Моей квартирной хозяйке мы сказали, что Корнелия - итальянка, моя дальняя родственница по матери, что она приехала к нам на несколько месяцев погостить. Объяснять хозяйке настоящую историю Корнелии было бессмысленно - она бы ничего не поняла, не поверила и ещё, чего доброго, отказалась бы сдать комнату. Она тёмная старуха, моя квартирная хозяйка. Она с трудом читает и расписывается. Она только деньги умеет быстро считать.
Мы не могли сказать хозяйке ничего другого, потому что у Корнелии всё ещё нет паспорта и, естественно, нет прописки. И это последнее очень беспокоило мою хозяйку. Она боялась штрафа. Она успокоилась только тогда, когда мы с Витькой клятвенно заверили её, что любой штраф уплатим сами.
Конечно, паспорт Корнелии нужно было добывать. И мы с Витькой ходили к начальнику городской милиции и рассказывали ему всю эту необычную историю. Он слушал нас внимательно, не перебивая, а затем спросил:
- Зачем вы всё это выдумали, ребята? Чего вы этим хотите добиться? Я никак не пойму...
Он не верил нам. Мы ушли, ничего не добившись. Он даже не хотел разговаривать с Корнелией, потому что не верил в её существование.
- Но мы можем привести её сюда! - в почти полном отчаянии сказал я.
- Зачем? - Начальник милиции пожал плечами. - Вы же говорите, она не знает русского. А я не знаю латыни. Значит, разговаривать с ней мы всё равно не сможем. А с вами я уже поговорил... Обучите её русскому, потом приводите.
Подгонять Корнелию с изучением русского было не нужно. Она занималась почти целыми днями. Она понимала, что от этого зависит всё остальное. Как-то Корнелия сказала мне:
- Наверно, я уже достаточно знаю ваш язык, чтобы получить какую-нибудь работу. Как ты думаешь?
Я замялся. Я знал, что поступить на работу без паспорта невозможно,
- Любая работа у нас требует образования, - ответил я. Нашего образования. Поэтому тебе надо будет учиться в нашей школе.
- Я могу поступить в школу сейчас?
Я отрицательно покачал головой.
- Сейчас рано. Ты ещё плохо говоришь по-русски. Ты ещё только учишься писать. Тебе нужно долго готовиться к школе. Кстати, ты учила когда-нибудь математику?
- Да. И в детстве, и на корабле Гао. Только по-разному. Я все годы училась на корабле Гао... И вот теперь надо снова...
К сожалению, я сам почти забыл математику. Я мог предложить Корнелии только простейшие арифметические и алгебраические уравнения, простейшие теоремы.
Вначале я по привычке записал их арабскими цифрами. Потом мне показалось, что арабские Корнелия всё ещё знает нетвёрдо, и я выстроил рядом столбик - перевод арабских цифр в римские. Этот столбик Корнелия перечеркнула - перевод ей уже был не нужен. Но на уравнения и теоремы она сперва глядела непонимающими глазами. У неё даже слёзы выступили от огорчения.
- Наверно, ваша математика слишком сложна, - сказала она. - Я не могу её постичь... А Гао говорил, что у меня есть математические способности...
Мне стало невыносимо жалко её.
- Давай разберёмся, - сказал я. - Здесь же всё очень просто...
Я стал объяснять ей значение "иксов", "игреков", "зетов", "альф", "бет" и "пи".
По мере того как я говорил, её лицо прояснялось.
- Оказывается, всё дело в буквах! - наконец обрадованно сказала она.. - Это же на самом деле очень просто! Это для детей...
Она поставила над греческими буквами и над арабскими цифрами какие-то непонятные мне знаки и стала решать уравнения одно за другим - как семечки щёлкала. Она писала ответы этими знаками и тут же переводила их на понятные мне буквы и цифры. Всё было решено точно. И теоремы она знала, только привыкла к другим обозначениям. Я не мог продолжить этот необычный экзамен. Я совсем забыл тригонометрию и никогда не изучал высшей математики. Но вечером этот экзамен продолжил Витька. И пришёл в восторг от знаний Корнелии.
- Ей нужно только привыкнуть к нашим знакам, - сказал он. - И тогда она сдаст институтский курс играючи.
Корнелия решила привыкать. И среди других учебников в её комнате стали появляться учебники математики - от арифметики для пятого класса и алгебры для шестого до аналитики и интегрального исчисления. Она умудрялась читать это всё как-то вместе.
Через несколько дней она снова заговорила о работе.
- Когда я была девочкой, я любила выращивать цветы. Я их выращивала и на корабле Гао... Наверно, я могла бы выращивать их и в вашем городе... Вряд ли для этого требуется знать больше, чем я знаю...
Я обещал выяснить это.
