- Смотреть на обнаженного мужчину? Может быть, но не на тебя. Ты не слишком привлекателен.
- Спасибо за откровенность, - только и нашелся пробормотать я. Что же, сказано было немного обидно, зато честно. Я попытался скрыть обиду за развязной улыбкой. - Жаль. Твои страстные взгляды меня так волнуют! Впрочем мне доставляет удовольствие само присутствие женщины. В последнее время мне приходилось общаться с ними не слишком-то часто.
- Я понимаю. - Ханна вздохнула. - Стоило бы отправить тебя обратно в камеру, но мне жаль тебя, Бонуэр, и потому я позволю тебе побыть здесь. Но мы будем говорить.
- Конечно, доктор! Но о чем? - Я попытался придать голосу фривольные нотки.
- Не об этом. Я уже говорила, что ты мне неинтересен. Говорила или нет?
- Нет, - отрекся я.
- В таком случае я говорю это сейчас. И беседовать мы будем только о тебе и больше ни о чем.
- Валяй, - разрешил я, ничуть не огорченный подобным поворотом событий. После этого я завозился, пытаясь устроиться поудобней.
Ханна уловила мое настроение и предупредила, строго взглянув на меня:
- Только постарайся быть серьезным.
- Еще один эксперимент на мышах?
- В каком-то роде. Но это не для них, а для меня. Понимаешь?
- Стараюсь.
- Хорошо. - Ханна поправила волосы, убрав упавшую на глаза прядь, и повернулась к экрану. - Скажи, только честно, почему ты решился участвовать в игре? Неужели ты не понимаешь, насколько это опасно?!
- Прекрасно понимаю.
- Почему же, в таком случае?
- Свобода, - просто сказал я, припоминая, что мне уже приходилось отвечать на этот вопрос.
- И все?
- Да.
- А твоя жизнь?
- Она стоит меньше свободы.
Ханна задумалась и после паузы спросила:
- А твои товарищи… Они рассуждают так же?
- Примерно. Правда, у некоторых из них есть иные интересы.
- Какие, например?
- Кое-кто любит деньги, другим нравится убивать.
- А тебе?
- Мне нет.
- Почему же в таком случае ты убивал?
Я попытался пожать плечами, чему воспрепятствовали ремни.
- Так вышло.
- А хочешь знать, что думает об этом Толз?
При упоминании имени начальника тюрьмы у меня пересохло в горле, но я постарался сохранить невозмутимость.
- И что же думает по этому поводу начальник Толз?
- Что ты никого не убивал.
Я улыбнулся, чувствуя, что улыбка вышла кривой.
- Как это так?
- Ты оговорил себя или тебя заставили. Он сказал, что ты не похож на убийцу. Да и мои наблюдения свидетельствуют о том же.
- Вы оба ошибаетесь.
- А машина?
- Машина тоже! - отрезал я со всей решимостью, на какую был способен. - И когда же, позволь узнать, ты говорила обо мне с начальником Толзом?
- На днях.
- Вы хорошо знакомы или господин начальник проявляет трогательное внимание ко всем своим подчиненным?
- Он мой любовник, - просто ответила Ханна Оуген.
Мне захотелось сглотнуть, но в горле было сухо.
- Как это трогательно!
Ханна уловила перемену в моем голосе и пристально посмотрела на меня:
- Тебя это волнует, Бонуэр?
- Ничуть, мисс Оуген. Вам показалось.
Усмехнувшись, Ханна отвернулась от меня к экрану.
- Расскажи о своем детстве. Расскажи…
Мне уже расхотелось откровенничать и я попытался отговориться:
- Я его не помню.
- А ты постарайся вспомнить.
- Детство как детство, - пробормотал я с неприятной пустотой в груди. Нагота начинала тяготить меня. - Мама, бабушка, сладкие пирожки, ручей у леса.
- Ты был счастлив?
- Наверно.
- Ты любил свою жену?
Вопрос возмутил меня, и я дернул головой так, что едва не свернул шею.
- Какое это имеет значение?
- Никакого, ты прав.
Ханна замолчала, словно не зная, о чем еще меня спросить. Тогда я решил перехватить инициативу:
- Выходит, по-твоему, я - барашек, которого ведут на заклание?
- Да, если хочешь. Ты не сможешь победить в игре. Большинство твоих противников сильнее физически, да и психика их более расположена к убийству.
