- Однако, - потер Михаил тыльной стороной ладони вспотевший лоб, - мы на наши исходные данные забыли наложить ограничение: газовый-то состав атмосферы стабилен. - Зуд во мне разрастался, я ничего не мог поделать с собой. Ну, ну, сейчас ты сам себя высечешь… - Да. Тупик, - вдруг согласился (со мной?!) Михаил. - Попробуем сформулировать исходные данные вновь: двухканальная регуляция, постоянство газового состава в нормальных условиях, экстремум в виде углекислой атмосферы, разрыв обратной связи - от животных к растениям… Да, в этом случае в эксперименте мы должны получить патологию в виде неуправляемой вспышки клеточного деления.
Я даже подался вперед - к Михаилу: вспышки?!. Не знаю, что у меня было в этот момент написано на физиономии, да он, к счастью, занятый своей логикой, на меня и не смотрел, но в душе… Если бы кто-нибудь мне сказал, что есть на свете человек, который чисто умозрительно, просто так даст ответ на головоломную задачу; над решением которой коллектив научных сотрудников бился более двух лет… У Таи, когда у нее отличное настроение, есть такая поговорка: "Смех на палочке". Вот именно: смех на палочке… Уже один только вывод о том, что микроводоросли, эти крошечные зеленые шарики, едва различимые под микроскопом - ядрышко хлорофилла, немного клеточной массы и целлюлозная оболочка, - "опекают" высших животных, оберегают их жизнь… Пусть это метафора, но как иначе назовешь ту пластичность атмосферы гермокамеры, которую мы, не веря своим глазам, наблюдали по меньшей мере в четырех с половиной тысячах часов эксперимента, - днем полтора процента углекислого газа, а ночью - ноль-семь?.. И без всякого нажима со стороны - мы ведь даже не прикасались к газовым магистралям для выравнивания состава атмосферы!.. Сколько было дебатов, сколько было высказано гипотез… И никто ни разу, я отлично помню - сам месяцами ломал голову над этим феноменом, над этим поразительным явлением симбиоза, воистину величайшего союза флоры и фауны, растений и животных, - никто не дал правильного ответа на вопрос о том, а что будет, если разорвать эту самую обратную связь - от животного к растению… Больше того, когда мы чисто случайно (нужно было проверить работу культиватора с хлореллой при, так сказать, чистых условиях - без испытателя с его метаболитами), заменив человека в гермокамере специальной газовой маской, имитировавшей дыхание испытателя, получили этот самый загадочный эффект эйфории хлореллы - совершенно необузданный процесс спонтанного деления клеточного материала… Растерялись даже. И никому в голову не пришло, что так и должно быть. А тут на тебе: пять минут размышлений и вывод: "Мы должны получить патологию в виде неуправляемой вспышки клеточного деления". И ведь мы нигде ни единым словом не обмолвились - ни в докладах, ни тем более в статьях - об этой самой эйфории хлореллы…
- А если так… - опять задумался Михаил, по-прежнему словно не обращая на меня ни малейшего внимания. - Если это так, то из этого вытекают по крайней мере два важных следствия: во-первых, механизм регуляции состава атмосферы Земли имеет некоторый запас, очевидно, по каждому из ее компонентов, в том числе и по углекислому газу. Да, об этом ведь и писал профессор Скорик предупреждал, что если не будут приняты меры, зеленая часть биосферы со временем отравится газовыми выделениями цивилизации - выхлопными газами автомобилей, электростанций и всем остальным…
Я чувствовал себя чуть ли не обворованным - мерзкие состояние: два года работы, бессонные ночи… А какой был ужас, когда мы увидели, что хлорелла в культиваторе начинает менять свой цвет! Обычно хлорелла, когда "живет" с испытателем, в сутки вырабатывает около полукилограмма биомассы. Это норма. А тут, без человека, чуть до килограмма дело не доходило! Механизм отбора излишка биомассы, отрегулированный на эти самые пятьсот шестьдесят граммов, явно не справлялся, и культиватор буквально на наших глазах начал темнеть. Да и сама хлорелла, обычно мягкозеленая, вдруг стала стремительно приобретать какой-то ядовитозеленый, изумрудный оттенок. Но главное было в другом: кривые газоанализаторов - все до единого - четко регистрировали падение концентрации кислорода: за трое-четверо суток с двадцати одного процента до пятнадцати. Зато кривые концентрации аммиака и метана резко полезли вверх… Хлорелла будто переродилась, превратилась в какую-то раковую опухоль! И никто не понимал, что же именно с ней произошло. Помню, кто-то из стоявших возле культиватора, пораженный увиденным, сказал: "Самоубийство".
