоть и радостно вывернул содержимое прямо на лестницу. После чего сказал: "Ой…"
Чак - это Чак.
Милка смотрела, как Чак сгребает обратно в рюкзак какие-то коробочки, баночки, кассеты, ручки, бумажки, календарики и прочую, совсем уже неопознаваемую и изрядно потёртую дрянь. Помогать ему бесполезно - начнёт смущаться и торопиться, и опять всё уронит, проверено. Пусть лучше сам…
- Фот! Я ше помню, што они кте-то… смотри, я тепе покасать хотел…
Это были пробники - не больше кредитной карточки, чёрно-белые, неоформленные. Как всегда, отменного качества. Чак даже пробники делал так, что их в любой редакции брали без звука. Толстенькая такая стопочка - успел нащёлкать, однако, шустрый мальчик.
Они напоминали игральные карты. Милка перетасовала стопку. Потом - ещё раз, уже медленнее.
Царапнула ногтем глянец.
- Прафта, хорошенький?
Ага.
Конечно.
Хорошенький.
И, что характерно, очень узнаваемый.
Классический такой, серебристенький, словно из двух тарелочек склеенный.
* * *
- Перфый рас я слутшайно уфиттел. Не снал ешщё. Хорошо, што я пес аппарата не выхошу, прифышка. Фот и снял. Фот эта фотка, фитишь? На сатнем плане - рекламный щит, ехо потом упрали. Я каштый тень потом прихотил, ф расное фремя. На фсякий слутшай. Осопо не натеялся, но фсё-таки штал. И тоштался! Ф пятнитсу, снофа, ф то ше фремя, минута ф минуту. Фот эти, фитишь? Стесь уше нет рекламноко шщита, ф срету упрали… а фот эти - ешще тшерес нетелю. Токта я потумал, што, наферное, она только по пятнитсам прилетает, и перестал тешурить в трухие тни. А это - на прошлой нетеле, фитишь, листья потшти тшёрные? Это потому, што они уше красные! На плёнке так фсехта, отшень красифо, прафта?..
Они сидели под самым мостом, на тяговой балке у одной из опор. В месте крепления балка шла почти горизонтально, и Милка давно облюбовала это местечко. Во всяком случае, две крашеные зелёной масляной краской широкие доски были сюда притащены и аккуратно уложены поверх железобетонной и не очень-то полезной для долгого сидения балки именно ею. Как и несколько обтянутых упаковочным пенопропиленом кирпичей, из которых получились отличные подлокотники.
Балка была компромиссом.
Тарелка всегда возникала в одном и том же месте, выныривая из-под моста, над самой водой. Последний раз Чак пытался проследить её с другой стороны, до того, как она окажется под мостом. Он поставил камеру на автоматический режим съёмки - по одному кадру каждые две секунды.
И получил триста отличных снимков сосен на противоположном берегу Енисея. Самое обидное, даже слегка прозевал - тарелка, как ни в чём не бывало, снова вынырнула с другой стороны моста и полетела себе вниз по течению. Он и заснять-то успел только потому, что двигалась она очень медленно.
Исчезала тарелка тоже всегда в одном и том же месте - в полукилометре ниже по течению. Там когда-то была стройплощадка, до сих пор напоминающая о себе грудами строительного мусора и штабелем железобетонных плит. Милка настаивала на том, чтобы обосноваться на плитах. Чак вообще не собирался покидать моста.
Сошлись на золотой середине.
И вот теперь сидели на балке. Давно сидели - Чак всегда приходил заранее.
Время от времени наверху проносились машины. В сторону пригорода - чаще. Оно и понятно, вечер пятницы, заморозков на выходные не обещано, вот люди и стараются урвать последние теплые денёчки. Легковушки лишь шелестели. Иногда проезжали тяжёлые многотонники, гудя мотором на низких частотах, и тогда опоры моста отзывались вибрацией - если прижаться спиной, мелкая дрожь пройдёт по всему позвоночнику, до самых кончиков пальцев, словно от низкочастотного электрического разряда.
Милка любила это место за тишину и отстранённость, приглушённые звуки пролетающих над головой машин и странное состояние отгороженности. Ей повезло - она обнаружила его в тот день, когда вернулась в город, обожжённая и выжатая до звенящей прокалённой сухости. Она бы наверняка сорвалась тогда и натворила бы какой-нибудь фигни. Человек делает массу глупостей, если некуда ему сбежать.
Но посидев до вечера под мостом и основательно промёрзнув, делать глупости она расхотела.
- Скоро уше. Фосемь минут осталось. Ты потершишь фспышку? Я хотшу её саснять в покофом осфешщении.