- Послушайте, профессор. Даже ваше звание и ваше положение не дают вам никакого права указывать мне, когда, где, кому и что могу я или не могу говорить. Наука не постоялый двор, а научные работники не послушные мулы. Разрешите мне иметь по всем пунктам свое собственное мнение и высказывать его при обстоятельствах, которые больше всего устраивают меня, а не вас.
Взбешенный, я покинул кабинет и вернулся в лабораторию. Я подошел к рабочему столу Галины и громко, чтобы все слышали, спросил:
- Чем вы сейчас занимаетесь?
Она встала и протянула мне листы бумаги.
- Вот, новый алгоритм эмоциональной динамики человека. Разработка профессора Касьянова…
Я вырвал из ее рук бумагу и пробежал глазами аккуратные строчки.
- Бросьте заниматься чепухой! Не для того мы здесь работаем, чтобы проверять сомнительные идеи…
- Я ему сказала то же самое… - сказала Галина.
- Вы?
- Да. Когда он объяснил мне содержание работы, я сказала, что он несет чепуху.
- Вы сказали Касьянову, что он несет чепуху? - воскликнул я.
Она удивилась.
- А что же здесь такого? У меня с вами одна и та же точка зрения…
"Так вот почему взбеленился старик!"
Несколько минут я стоял в нерешительности. Мне показалось, что за моей спиной хихикнули. Я обернулся и увидел, что дипломники серьезно и сосредоточенно возились у своих схем и приборов.
- Ладно, Галя, - сказал я, немного успокоившись. - Продолжайте работу. Неладно все получилось. А вообще… Я бы вам не советовал разговаривать с профессором Касьяновым в таком духе…
Она едва заметно улыбнулась.
- Вот еще один элемент, который он не предусмотрел в своем алгоритме…
- Какой?
- Способность человека к компромиссам со своей совестью.
Я так и сел. На этот раз дипломники действительно прыснули от смеха. Мне ничего не оставалось делать, как поспешно покинуть лабораторию. До конца рабочего дня я просидел в библиотеке.
Мне было стыдно за себя. Как она меня поддела! Компромисс со своей совестью? Больше того, со своими убеждениями! Чушь какая-то. Нужно во что бы то ни стало объясниться с Галиной. Она может подумать, что я совершенно беспринципный человек…
Я вышел в институтский двор и вдруг увидел Галину. В обществе обоих дипломников она шла к новому флигелю, справа от главного здания. Сердце у меня сжалось. Она шла медленно, опустив голову, а дипломники что-то убежденно говорили ей, размахивая руками.
- Галя! - крикнул я.
Все трое оглянулись. Вдруг один из парней схватил Галину за руку и почти бегом повлек ее прочь. Они скрылись в подъезде нового флигеля, и второй лаборант плотно закрыл за собой дверь. Несколько минут я стоял, как вкопанный. Первым моим движением было бежать за ними. Но я сдержался. В конечном счете Галина молода и свободна, и ей самой решать, с кем встречаться.
Целый вечер я просидел на скамейке в парке, на берегу реки, наслаждаясь гнетущей болезненной тоской. "Так тебе и надо, так тебе и надо, старый дурак", - время от времени шептал я себе.
4
После этого случая я несколько дней подряд был подчеркнуто сух со всеми сотрудниками лаборатории, особенно с Галиной. Иногда я делал ей резкие замечания, и, когда она укоризненно и удивленно смотрела на меня, я отводил взгляд в сторону. Но больше всего от меня доставалось дипломникам. По нескольку раз я заставлял их переделывать матрицы памяти, перепаивать схемы, по-новому решать монтажи. Угрюмо и беспрекословно они выполняли все мои распоряжения. С профессором Касьяновым я держался официально и сдержанно. Старик, наверное, понял, что я обижен, и однажды, задержав мою руку в своей, промолвил:
- Да полноте же, Виктор! Я уже все забыл, а вы дуетесь. Забегайте ко мне после работы, я приготовил против вас такой аргументик, что вы просто ахнете! Кстати, как ребята справляются с новыми типом вероятностной памяти? Как идет у них работа?
- Медленно, - угрюмо ответил я. - Мало того, что мы получили не очень качественные радиокомпоненты. Из сотни туннельных диодов добрую половину нужно отсеивать…
- Я вас очень прошу проследить за тем, чтобы этот блок ребята сделали как следует. От него зависит очень многое. Так зайдете после работы?
Но к Касьянову после работы я Не пошел, и вот почему. Когда сотрудники разошлись и в лаборатории воцарилась полная тишина, я вдруг почувствовал, что я не один. Мне даже стало немного жутко. Я огляделся и в самом дальнем углу, за шкафом с химической посудой, за маленьким столиком увидел Галину. Я поспешно подошел к ней.
Она сидела, уронив голову на руки, и тихонько плакала.
- Галя, что с вами? - спросил я, трогая ее за плечо. Она вскочила и отшатнулась.
- Не подходите ко мне, не трогайте меня, - прошептала она.
