Наконец после третьей или четвертой попытки удалось занять орбиту. Выключаю двигатель, жду. "Теперь глядите в оба, ребята", - говорит Воронин. А кому было глядеть? Юшков с самого начала свалился, Петренко со своей фотоаппаратурой возится, я от приборов ни на шаг отойти не могу. Воронин сам сел за локационный экран. Ладно, сделали мы так кругов двадцать, и после каждого круга он велел на полградуса менять плоскость орбиты, чтобы охватить локатором возможно большую площадь. Вот так… - Петр Васильевич описал рукой несколько замысловатых кривых, слушатели кивнули. - Да… Ну, крутимся два часа, три, четыре. Спрашиваю Воронина, что видно.
Он только рукой махнул. Ничего. Никаких следов. Как сквозь землю провалились. Очень мешало Солнце. Ты помнишь, Гришка, какое оно там? Каждый раз, когда оно выскакивало из-за горизонта, мне казалось, что мы ныряем, я хватался за стартер, и ракета подпрыгивала. И каждый раз Юшков стукался головой о мою спину. Наконец Воронин сказал, что это дело бесполезное, и приказал ложиться на обратный курс. Петренко было заныл, что ему надо произвести еще несколько снимков, и стал просить сделать еще несколько кругов…
- Петренко в своем репертуаре, - усмехнулся Гриша.
- Воронин так глянул на него, что он боком, боком назад и заполз обратно в свою каюту. Да… И пошли мы обратно.
- Значит, никакой надежды? - спросил толстый Михаил Иванович.
Петр Васильевич не ответил, поднял к губам стакан и отпил немного.
- Даже если они не разбились, - заговорил Гриша, - у них не могло быть никакой надежды, разве что на вашу помощь.
Но найти их таким образом… - Он усмехнулся и покачал голо вой. - Это только Воронину могло прийти в голову.
- У них не оставалось ни горючего, ни кислорода, - пробормотал Федор, - А если они сели еще и на освещенную сторону - Меркурий - страшное место. Самая скверная планета.
Это уже третья экспедиция, которая там погибла.
- Ее нельзя считать, - возразил Петр Васильевич. - Это была актинографическая экспедиция, и они сели на Меркурии только из-за аварии.
Все равно.
- Все равно в том смысле, что мы не скоро узнаем, что с ними случилось, ты хочешь сказать? Согласен. Как о Еськине, Кукскико, Лядове и о многих других. За их светлую память!
Все четверо подняли стаканы и молча выпили.
- Вся беда в том, - после небольшой паузы сказал Петр Васильевич, - что мы связаны малым запасом свободного хода.
Лучшие из наших ракет остаются без горючего в самый опасный момент. Вот в чем вопрос. Чего думают наши…
- Погоди, - перебил его толстяк. - Ведь ты не знаешь, два года здесь не был. Ты о "Хиусе" слыхал что-нибудь?
- О "Хиусе"? Это устройство для использования термоядерных процессов, кажется? Слыхал, конечно. А что?
- Ну, ты, брат, отстал, - заметил Гриша, улыбаясь и похлопывая его по руке. - Это же новая эра, можно сказать!
Тут Алексею Петровичу принесли салат и стопку ледяной водки. Взяв стопку, он шепотом повторил: "За их светлую память!" и залпом осушил ее. Это несколько отвлекло его от разговора. Когда он снова прислушался, то сначала ничего не понял.
Говорил толстяк, убеждающе похлопывая ладонью по столу:
- Да в том-то и дело, дорогой Петр Васильевич, что с "Хиусом эти соображения теряют всякий смысл. Здесь же совсем другое. Долго объяснять, ты лучше зайди ко мне, я тебе дам последний номерок "Космонавта", там прекрасная статейка по этому поводу.
- Здесь, Петро, не просто механическая сила отдачи, - вмешался Федор. - Здесь фотонное давление, понимаешь? Плазмовый шнур мгновенно освобождается от магнитного поля и распадается в облако…
Да знаю я эту азбуку, - раздраженно махнул рукой Петр Васильевич. - Еще в институте над ней сидел. Не пойму только, как можно полезный эффект такой штуки увеличить настолько, чтобы применять ее практически. Тем более в нашем деле…
- Господи, - воскликнул Гриша. - Да ведь он еще ничего не знает об "абсолютном отражателе"! Нет, так ты ничего не поймешь. Возьми у Михаила Ивановича журнал, там увидишь.
Толстяк поднялся и стал разливать в стаканы вино.
- Самое главное, - сказал он, - что ты вернулся цел и не вредим. Как ни говори, а этот твой рейс был ой-ой-ой! - Он сморщился и покрутил головой.
- Да еще с таким командиром, как Воронин, - добавил Гриша.
Петр Васильевич решительно поднял руку.
- Воронина ты не задевай. Он очень хороший командир, смелый, знающий. Посмотрел бы ты, какой он расчет сделал для обратного полета! Ведь мы буквально на соплях долетели, баки были пусты и сухи, как печные трубы. А он заставил на себя работать даже старуху Луну. Ни одной неточности.
- Не знаю, не знаю, - с сомнением сказал Гриша и отпил из своего стакана. - Может, это и так. Но уж очень он рисковать любит, этот твой Воронин. Помнишь историю с англичанами? Как он тогда выбрался, не понимаю.
