Заниматься туалетом не пришлось. Сняв рубашку, Папа увидел на себе чистые белые гольфики с помпончиками и выглаженный матросский костюмчик. Тут же Папа с болью обнаружил, что вместо привезенной Брыкиным из Рима оправы из карманчика торчат маленькие очки-велосипед с гнутыми дужками.
- Можешь повернуться, - дрогнувшим голосом сказал Папа.
- А почему ты лысый? - ехидно спросил Сын и после неловкой паузы добавил: - Папа.
- Видишь ли… - медленно начал Папа. - Когда я был таким маленьким, как ты, это считалось полезным и гигиеничным, и поэтому мои родители…
- Вшей, что ли, боялись?
- Да кто их знает… Помню, сказали: "Так надо" - и обрили.
Оба рассмеялись.
- Что делать-то будем? - спросил Сын. - Скоро мама придет.
Раздался звонок в дверь.
- Ой, - сказал Папа и полез под кровать.
Но это была не мама, а почтальон.
- Родители дома?
- Папа! - крикнул Сын. Потом сокрушенно добавил: - Да какой это папа…
- Что, уже под градусом? - сочувственно спросил почтальон, и, не дожидаясь ответа, вздохнул и отдал Сыну телеграмму: "Приезд Марика отменяется связи свинкой крепко обнимаю целую ждем гости - Анюта".
Анюта - была мамина родная сестра из Комсомольска-на-Амуре. Сын никогда не видел ни тети, ни своего двоюродного брата. Не видели его и родители.
- Папа! - радостно закричал Сын. - Вылазь! Ты теперь Марик!
Пока Папа вникал в телеграмму, замок щелкнул, и вошла Мама.
- Что-то ты сегодня слишком рано, - подозрительно протянул Папа и осекся.
- Марик? - растерянно спросила Мама. - Ты уже приехал! А мы тебя ждали только завтра…
Мама наклонилась поцеловать Марика в щеку, но тот механически повернул голову и привычно поцеловал Маму в губы. Сын хихикнул. Мама покраснела, Папа вздохнул.
- Дети! - неестественно бодро сказала Мама. - Сейчас мы будем обедать… А папы что, уже нет? - крикнула она из кухни.
- Да, - сказал Сын многозначительно, - уже нет.
- Ты хоть застал дядю, Марик?
- Врасплох, - съязвил было Папа, но спохватился. - В высшей степени приятный человек.
- Ты так считаешь? - удивленно спросила Мама.
- А ты нет?
Мама смутилась и молча разлила кашу по тарелкам.
- Как Анюта? - неуверенно спросила она.
До сих пор Папа не интересовался мамиными родственниками. Он, конечно, знал, что на Дальнем Востоке у Мамы есть сестра и даже видел ее однажды, но это было давно.
- Потолстела, я полагаю, - раздраженно ответил он.
- Так о маме нельзя говорить, - строго сказал Сын.
- Дети, - сказала Мама, - почему вы не кушаете? Марик, а как Соня?
Кто такая Соня, Папа не знал. Поэтому он откусил большой кусок хлеба, долго жевал, но так ничего и не придумав, угрюмо выдавил:
- Потолстела.
- А ты почему такой худой? - улыбнулась Мама.
- В семье не без урода, - буркнул Папа.
- Узнаю Анюту, - рассмеялась Мама. - Представляю, как она расстраивается из-за того, что ты плохо ешь.
Папа покосился на Сына:
- Я никогда не расстраиваю маму, - с расстановкой произнес он. - Съедаю все, что на тарелке. Просто у меня такой обмен веществ.
- Это у тебя от глистов, - парировал Сын.
- Почему ты так говоришь? - заволновалась Мама.
- Опять врешь! - возмутился Папа. - Пойди встань в угол!
- Правильно! - Мама облегченно вздохнула. - Не смей дразнить братика! Иди в угол. А тебе, Марик, еще добавки.
Добавка оказалась больше порции. Папа лениво проглотил пару ложек, сыто отвалился от стола и встретил взгляд Сына. Дверца в ловушку захлопнулась. Глаза Сына светились любопытством и мстительной радостью. Мама безмятежно улыбалась.
- Я не могу предаваться чревоугодию, когда брат мой стоит в углу! - голос Папы прозвучал торжественно, но обеспокоенно.
- Кушай, кушай, братик! - протянул Сын. - Раньше мог и теперь сможешь. Знаешь, как мой папа говорит: "Не можешь - научим, не хочешь заставим".
Папа отпихнул тарелку и рванулся из-за стола. Большая тяжелая рука опустилась на его плечо, и Папа плюхнулся обратно. Покосившись на влажную цепкую лапу, он тоскливо вспомнил маленькие изящные ручки жены.
- Ну давай, еще одну ложечку за маму… - с каждым словом его голову все ниже пригибали к тарелке.
