- Это может объясняться очень просто, - отвечает Витька. - Радиолокация основана на том, что все земные тела отталкивают радиоволны, по крайней мере, значительную их часть. Эти отразившиеся радиоволны возвращаются к локатору и очерчивают на его экране примерные контуры оттолкнувшего их предмета. Если людям той планеты удалось создать тело, поглощающее или пропускающее через себя все радиоволны, то оно не может быть обнаружено радиолокаторами. Волны радара пройдут сквозь него или поглотятся им и обратно не вернутся. И поэтому на экранах локаторов ничего не появится. Видимо, шары этих космонавтов обладают такими свойствами. Я уже думал об этом, признаётся Витька. - Видимо, таким же свойством поглощать или пропускать радиоволны обладали и военные ракеты на родине этих людей. Иначе там не решились бы развязать ядерную войну. А когда ракеты неуловимы для радара - соблазн велик. Каждому будет казаться, что он сможет нажать кнопку безнаказанно. Этакая самоубийственная иллюзия для неврастеников... Со временем могут появиться такие ракеты и на Земле. Теоретически это вполне возможно. Так что радар - не вечная защита. Но лучше бы, конечно, на Земле таким ракетам не появляться!..
- Вы убедили меня. - Алексей Семёнович разводит руками. Это было последнее моё сомнение. Теперь у меня есть соображение уже другого рода. Не думаете ли вы, молодые люди, что об этом событии надо сообщить печати и поставить в известность руководящие органы?
- Не думаем! - резко отвечает Витька.
- Ни в коем случае! - добавляю я.
Я очень рад, что Витька думает так же, как я. Мы не сговаривались с ним, потому что не думали об этом раньше, но вот ответили одинаково. Может, мы и по разным причинам хотим одного и того же. Но главное здесь не причины. Главное - результат.
- Почему вы так считаете?
- Нам просто не поверят, - говорит Витька. - Ведь никто, кроме нас, не видел этого шара. Нас примут за авантюристов. Всех троих.
- А какой вам смысл выдумывать это?
- Ну... - Витька покусывает губы, - Каждый понимает всё в меру своей испорченности... Один решит, что нам нужна слава, другой - что деньги, третий - что квартира... И потом, - добавляет он, - представителям печати понадобятся доказательства. А единственное доказательство - связь с кораблём. Значит, с самого начала от Корнелии потребуют того, что она не хочет и не имеет права делать. Этакое моральное насилие... Что подумает она тогда о нынешних обитателях Земли? Захочет ли она оставаться на такой планете?
- Ну, хорошо, насчёт печати я согласен. - Алексей Семёнович по-прежнему пронзает нас испытующим взглядом своих серых глаз. - Но руководящие органы должны всё-таки знать. Я бы настоятельно советовал вам обратиться туда.
- Мы сделаем это у себя дома, - говорит Витька. - Где знают нас и верят нам.
- Что ж, это логично, - соглашается Алексей Семёнович. Желаю вам успеха, молодые люди. Если понадоблюсь - пишите. Мой адрес у вас есть.
Мы благодарим его и поднимаемся. Корнелия тоже благодарит его своим коротким "grato".
...И вот мы уже снова сидим в машине, и машина глотает километры, и Корнелия жадно глядит по сторонам. У заднего стекла за моей спиной громоздится стопка книг - учебники латинского языка и словари. Мы купили всё, что было в книжных магазинах Симферополя. Теперь мы оба будем изучать латынь. И ещё там лежат два разных букваря и детская азбука с картинками. Это для Корнелии. Мы начнём учить её прямо в дороге. Начнём с самого главного - с языка. По существу, мы уже учим её. Мы учили её в столовой, когда обедали, учили в книжных магазинах. Она способная ученица. Она легко запоминает слова, особенно если в них латинские корни. Но сейчас она всё-таки спрашивает меня по латыни, ибо по-русски ещё этого спросить не может:
- Quo vehimus?
И я отвечаю ей:
- Pro urbe Гурзуф.
Да, мы едем в Гурзуф. Там живёт Витькина тётка. Мы не собирались раньше заезжать к ней. Витька не видел её уже лет шесть и не умер бы, если бы не увидел ещё столько же. Но сейчас эта тётка нужна. Не нам - Корнелии. Потому что Корнелии нужно одеться. Так же, как одеваются женщины в нашей стране. И для этого, конечно, нужна помощь женщины.
Витька ведёт машину и внимательно глядит на дорогу. Неожиданно, не поворачивая головы, он говорит:
- Хорошую штуку предложил нам этот старичок...
- О чём ты?
- Да о шуме в печати. Представляешь себе, в какой я попал бы переплёт, если бы моё имя стали склонять в печати? А тем более - в заграничной. Наш брат ведь пока что не имеет на это права. И объяснить этому старику ничего нельзя... Пришлось выкручиваться... Спасибо, хоть ты понял!
Милый Витька! Я ведь совсем забыл в тот момент о том, что он засекречен, Я думал тогда о другом. Даже ему я не сказал бы о своей главной причине. Я могу только думать о ней, но никому в ней не признаюсь. Я ведь в тот момент просто испугался, что шум в печати и ажиотаж вокруг Корнелии могут оторвать её от меня, и навсегда. А мне очень не хочется её терять...
