- Что?
- Не знаю. Это не совсем звуки… Но что-то вроде музыки… Сердце, кровеносные сосуды, течение крови по артериям и венам. Деятельность… Музыка, звучащая в крови… - Он взглянул на меня грустными глазами. - Ты почему не на службе?
- У меня сегодня свободный день. А Гэйл работает.
- Можешь остаться?
- Видимо, да, - сказал я, пожимая плечами, потом обвел квартиру подозрительным взглядом, выискивая горы окурков или бумажные пакетики от наркотиков.
- Я не под балдой, Эдвард, - произнес он. - Может быть, я не прав, но мне кажется, происходит что-то очень большое и важное. Думаю, они начали понимать, кто я есть.
Я сел напротив Верджила, пристально его разглядывая. Он, похоже, совсем меня не замечал. Какой-то внутренний процесс захватил его целиком. Когда я попросил чашку кофе, он лишь махнул рукой в сторону кухни. Вскипятив воду, я достал из шкафа банку растворимого кофе, потом вернулся с чашкой в руках на свое место. Верджил сидел с открытыми глазами, покачивая головой.
- Ты всегда знал, кем тебе хочется стать, да? - спросил он.
- Более-менее.
- Гинеколог… Только верные шаги по жизни, ни одного - в сторону… А я всегда жил по-другому. У меня были цели, но я не знал направления. Это как карта без дорог, одни только географические точки. И мне на все было наплевать, на всех, кроме себя самого. Даже на науку. Для меня это просто средство… Я вообще удивляюсь, что добился таких значительных результатов… Даже своих родителей я ненавидел.
Неожиданно он схватился за подлокотники кресла.
- Тебе плохо? - встревожился я.
- Они со мной разговаривают, - ответил он и закрыл глаза.
Около часа он лежал без движения, как будто спал. Я проверил пульс - ровный, наполненный, потрогал его лоб - чуть холоднее, чем следовало бы, потом пошел и приготовил себе еще кофе. Когда Верджил открыл наконец глаза, я, не зная чем себя занять, перелистывал журнал.
- Трудно представить себе, как течет для них время, - произнес он. - Всего три или четыре дня у них ушло на то, чтобы понять наш язык и ключевые аспекты нашей цивилизации. Теперь они продолжают знакомиться со мной. Прямо во сне. Прямо сейчас.
- Как это?
Верджил сказал, что несколько тысяч исследователей подключились к его нейтронам, но подробностей он и сам не знал.
- Они, вероятно, действуют очень эффективно, - добавил он. - И пока еще не причинили мне никакого вреда.
- Нужно доставить тебя в больницу.
- А что они там смогут сделать? Ты, кстати, придумал какой-нибудь способ ограничить моих умников? Я хочу сказать, это все же мои клетки.
- Я думал об этом. Мы можем заморить их голодом. Нужно только найти различие в метаболизме…
- Я не уверен, что мне хочется избавиться от них совсем, - сказал Верджил. - Они не причиняют мне никакого вреда.
- Откуда ты знаешь?
Он покачал головой, потом поднял палец и замер.
- Тихо! Они пытаются понять, что такое пространство. Им это нелегко. Расстояния они определяют по концентрации химических веществ. Размерность для них - это как сильный или слабый вирус.
- Верджил…
- Слушай! И думай, Эдвард. - Он заговорил возбужденным тоном: - Наблюдай! Во мне происходит что-то значительное. Они общаются друг с другом через жидкости организма, и химические сигналы проникают даже сквозь мембраны. Они там мастерят что-то новое, может быть, вирусы, чтобы переносить данные, хранящиеся в цепях нуклеиновых кислот. Кажется, они имеют в виду РНК… Похоже на правду. Я их так и программировал… Но еще и плазматические структуры… Возможно, именно это твои машины и выделили как признак инфекции - их переговоры у меня в крови, информационные пакеты… Химические характеристики других особей. Равных. Начальников. Подчиненных.
- Верджил, я внимательно слушаю, но мне действительно кажется, что тебе следует лечь в больницу.
- Это моя свадьба, Эдвард, - сказал он. - Я - их вселенная. Они поражены новыми открывшимися горизонтами…
Верджил снова умолк. Я присел на корточки рядом с его креслом и закатал рукава халата. Вся рука у него была словно исчерчена крест-накрест белыми линиями. Я уже собрался вызывать машину "скорой помощи", когда он вдруг встал и потянулся.
- Ты когда-нибудь задумывался, - спросил он, - сколько клеток мы убиваем каждый раз, когда делаем даже простое движение?
- Я вызову машину, - сказал я.
- Нет, - произнес он твердо. - Я же сказал, что я не болен. И я хочу иметь возможность распоряжаться самим собой. Знаешь, что они сделают со мной в больнице?.. Это как если бы пещерные люди принялись чинить компьютер тем же способом, каким они чинят свои каменные топоры. Фарс…
- Тогда какого черта я здесь делаю? - спросил я, разозлившись. - Ведь я ничем не могу тебе помочь. Я такой же пещерный человек.
