- Ничего не добился. Хроноквантовый двигатель пока что - голая теоретическая идея. Феликс называет его синхронизатором времени-пространства, но все это так сложно, что… В общем, после той передачи с Сапиены началась страшная суматоха. Я пытался пробиться к Феликсу - куда там! Только по видеофону удалось поговорить.
- Какой он, Феликс Эрдман? В газетных снимках сплошные кудри какие-то и маленькое лицо, глаз почти не видно.
- Так оно и есть. Нечёсаный и самоуглублённый. Смотрит вроде бы сквозь тебя. Занятный.
- Улисс, но если все так смутно с этим… синхронизатором, то зачем ты поторопился выступить на Совете?
- И ещё буду выступать, - сказал я, отводя тяжёлую от снега еловую ветку, и снег посыпался нам на головы. - И друзей подговорю, пилотов. И твоих лингвистов. И тебя вытащу на трибуну.
- Ты можешь говорить серьёзно?
- Серьёзнее никогда не говорил. Чем больше мы будем долбить на Совете, тем лучше. Шутка ли - расшатать такую доктрину.
- И ты убеждён, что этот… синхронизатор позволит преодолеть пространство и время?
- Не знаю. Говорю же - пока голая идея.
Мы помолчали. Где-то над головой стучал дятел, я хотел разглядеть лесного работягу в снежных переплётах деревьев, но не увидел.
- Ты знаешь конструктора Борга? - спросил я, держа Андру под руку.
- Знаю, я голосовала за него.
- Ну вот. Когда я выступал, Борг посматривал на меня и усмехался. А потом сказал, что в жизни ещё не слышал такого бредового выступления. Весёлый дядя. Зачем ты за него голосовала?
- Улисс, так ты… ты хочешь лететь за пределы Системы?
- Полечу, если пошлют. Если не состарюсь к тому времени.
- На Сапиену?
- На Сапиену. Для начала.
- И можно будет вернуться обратно не сотни лет спустя, а…
- Улечу в среду, а вернусь в субботу. Может, даже в прошлую субботу.
- Опять начинаешь дразнить? - Она выдернула свою руку из моей. - Просто ты решил прославиться, потому и выступил на Совете. Чтобы все увидели по визору, что есть на свете Улисс Дружинин.
- Конечно. Мне не даёт покоя слава знаменитых футболистов прошлого века.
Мы вышли на опушку рощи. Слева глыбой сине-белого льда высился один из прекрасных корпусов Веды Гумана, справа, за невысокими заснеженными холмами, за перелесками, угадывались в дальней перспективе строения Учебного космоцентра. Перед нами был пологий спуск, изрезанный лыжнями, и ярко-красные домики лыжной базы.
- Где твой жилой корпус? - спросил я.
- Я живу не в корпусе. Мама не захотела остаться одна… и приехала сюда со мной.
- Почему ты говоришь - одна? Ведь прилетел твой отец. В сентябре я сам привёз его с Луны.
- Знаю. - Голос у Андры потускнел. - Отец уехал в Индию. Там сейчас большая работа, расчистка джунглей.
Я понял, что ей не хочется говорить о семейных делах. Однако не сидится Тому Холидэю на месте…
- Давай побежим на лыжах, - предложил я. - Давно не бегал. Провожу тебя домой.
Мы спустились по скрипучему плотному снегу к базе и стали выбирать лыжи. На открытой веранде кафе сидела за столиками, ела и пила шумная компания.
- Эй, Улисс!
От компании отделился Костя Сенаторов, старый друг, и, раскинув руки, направился ко мне. Лицо у него было красное, весёлое и какое-то шалое.
- Тысячу лет! - закричал он, сжав меня и хлопая по спине. - Ну, как ты - летаешь? Видел, видел тебя на экране. Правильно, так им и надо! Зажирели!
- Что у тебя, Костя?
- Все хорошо, замечательно! На лыжах хотите? Вон ту мазь возьми, вон, зелёная банка. Потрясающая мазь, лыжи сами идут, мягко!
- Познакомься с Андрой, - сказал я.
- Мы знакомы, - сказала Андра. - Костя у нас инструктор по спорту.
- Все, все кончено! - закричал Костя. - Ухожу от вас, хватит. Тут недалеко Агромарина, подводная плантация этих… тьфу, забыл, водоросли какие-то лечебные. Да ты знаешь, Улисс, мы, ещё когда учились, туда под парусом ходили.
- Помню, - сказал я.
- Ну, так им нужны водители батискафов. А что? Замечательная работа, а? Нет, ты скажи!
- Отличная работа. Послушай, бесстрашный водитель, почему никогда не вызовешь по видеофону? Номер забыл?
- А ты? - сказал Костя, перейдя с крика на нормальный голос. - Робин однажды вызвал, поговорили, а от тебя не дождёшься.
Мы простились, обещав вызывать друг друга.