Плавно покачивается машина. Уносится из-под колёс асфальтовая лента шоссе. Приближаются горы. Корнелия жадно глядит по сторонам.
Гурзуфской тётке Виктора пытаемся рассказать всё. Иначе ей будет просто непонятен смысл просьбы, с которой мы обращаемся. Тётка, конечно, не верит и считает всё это пустой и, главное, бессмысленной выдумкой.
Тётка Виктора уже немолода - ей явно за пятьдесят. Полная, но очень подвижная и, чувствуется, энергичная, она даже не выслушивает Витькиного рассказа до конца и со скептической улыбкой перебивает:
- И зачем, Витюшка, ты все эти страсти-то говоришь? Переночевать вам нужно - так мой дом весь ваш. А то и полный отпуск живите. Квартиранты вон завтра вечером уезжают - вышел их срок. Могу больше никого не пускать. Что с девушкой приехал, - так я ведь только рада за тебя. Пора уж и жениться. У других в твои-то годы детишки бегают. А ты всё холостуешь... Только страсти-то эти зачем выдумываешь? Так я говорю, девушка?
Она обращается с этим вопросом к Корнелии, к Корнелия вежливо улыбается и извиняющимся тоном произносит:
- Non intellego.
- Чего-чего? - Тётка даже прикладывает руку к уху, чтобы лучше слышать.
- Она не понимает по-русски, - вставляю я. - Она говорит вам, что не понимает.
- Иностранка, что ли, какая?
Витька, махнув рукой, снова начинает объяснять, и тётка снова ему не верит. В конце концов Витька, кажется, уже готов взмолиться:
- Ну, хорошо, тётя Нина! Думай, что хочешь, только помоги нам!
- Чего надо сделать-то, милый ты мой? Тут-то уж хоть не ври!
Витька объясняет. Надо съездить с нами в Ялту. Надо подобрать в магазинах Корнелии платье, туфли, чулки, бельё, плащ какой-нибудь... В общем, всё, что необходимо девушке на время задуманного нами путешествия.
Тётка слушает Виктора и осуждающе смотрит на Корнелию.
- Где ж вы её такую непутёвую подобрали? - спрашивает она. - Это ж надо, чтоб у девчонки чулок не было? Это ж ни в какие ворота!
Витька снова начинает объяснять. Тётка, махнув рукой, почти кричит:
- Да хватит мне ересь-то эту пороть! Готовь лучше деньги! Завтра с утра и поедем... Ночевать-то, надеюсь, у меня будете?
- У тебя, тётя Нина, у тебя!.. Ты уж вот Корнелию пристрой. А мы и в машине переспим...
- Для всех место найдётся!
Через полчаса мы ужинаем на тесной, маленькой терраске и уходим к морю. Оно лежит у наших ног тихое, ласковое и нежно облизывает прибрежные камни. Оно что-то бормочет в темноте, как будто рассказывает вечную и в то же время всегда новую легенду. Каждому слышится в шуме моря что-то своё. И мне кажется сейчас, что море рассказывает удивительную легенду про темноволосую и голубоглазую девочку, которая родилась шестнадцать с лишним веков назад, которую воспитывали сначала рабыни, а затем космонавты, которая побывала в другом мире на далёкой и несчастной планете. Про девочку, которая шагнула из рабства в социализм, которая видела быт античности и технику будущего и должна быть поэтому одновременно наивной и мудрой. Я показываю рукой в морскую даль и говорю:
- Море.
- Mare, - отвечает мне Корнелия.
- Море! - настаиваю я,
- Море! - повторяет она и улыбается. - Море!..
Мы медленно идём по берегу, показываем на скалы и камни, заборы и скамейки, тополя и каштаны и ведём урок русского языка, который мы начали сегодня утром и который нам предстоит вести ещё долго, очень долго.
И когда поздно вечером, в глубокой темноте августовской крымской ночи, мы возвращаемся к дому Витькиной тётки, я вдруг решаю, что нужно сейчас же, немедленно, научить Корнелию ещё одному очень важному слову. Я показываю на всех нас троих и говорю латинское "amici" и перевожу по-русски "друзья".
И Корнелия понимает и с улыбкой повторяет - очень точно, звук в звук:
- Дру-зья! Amici! Дру-зья!
Я показываю на Витьку и говорю латинское "amicus" и русское "друг". Потом показываю на себя и говорю то же самое.
Корнелия понимает и легко повторяет:
- Друк. Amicus! Друк. Дру-зья!
Потом вдруг лукаво улыбается и поднимает вверх палец:
- Sed magic amico veritas!
...Первую половину следующего дня мы проводим в ялтинских магазинах. И по мере того как Витькина тётка заходит с Корнелией в одну примерочную, в другую, в третью, она всё сочувственнее и доверчивее глядит на свою юную попутчицу. Мы с Витькой не знаем, что происходит в этих примерочных. Мы только догадываемся об этом по смущённому и возбуждённому лицу Корнелии, по глубоким вздохам тёти Нины и по её тихим, как бы к самой себе обращённым словам: