– Ты же слышала.
– Мне надо с ним поговорить.
– Допустим, его приведут сюда связанного по рукам и ногам. Ты что, Тимура не знаешь? Он будет молчать. Я говорил с ним, и он по‑дружески меня просил… короче, он не хочет, чтобы ты во все это вмешивалась.
– Серьезно? А в тюрьму он хочет?
– Сказал, что прекрасно справится сам. И знаешь, – вздохнул Артем, – если честно, я его понимаю.
– Мужская солидарность поперла, – зло усмехнулась я.
– Ты извини, но, если честно, ты любого доконаешь. Может, скажешь, что произошло?
– Ничего.
– Ага. Поэтому он сидел в «Пирамиде» до половины третьего ночи, пил водку стаканами… Кстати, бармен утверждает, что он выпил за полтора часа две бутылки «Абсолюта» в формате 0,75, то есть полтора литра, закусывая куревом.
– Он не курит.
– Закурил. Отправляясь с убиенной, хватил стакан на дорожку. Правда, это был коньяк. Бармен такого за всю свою семнадцатилетнюю карьеру не видел, а от Тагаева просто ничего подобного не ожидал. Общеизвестно, что парень он у нас очень сдержанный и малопьющий. Так что «ничего» на правду совсем не похоже, ты уж извини.
– Вешняков, отстань, а? Без тебя тошно.
– Значит, выяснили отношения?
– Выяснили.
– Выяснили?
– Слушай, ты так говоришь, как будто это я во всем виновата.
– А кто, по‑твоему?
– Да‑а, – протянула я, отворачиваясь к окну.
– Ты его любила? Нет. Но отшивать не стала и даже охотно использовала его любовь в личных целях. Чего молчишь? Ты о чем думала, когда согласилась жить с ним?
– О здоровье. Меня тоже посещают мысли о продолжении своего рода, надо же обеспечивать Деда свежими избирателями.
– А ты никого попроще найти не могла? В городе что, в мужиках недостаток? Тебе Тагаев понадобился?
– У вас с Лялиным не допросишься…
– Ольга, Тимур мужик непростой, и характер у него не сахар. А тут ты. Нашла коса на камень. Оно бы и ничего, утряслось, да ты упорно не желаешь его любить. Я вот, честно скажу, опасался, как бы он тебя того… под горячую руку. Но так как бегала ты жива‑здорова, стало ясно, все еще хуже.
– Хуже, что бегаю?
– Хуже, что справиться с собой он не может, послать тебя к чертовой маме или в самом деле голову оторвать. Очень ему весело понимать такое. А теперь и вовсе…
– Ага, я сейчас заплачу. Так жаль беднягу. Напился до чертиков и вляпался по полной программе, как последний лох, хотя должен был знать, что Дед в ответ на его выкрутасы сложив руки сидеть не станет.
– Вот именно. И теперь ты полезешь его выручать, не потому что… справедливость будешь восстанавливать.
– А ты что хотел?
Вешняков посмотрел на меня и вздохнул.
– Я – ничего, а вот чего он хочет, понимаю прекрасно. Ты, Ольга, где‑то умная, а где‑то дура дурой. Вот если бы ты скандал устроила, «скотина ты безмозглая», – запричитал он, – «я дома валерьянку пью, а ты с какой‑то бабой», но тебе ведь по фигу, где он и с кем. Ты начнешь деловито задавать вопросы, точно следователь.
– Ты это серьезно? – нахмурилась я.
– Не лезь к нему. Это я серьезно.
– Я ему такой скандал устрою, – сквозь зубы сказала я. – Мне б его только вытащить.
– Попробуем, – вздохнул Вешняков.
– Не слышу оптимизма в голосе.
– Он сдулся. Сегодня на совещании Кириллов был весьма лаконичен: дело ясное.