- Хорошо, хорошо. Но объясните, почему вы плачете? Кто вас обидел?
- Вы.
- Я?
- Да, вы. Я была на вашей стороне. Я защищала ваши убеждения, как могла… А вы на меня накричали… И теперь ваше отношение ко мне стало таким странным… Мне тяжело… Очень тяжело…
Удивительна душа человека! Она призналась, что ей тяжело, и мне сразу стало очень легко. Как тут не вспомнить Лермонтова: "Мне грустно оттого, что весело тебе…"
Я ласково засмеялся.
- Не принимайте все так близко к сердцу.
Она вдруг заговорила взволнованно и убежденно:
- Я молода и глупа. Я не знаю и тысячной доли того, что знаете вы или профессор Касьянов. Очень часто то, что я говорю, идет не от разума, а от сердца… Когда человек мало знает и еще не научился самостоятельно мыслить, он все принимает на веру. Я вам всегда так верила, так верила…
Она снова закрыла глаза руками и заплакала.
- Да полно, Галя! Не надо так… Конечно, вы молоды, но зато у вас все впереди. И знание, и самостоятельная работа, и большое чувство.
Понемногу она успокоилась. Я предложил пойти погулять, и она согласно кивнула и даже улыбнулась.
Мы пришли на ту самую скамейку над рекой. К Галине вернулось ее прежнее спокойствие, а ее глаза, как мне показалось, стали более ласковыми и добрыми. Мы поговорили о каких-то пустяках, потом замолчали. Когда зашло солнце и спустились короткие осенние сумерки, я подвинулся к ней и тихонько положил ладонь на ее руку. Рука у нее была очень маленькая и холодная. Я снял пиджак и набросил его на плечи девушки. Она не пошевельнулась.
- И это Касьянов хочет переложить на язык формул, - прошептал я.
- Не надо больше об этом, - ответила она тоже шепотом.
- Милая…
Она вдруг вся напряглась и отвела мою руку в сторону.
- Не нужно… Мы еще так мало знакомы…
- Вы знаете, почему я на вас рассердился? - спросил я.
- Знаю. Потому что вы увидели меня в обществе этих ребят, ваших дипломников. Вы ревнивы.
- Да. Вы правы. Это было глупо и гадко.
- В тот вечер они просто решили показать мне новую лабораторию. Как много в институте интересного… Особенно отдел художественного оформления.
Такой отдел действительно был создан в институте, я немало дивился этому обстоятельству, но так и не успел познакомиться с его задачами. Говоря откровенно, само его название ассоциировалось у меня с чем-то комическим и легкомысленным, и я вспоминал о нем, как о каком-то курьезе.
Когда мы поднялись со скамейки, кусты позади громко затрещали. Я вдруг увидел, как там, в полумраке метнулась неясная тень. Опять дипломники? Ну что за наглецы…
- Неслыханная дерзость, - прошептал я.
В ответ Галина странно засмеялась. Домой проводить себя она не разрешила.
5
С Касьяновым мы снова встретились только через неделю, когда лаборатория окончила напряженную работу по изготовлению пробного образца микроминиатюрной вероятностной памяти нового типа. Касьянов, положив руку на небольшой хлорвиниловый блок, включающий в себя миллионы искусственных нейронов, улыбнулся и сказал:
- Ну, теперь можно немножко снять напряжение. Вы, ребята, кажется, изъявили желание пойти в турпоход? - обратился он к дипломникам.
- Да.
- Неделя в вашем распоряжении. Кстати, Виктор, Галина обращалась ко мне с просьбой отпустить ее на несколько дней к матери. Как ваше мнение?
Я подумал. Мне очень этого не хотелось, но пришлось согласиться.
- Вот и хорошо. А мы останемся с вами и немножко поспорим. Я уверен, что в этом- споре возникнут новые интересные идеи для нашей последующей работы.
Я был несколько удивлен и раздосадован, когда узнал, что Галина уехала, не попрощавшись со мной. Лаборатория сразу стала для меня пустой и неуютной. Только сейчас, когда этой девушки больше не было рядом со мной, я почувствовал, как много она для меня значила… Весь день я слонялся из угла в угол, не зная, за что приняться. А затем в душе вспыхнуло решение, то самое решение, которое рано или поздно приходится принимать каждому человеку, для которого другой человек перестает быть безразличным.
"Вот приедет, и все решится".
От этой мысли мне сразу стало легко, и в веселом и бодром настроении я отправился в кабинет профессора Касьянова, чтобы вступить с ним в спор. О, теперь у меня были тысячи аргументов. Теперь я сам был главным аргументом против профессора!
- Сядем? - как всегда с хитроватой усмешкой предложил Касьянов.
- Сядем. - ответил я.
- Прежде чем спорить, я хочу задать вам вопрос, который мне было не очень удобно задавать при дипломниках. Вы проверили качество монтажа новой памяти?
- Да.
- Радиокомпоненты только высшего класса?
- Вы сами знаете, как нужно отвечать на этот вопрос, профессор. С высокой степенью вероятности, да.