- А во-вторых, - продолжал Михаил размышлять вслух, - можно выдвинуть чрезвычайно любопытное предположение о том, что определяющим в газовом составе атмосферы, как это ни парадоксально звучит, является концентрация углекислого газа… Да, да! Не кислорода и азота, а углекислого… А это значит… - Он прошел к иллюминатору, постоял, повернулся ко мне, и я опять, совершенно неожиданно для себя, ощутил прежний нервный зуд, но теперь уже совсем иного характера: я, как мне казалось, уже знал, что он скажет сейчас… Знал. - Да, интересно… Если принять во внимание наш вывод о патологии зеленой клетки при увеличении концентрации углекислого газа… Послушай, - вспомнил он наконец обо мне. - Потрясающая картина: вся поверхность Земли, да и океан - тоже… Сплошной зеленый ковер! Сплошные джунгли! Спонтанный рост зеленой клетки… Нет, представь себе, какая дикая, совершенно не управляемая вспышка роста зелени! - (А я ее видел перед собой: ядовито-зеленая густая масса хлореллы, через которую с трудом прокачивается воздух…) - Но ведь это… - Замолчал он, пораженный… - Но ведь это… "зеленая смерть"? Да, да… Концентрация кислорода в воздухе, скорее всего, будет падать, а это…
Михаил стоял передо мной, широко расставив ноги; его широко открытые, устремленные на меня глаза были пусты и черны… Лицедейство? Нет, теперь я понимал, что это было такое - чернота в его глазах…
- Михаил, мы получили эту самую "зеленую смерть" экспериментально, в гермокамере.
Мои слова дошли до него не сразу. Чернота в глазах оттаяла, пропала.
- Что ты сказал? - впился он в меня взглядом. - Доказали экспериментально? Здесь, у себя?
- Да. Случайно. Хотели проверить работу культиватора без человека.
- И вы молчите? Это же касается всей планеты, всех людей! Почему вы не обнародовали свои результаты?
Понесло!.. Планета, человечество, биосфера…
Я пожал плечами: если говорить начистоту, мы боялись даже заикаться об этой непонятной эйфории хлореллы: где гарантия, что высокое начальство, узнав о таком непредвиденном отклонении в эксперименте, не прикроет всю нашу программу "человек - хлорелла"?
- Зачем, Миша? - попытался я найти выход из положения (не посвящать же его в нашу кухню!). - Профессор Скорик все уже опубликовал. Как ты знаешь, его книга "Симбиоз биосферы" переведена, дай бог памяти, на восемь языков. Там все написано…
- Что там написано? - подскочил он ко мне. - Что там написано, я тебя спрашиваю? Там лишь сделано предположение… Предположение, понимаешь? А вы подтвердили его экспериментом! - Он схватил меня за лацканы халата, и я тщетно пытался освободиться. Маньяк, опять понесло его "за все человечество"… - Вы же скрыли такое открытие… Это преступление перед человечеством!
- Успокойся, Миша. - Я кое-как отцепился от его рук. - Я ведь тебе объяснил, что эйфорию хлореллы мы наблюдали попутно. Наше дело - разрабатывать биологические системы жизнеобеспечения…
- Психопаты! - в бешенстве выкрикнул Михаил. - В сумасшедший дом вас надо с вашей системой. Открыли, доказали закон регуляции газового состава Земли и - молчат! Люди отравляют атмосферу, не подозревая, что сами рубят сук, на котором сидят, а эти… Психопаты! Помешались на науке - знать ничего не знаем, кроме своей темы.
Я почувствовал, что нервы мне отказывают - нашелся моралист! Как будто я не говорил Хлебникову, что надо разобраться в причинах эйфории хлореллы. А что в ответ? "Занимайся своим делом. Нам деньги и аппаратура отпущены на создание системы жизнеобеспечения корабля. Иной темы в плане отдела нет и не будет. Занимайся своим делом".
- Не кричи, пожалуйста, на меня. И вообще не кричи здесь ни на кого. Тебе с этими людьми работать - они через неделю головой будут отвечать за твою безопасность. Я не хочу, чтобы ты в них возбудил неприязнь. Это тебе понятно?
В том, что мои люди будут отвечать за его безопасность, теперь у меня были большие сомнения: такая возбудимость!.. Черта с два пройдет он психоневрологическое тестирование. Скорее всего, просто будет опекать меня самого в роли врача экипажа - это самое большее, на что можно рассчитывать. Если он, конечно, согласится работать у нас на пульте - в "команде спасателей".
Однако через две-три секунды эта уверенность - насчет барьера у психоневрологов - у меня подтаяла: Михаил вдруг остыл и опять передо мной был собранный, четкий и уверенный врач со "скорой": никакой позы, а тем более лицедейства. Совершенно другой человек!
- Послушай, Михаил… А ты уверен, что сумеешь… справиться со своими обязанностями в экипаже?
Мне надо было сформулировать более прямо - не со своими обязанностями, в его таланте врача нет никаких сомнений, а с самим собой… Не повернулся язык. И так он на меня опять поглядывает сверху вниз - с эдакой снисходительной усмешечкой.
- Ладно, - встряхнулся Михаил. - Я понял тебя: надо заниматься своим делом. Так что входит в мои обязанности?