Мазь действительно оказалась превосходной. Лыжи скользили хорошо, мягко. Андра неслась впереди, я шёл широким шагом не по её лыжне, а сбоку. На душе был горький осадок от разговора с Костей, но потом прошло. Остался только посвист встречного ветра, и шуршание лыж, и счастье быстрого движения - движения, рождённого силой собственных мышц, а не тягой двигателя, да, черт побери, нехитрое, но редкое в наш век счастье.
Наискосок вверх по склону. Петлями меж сосновых стволов. В снежном дыму - вниз, к дороге. Хорошо!
Широким полукругом мы обошли сине-белый корпус Веды, аллеями парка вылетели к посёлку. Голые сады, расчищенные красноватые дорожки, домики из дерева и цветного пластика - и откуда-то дальние звуки органного концерта.
Андра теперь шла медленно, я поравнялся с ней.
- Устала, русалочка?
Не ответила. Свернула в сад, воткнула палки в снег, сбросила лыжи.
- Вот наш дом. - И после некоторого колебания: - Зайдёшь, Улисс? Попьём кофе.
Из кресла, что стояло перед экраном визора, поднялась маленькая черноволосая женщина. Я немного растерялся от её пронзительного взгляда.
- Мама, ты помнишь его? Это Улисс.
Ронга почти не изменилась с тех пор, как я видел её последний раз, - в корабле, уходящем с Венеры. Только волосы не выпущены крылом на лоб, а гладко стянуты назад. И, кажется, светлее стало меднокожее лицо. Очень выразительное, очень нестандартное лицо - и очень неприветливое.
- Да, Улисс, - сказала она, резко фиксируя звук "с". - Помню.
- Как поживаешь, старшая? - спросил я стеснённо.
- Хорошо.
Покачивалась на экране чёрная спина органиста, серебристо мерцали трубы органа, плыла медленная могучая мелодия. Кажется, Гендель, подумал я.
Андра сказала:
- Садись, Улисс. Сейчас сварю кофе.
И выбежала из гостиной. Я сел, потрогал фигурку акробата, вырезанную из тёмного дерева. Тут было ещё множество фигурок на полочках в стенных нишах, на крышке магнитолы, на книжном стеллаже. Ну да, вспомнил я, Ронга художница, резчик по дереву. Старинное искусство, которое она, возможно, унаследовала от далёких предков - перуанских индейцев.
Было в движениях Ронги, в её быстрой походке что-то беспокойное, и, как обычно, чужое беспокойство немедленно передалось мне. Снова нахлынуло то тревожное, жгучее, что я старался не подпускать к себе.
Ронга ходила по гостиной, что-то поправляла, переставляла. Мне захотелось поскорее уйти.
- Твои родители остались на Венере? - сказала она, когда молчание стало нестерпимым.
- Да.
- Виделся с ними после… с тех пор как мы улетели оттуда?
- Нет.
На этом наш содержательный разговор прекратился. Я тупо смотрел на спину органиста и чувствовал себя так, будто меня скрутили по рукам и ногам. Не понимаю, почему присутствие этой женщины действовало на меня сковывающе.
К счастью, вернулась Андра. В руках у неё был поднос с кофейником и чашками.
Мы сидели втроём за столом, пили кофе, и Андра принялась рассказывать о предстоящей этнолингвистической экспедиции в Конго. Её возглавит Нгау, пигмей, оригинальнейший учёный - ну как это ты не слышал? А может быть, и сам Стэффорд поедет. Отсталость пигмеев сильно сказывается на развитии Центральной Африки, там предстоит огромная работа - вроде той, что Стэф проделал в своё время в Меланезии. Она, Андра, тоже, может быть, поедет…
- Никогда, - сказала Ронга.
- Ну, мы ещё поговорим, мама. - Голос у Андры сделался тусклым.
- И говорить не стану. Хватит с меня вечных скитаний!
Она меня раздражала, эта маленькая женщина с резкими и прекрасными чертами лица. И в то же время внушала робость. Мне ещё больше захотелось уйти. Мелкими глотками я пил горячий душистый кофе и обдумывал, как бы выпутаться из неловкого положения.
Органный концерт кончился, на экране замелькали кадры комедийного фильма. Риг-Россо с каменным лицом выделывал невероятные трюки. Андра заулыбалась, глядя на визор.
А мне не было смешно. С горечью думал я о том далёком дне, дне бегства с Венеры, который странным образом как бы обозначил некую границу между нами.
Запищал видеофонный вызов. Я вынул видеофон из нагрудного кармана, нажал кнопку ответа. На экранчике возникло нечто лохматое, непонятное, затем оно сдвинулось вверх, и я увидел лицо Феликса.
- Улисс, ты?
- Да! - сказал я обрадованно. - Здравствуй, Феликс.
- Где ты находишься? Можешь ко мне прилететь?
- А что случилось?
- Ничего не случилось. Прилетай, вот и всё.