И вот мы с Витькой сидим у директора городской оранжереи и рассказываем снова всю необычную историю Корнелии, и просим дать ей какую-нибудь работу, хотя у неё нет паспорта. Директор - женщина. Немолодая, когда-то, видимо, очень красивая. У неё усталые глаза. У неё седеющие каштановые волосы и немало морщин на лице. Она, в общем, приятная женщина, хотя и явно не верит нам.
Но она не хочет нас обижать. Она не говорит, что не верит. Она говорит другое:
- Я с удовольствием помогла бы вам... Но у нас сейчас нет ни одного свободного места... При всём желании... Может, позже? Может, кто-нибудь уйдёт?..
- А как мы узнаем это? - спрашивает Витька.
- Если вы оставите свои адреса и телефоны...
Она улыбается.
Витька мнётся. Я понимаю его.
- Мой товарищ скоро уедет в командировку, - говорю я. Надолго. Поэтому запишите, пожалуйста, мой адрес и мой рабочий телефон.
Она записывает, и мы прощаемся. И выходим с Витькой на улицу.
- Можно было бы, конечно, походить по паркам и скверам, говорит Витька. - Но, по-моему, там до весны дело мёртвое... Я согласен - не стоит терять время. Вечером мы сказали Корнелии, что с цветами придётся ждать до весны. Впереди зима, и холодная, и никто поэтому не собирается сажать цветы.
- Жаль, - ответила она. - Я никак не могу придумать другую работу, которую я могла бы делать уже сейчас.
Мы тоже не могли придумать такую работу.
- Ты учись, - сказал я. - Сейчас тебе нужнее всего учиться. А работы потом будет хоть отбавляй!
- Открыватели звёзд приучили меня каждый день работать, призналась Корнелия. - У них нет выходных, как у вас... Они не представляют себе дня без работы. Это был бы пропавший день... Вот мне и непривычно...
Мы с Витькой беспомощно развели руками.
- Ничего, - утешил её Витька. - Весной что-нибудь придумаем. А пока что твоя работа - учиться.
На другой день Витька позвонил мне в адвокатскую коллегию.
- Надо встретиться без Корнелии, - сказал он. - Есть разговор.
Я пришёл к нему вечером с юридических курсов, на которых вёл занятия.
Витька вытащил из стенного шкафа начатую бутылку коньяка, разлил.
- Пей, - сказал он. - Мне сейчас нужно будет тебя уламывать. А пьяных уламывать легче.
- В чём дело? Зачем меня надо уламывать?
- Понимаешь, Мишка... Мне всё больше кажется, что мы с тобой совершаем преступление... Что мы прячем от людей то, что не имеем права прятать.
- Ты имеешь в виду Корнелию?
- Дело не в Корнелии. Дело в её знаниях. Она наверняка знает то, чего не знаем мы. Что-нибудь такое, над чем мы бьёмся. По крайней мере, её знания по математике поразили меня. А есть ведь ещё физика и химия... Я плохой физик и никакой химик. Я не могу разобраться в том, что она знает.
- Что же ты предлагаешь?
Я уже понимал, что придётся сдаться. Я уже готовился к худшему. Витька говорил правду. Пока мы считали Корнелию всего лишь дикаркой, побывавшей в космосе, - это одно дело. Но она оказалась совсем не дикаркой...
- Что я предлагаю? - повторил Витька. - Я пока ничего не предлагаю. Я просто думаю. Важно решить это в принципе.
- В принципе ты прав. И, чтобы понять это, совсем необязательно пить коньяк.
- Давай всё-таки выпьем, старик! Хотя бы за то, что мы это, наконец, поняли!
Витька подмигнул и поднял свою рюмку.
- Если сделать такую штуку, - вновь заговорил он спустя две-три минуты. - Написать в Президиум Академии наук. Объяснить всё. В том числе и всё человеческое... Ну, что Корнелия к нам привыкла... Что мы, в общем, тоже к ней... Попросить, чтобы не увозили её от нас, чтоб не поднимали шума в печати. Это ведь не так сложно... Люди же там - поймут! В конце концов она и сама вряд ли захочет уехать от нас... Так, кажется, если я хоть что-то понимаю?
- Не знаю, - мрачно сказал я. - Не уверен.
- Ну, ты ещё с детства всегда рассчитывал на худшее. Тебе, наверно, поэтому было легко жить. Не всегда ведь получалось худшее...
Я усмехнулся.
- Не будем сравнивать, старик, кому было легче жить. Это тёмное дело. У каждого характера есть свои минусы.
- Может, ты и прав... Так вот, я подумаю над таким письмом. А потом мы его вместе почистим.
- Думай!
...Витька написал хорошее письмо. Там почти нечего было чистить. Такое письмо можно было посылать совершенно спокойно. И всё-таки, когда мы его посылали, у меня на душе кошки скребли. И было такое ощущение, будто я своими руками отрываю от себя Корнелию. Но не послать это письмо я уже не мог. Не имел права не послать.
...Человек привыкает ко всему. В том числе и к той постоянной боли, которую сам себе причинил.