- И ложечку за папу! - радостно взвыл Сын.
Перед Папиными глазами расстилалось море молочной каши. Иногда по нему пробегала рябь. То здесь, то там возникали и исчезали острова. Сладковатая каша стояла уже в пищеводе.
- Я сейчас вырву, - предупредил Папа.
- Только попробуй! - возмутилась Мама. - Лучше давай еще ложечку за тетю Соню.
- Плевал я на твою тетю Соню! - в знакомой роли Папа сразу почувствовал себя увереннее. - Пусть эта корова сама ест за себя! Еще и ешь за нее! Мне все эти родственнички уже вон где… Пошли отсюда! - бросил он Сыну…
* * *
Народу во дворе прибавилось. Петя, проклиная отглаженные брючки, тоскливо наблюдал за катавшимися с горки Наташкой и Фердинандом.
- Ну хватит, - ныл он каждый раз. - Ну пошли на качели!
- Наташка! - крикнул Сын. - Ко мне двоюродный брат с Амура приехал!
- Ах какой амурчик! - сказала Наташка и, подтянув великоватые джинсы, полезла на горку. Папа смутился. Он только сейчас заметил, какая Наташка красивая.
- Эй, Амурчик, ты хоть в футбол играешь? - крикнул с горки Фердинанд. - Какая у вас там футбольная команда?
- "Амурские волны", - нашелся Папа.
- Дохлая команда, - небрежно сказал Фердинанд. - Плохо взаимодействуют игроки разных линий. Не хватает умения завершить атаку.
Папа задумчиво погладил голову, Фердинанд, копируя его жест, погладил футбольный мяч и продолжил:
- Оставляет желать лучшего морально-волевая подготовка игроков.
Все с уважением посмотрели на Фердинанда.
- Ты о каждой команде так говоришь, - обронила сверху Наташка и съехала вниз.
- Дура, иди поиграй в куклы.
- А я Петя, - аккуратно обойдя лужу, подошел Петя Смирнов. - А у вас что, занятия уже закончились?
- Завтра Амурчик пойдет со мной в школу! - захлебываясь от восторга, сообщил всем Сын.
- Не говори глупости, - нервно дернулся Папа. - Я в эту школу не записан.
- Не бойся, - сказала Наташка. - Я за тебя попрошу.
- Мама договорится, - уверенно произнес Сын. - Пошли скатимся.
Но на горке уже катался Стрельчихин Младенец.
- Куда лезете?! - закричала Стрельчиха, вставая со скамейки. - Не видите, что ребенок катается? Катайся, катайся, ягодка, не бойся.
- Пошли, - сказала Наташка, - ну ее.
- Подожди, - в глазах Фердинанда блеснул огонек. - Ты ее боишься? - спросил он Папу.
- Еще чего, - возмутился Папа. Наташка с интересом посмотрела на него. - Я Амур переплываю, - неизвестно зачем добавил Папа под ее взглядом.
- Тогда скатись. Слабо?
Папа усмехнулся и шагнул к горке. Стрельчиха кинулась ему наперерез.
- Ты куда? Не слышал, что сказала? Я тебе сейчас!
- Не имеете права, - холодно сказал Папа. - Горка общественная. Отойдите.
- Право? - побагровела Стрельчиха. - Какое право? Вот тебе право!
Висеть на одном ухе, чуть касаясь носочками земли, было не только непривычно, но и очень больно. И Папа жалобно кричал:
- Пустите! Пустите! Вы не имеете права, это насилие!
- Стерва, - через несколько секунд тоскливо сообщил Папа.
Стрельчиха раскрыла рот и разжала пальцы одновременно.
Обретя почву под ногами, Папа отскочил на безопасное расстояние и с достоинством произнес:
- Сейчас я вынужден убежать, но я вернусь и вместе со мной придет закон!
Стрельчиха и Папа рванулись одновременно.
- Куда, мерзавец? - задыхалась Стрельчиха.
- В юридическую консультацию! - кричал Папа, повизгивая, - Mелкое хулиганство, статья 206, часть первая…
- Ах, собака! - восторженно сказала Стрельчиха и остановилась.
- Сушите сухари, грузите апельсины бочками, волчица ты, тебя я презираю! - гордо прокричал Папа и исчез в подворотне.
Остаток дня компания провела очень приятно - Папа завоевывал авторитет: не жалея командировочных, покупал на каждом углу мороженое, а Наташке преподнес губную помаду. Этой помадой Фердинанд сделал надпись на двери Стрельчихи. Но конец получился скомканным - проходили мимо "Пирожковой", и распоясавшаяся компания хором, в котором отчетливо прослушивался голос собственного Сына, стала орать: "Лысая башка - дай пирожка" - и орала минут десять, а Папа деланно улыбался, сжимая кулачки в карманах, но пирожки всем все-таки купил.