- Ты друг, - произнес Верджил, взглянув мне в глаза, и у меня возникло ощущение, что в мою сторону смотрит не только он один. - Ты мне нужен для компании. - Он рассмеялся. - Хотя на самом деле я отнюдь не одинок.
В течение двух последующих часов он расхаживал по квартире, прикасался к вещам, выглядывал в окна, потом медленно, неторопливо приготовил ленч.
- А знаешь, они действительно могут ощущать свои собственные мысли, - сказал он около полудня. - Я имею в виду цитоплазму. Судя по всему, она имеет собственную волю, своего рода подсознательную жизнь - в отличие от разума, который клетки обрели совсем недавно. Они слышат нечто похожее на химический "шум" отделяющихся и возвращающихся на место молекул.
В два часа я позвонил Гэйл и сказал, что буду поздно. Меня буквально трясло от напряжения, но я старался говорить спокойно:
- Помнишь Верджила Улэма? Я сейчас у него.
- Все в порядке? - спросила она.
Да уж куда там…
- Все отлично, - ответил я.
Верджил заглянул в комнату как раз, когда я попрощался с Гэйл и положил трубку.
- Это целая культура! - провозгласил он. - Они постоянно купаются в море информации. И, постоянно вносят туда что-то новое. Получается своего рода "гештальт". Строжайшая иерархия. За клетками, которые взаимодействуют с другими неправильно, они высылают особые фаги. Специально изготовленные вирусы, предназначенные для конкретных клеток или групп. Против них нет абсолютно никакой защиты. Вирус протыкает клетку, она лопается, взрывается и растворяется. Но это не тирания. Я думаю, что на самом деле у них гораздо больше свободы, чем при демократическом устройстве. В том смысле, что они так сильно отличаются друг от друга. Ты можешь себе это представить? Они отличаются друг от друга даже больше, чем мы.
- Подожди, - сказал я, взяв его за плечи. - Верджил, ты слишком много и сразу на меня навалил. Мне это больше не под силу. Я ничего не понимаю и не очень верю.
- Даже сейчас?
- Ладно. Допустим, ты даешь мне э-э-э… верную интерпретацию. Честную. И все это правда. А ты не задумывался о последствиях? Что все это означает и к чему может привести?
Он прошел на кухню, налил стакан воды, вернулся и встал рядом со мной. Детская увлеченность на его лице сменилась трезвой озабоченностью.
- Я всегда плохо представлял себе будущее.
- А тебе не страшно?
- Было страшно. Но сейчас я не уверен. - Он нервно подергал пояс своего халата. - Знаешь, я не хотел бы, чтобы ты думал, будто я действовал в обход тебя, через голову или еще как, но вчера я встретился с Майклом Бернардом. Он меня обследовал в своей частной клинике, взял образцы на анализ. Сказал, чтобы я прекратил облучение кварц-лампой. Сегодня утром, прямо перед тобой, он мне позвонил и сообщил, что все подтверждается. Но просил никому ничего не говорить. - Верджил замолчал, и на лице его снова появилось мечтательное, самоуглубленное выражение. - Целые города из клеток… Эдвард, они проталкивают сквозь ткани похожие на фимбрии каналы, чтобы распространять информацию…
- Прекрати! - не выдержал я. - Что там еще подтверждается?
- Как сказал Бернард, у меня в организме обнаружились "крайне увеличенные макрофагоциты". И он подтвердил анатомические изменения. Так что мы с тобой на этот счет не заблуждаемся.
- Что он собирается делать?
- Не знаю. Думаю, он сможет убедить руководство "Генетрона" возобновить работы в моей лаборатории.
- Ты этого хочешь?
- Дело не только в лаборатории. Сейчас я тебе покажу. Перестав пользоваться лампой, я изменился еще сильнее.
Он расстегнул халат и сбросил его на пол. Все тело у него было расчерчено белыми пересекающимися линиями. На спине вдоль позвоночника эти линии уже начали образовывать твердый гребень.
- Боже правый! - вырвалось у меня.
- Еще немного - и мне уже нельзя будет появляться нигде, кроме лаборатории. В таком виде невозможно бывать на людях. А в больнице, как я говорил, просто не поймут, что со мной делать.
- Но ты… Ты же можешь переговорить с ними, сказать, чтобы они действовали не так быстро, - предложил я, понимая, что произношу весьма странные вещи.
- Да, могу. Но они не обязательно меня послушаются.
- Я думал, ты для них бог или нечто вроде этого.
- Те, кто подключился к моим нейронам, на самом деле не очень важные фигуры. Просто исследователи или что-то в этом духе. Они знают о моем существовании, знают, кто я такой, но это не означает, что они убедили тех, кто стоит на верхних ступенях иерархической лестницы.
- У них идут дебаты?