- Ладно вам, - сказал толстяк. - В общем, я хотел сказать, что мы все рады, что ты снова дома. А вот нам с Гришей скоро в путь.
- А куда? - Петр Васильевич живо повернулся к нему.
Но в эту минуту за столиком недалеко от них раздался взрыв молодого хохота, и ответа толстяка Алексей Петрович не расслышал. Разговор этот очень заинтересовал его. Он понял, что ему удалось услышать беседу богов - настоящих, прошедших через все испытания своей профессии межпланетников, при чем как раз в такое время, когда это больше всего на свете занимало его. Молодежь приутихла, и он снова прислушался, неторопливо управляясь с борщом.
- Запасы огромные, практически неисчерпаемые, - оживленно говорил Михаил Иванович. - "Не счесть алмазов", так сказать. Уран, торий, даже, как предполагают, заурановые элементы. И все это буквально под ногами.
- Во добраться туда будет трудновато, до этих запасов, - заметил Гриша. - Вообще, все планеты с атмосферами - гадость.
Кроме Земли, конечно, - сказал Федор. - Да, трудно будет добраться до Голконды. А еще труднее…
- Еще труднее будет дотащить эти сокровища до дому. Не понимаю, - толстяк поскреб мизинцем недоуменно вздернутую бровь, - на что старик рассчитывает? Но у него есть что-то на уме, или за двадцать лет знакомства я ничего в нем не понял.
- Работа на будущее. А наше дело - вперед, к звездам. - И Гриша прочитал звонко:
Как аргонавты в старину.
Покинув отчий дом.
Поплыли мы, тирам-та-там.
За золотым руном.
Голконда… В старое доброе время мы не мечтали ни о каких таких сокровищах. Нужно было лететь и исследовать. Сколько открытий! Сколько новинок!
- Помните Каллисто? - спросил Петр Васильевич.
- Ого, помним ли мы Каллисто! - отозвался Гриша. - Аммиачный туман и всякая ползучая гадость. Мы привезли тогда полудохлого червяка длиной в три метра, и как же ликовали наши биологи! Но больше я туда, надеюсь, не вернусь. Каллисто… Зеленый мир, тьфу!
Толстяк улыбнулся и обратился к Федору:
- Поговаривают, что скоро снова направляют туда экспедицию. Полетишь?
- Нет уж, дудки. Разве что опять с Гладковым.
- А если бы с Краюхиным?
Алексей Петрович отложил ложку и замер.
- Или с Краюхиным. Старый диктатор как никто знает свое дело. Но ведь ему запрещено летать в опасные рейсы. А так - пожалуйста!
Все почему-то рассмеялись.
- Помнишь, десять… нет, одиннадцать лет тому назад?
Федор поднял руку к лохматой макушке, и все рассмеялись еще громче.
- Ну и что же, с кем не бывает, - сказал Михаил Иванович, вытирая ладонью глаза. - Но ты, я вижу, не забыл всемилостивейшей оплеухи!
- Еще бы! - проворчал тот. - Ручка у него тяжелая. Как влепил, искры из глаз, сразу в чувство привел.
- Кстати о Краюхине, - заговорил Петр Васильевич. - Ведь это, конечно, его инициатива насчет "Хиуса"?
- Разумеется. - Гриша поднял указательный палец, выпучил глаза и глухим голосом, имитируя кого-то (Алексей Петрович сразу понял - кого) пробубнил: - "Все сокровища вашей Урановой Голконды останутся там, где они есть, пока мы не научимся пользоваться фотонными двигателями". И еще: "Мощное, удобное в управлении устройство с практически неограниченным запасом хода - вот что нам нужно. Так. И пока единственный путь получить такое устройство - это взяться за "Хиус". Так".
- Так! - хором сказали все и снова засмеялись.
- И когда он войдет в строй, этот "Хиус"? - спросил Петр Васильевич.
- Уже вошел, - сказал толстяк. - Собственно, это уже второй. А первый сгорел при испытаниях.
- Жертвы?
- Ты, наверное, не знаешь. Петросян, из молодых. Хороший пилот, умница.
- А мне почему-то кажется, что наши старые ракеты еще послужат, - сказал Петр Васильевич, помолчав. - Я, конечно, плохо знаком с фотонными двигателями, но…
- Нет, Петр Васильевич, - раздался вдруг звучный веселый голос - Время старых ракет проходит!
Алексей Петрович поднял глаза, поперхнулся и закашлялся: у столика старых межпланетников стоял тот самый "пижон", с которым он разговаривал у лифта. Только теперь на его крупном красивом лице не было и тени пренебрежительного и брезгливого выражения, так покоробившего час назад Алексея Петровича. Напротив, оно светилось радостью, широкая улыбка открывала блестящие ровные зубы, глаза весело сверкали.
- Сашка, черт! - воскликнул Петр Васильевич, вскакивая с места. - Здравствуй, геолог несчастный!
Он расцеловался с "пижоном". Официантка, тоже радостно улыбаясь, придвинула к столику еще один стул, и "пижон", пожав руки остальным, уселся.
- Как рейс, Петя? - спросил он.
- Все хорошо… у нас, конечно. А Гершензон погиб со своими ребятами.
- Слыхал. Слыхал. Жалко Мишу. Да и других жалко.