- Психика?! - протянул я, выплевывая слова через зубы. - А что тебе известно о моей психике? Что тебе известно обо мне? А вдруг я тот самый шутник, прячущий под маской паяца свое страшное естество! Может быть, я лишь дожидаюсь удобного мига, чтобы вырвать его наружу! И тогда я начну убивать!
Я говорил столь запальчиво, что едва не задохнулся. Ханна, не отрываясь, смотрела на экран.
- Продолжай, - велела она, и я различил в ее голосе отчетливый интерес.
- Тебе приходилось слышать о крысином волке?
- Нет. Кто это?
- Крыса! Тварь, убивающая крыс. Один человек сказал мне, что я похож на крысиного волка, что я рожден убивать. И он не ошибся! Он единственный, кто раскусил меня. Я и есть крысиный волк! Как только меня выпустят из клетки, я буду лить кровь! Я буду убивать, убивать и убивать!
- Как?
- А разве это имеет значение? Когда нужно убить, очень нужно, это можно сделать движением пальца, словом, взглядом!
В моей груди клокотало бешенство, сладкое и животное, какое я впервые ощутил, подняв и отшвырнув от себя штангу. Я ощутил в себе такую силу, что готов был разбить керамобетонную стену.
- Странно. Очень странно. - Ханна с любопытством посмотрела на меня. Психодетектор показывает, что все, что ты сейчас сказал, - правда. Ты не болел шизофренией?
- Нет… - Я был сбит с толку и слегка обескуражен. - Почему ты спрашиваешь об этом?
- У тебя налицо все симптомы раздвоения личности. Словно существует два Дипа Бонуэра, один из которых неспособен убить даже цыпленка, зато второй без колебания опустит руки по локоть в кровь.
- И какой же, по-твоему, настоящий?
- Не знаю, - задумчиво протянула Ханна.
- А я знаю, - прошептал я. - Второй! Первый - лишь маска, на которую вы все клюнули. А я не цыпленок, я - крысиный волк!
- Крысиный волк, - задумчиво повторила Ханна. Она поднялась и, медленно переставляя ноги, зашла мне за спину. - Сигарету?
Все было точно, как в первый раз. Тогда я взял сигарету, сейчас же мне почему-то хотелось отказаться. Тень начальника Толза незримой стеной отделила меня от рыжеволосой женщины. Но я ответил согласием, быть может, назло этой тени.
- Да.
Через миг мои губы ощутили прикосновение сигареты. Пыхнул язычок зажигалки. Волосы Ханны касались моего плеча, от ее кожи исходил дурманящий аромат. Мое естество напряглось и бешено запульсировало.
- Развяжи меня! - попросил я.
- Еще не время, я еще не закончила, - прошептала Ханна. Я явственно ощущал исходящие от нее взволнованные токи.
- Развяжи! - велел я и напряг мышцы, пробуя прочность ремней. Но их мог разорвать лишь крысиный волк, я же не был еще крысиным волком.
Ханна ничего не ответила. Я отчетливо услышал, как скрипят мои зубы. Эта тварь попросту изгалялась надо мной. Я рванулся вверх, однако не сумел привстать даже на дюйм. Тогда я выплюнул сигарету.
- Развяжи!
Ответа не последовало, а потом мое плечо ощутило влажное прикосновение языка. Женщина лизнула мою кожу, лизнула медленно, шершаво, тягуче. Я изнывал от желания. Дыхание участилось, в мозгу стучали колкие молоточки. Я хотел закричать, но язык отказывался повиноваться мне. А вот язык Ханны был послушен воле хозяйки. Он перебрался с плеча на шею и принялся ласкать мое ухо. В низу живота образовался теплый шарик, сладкий и омерзительный одновременно. Он источал грязную, неведомую прежде похоть, не человеческую, но звериную. Еще немного, и шарик должен был разлиться по всему телу.
Ханна чутко уловила этот миг. Она выскользнула из-за моей спины, и я зажмурился, ослепленный белизною роскошных грудей, по которым струились напитанные блеклым солнцем волосы. Ухватившись за мои плечи, Ханна уселась мне на колени и теплота разлилась по всему телу, напитав его истомой.
Это было странное чувство, очень сладкое и одновременно очень постыдное. Меня попросту насиловали - насиловали страстно и нежно. Это доставляло бездну наслаждения, но это несло унижение, и потому в те мгновения, когда сознание частью возвращалось в свою обитель, я пытался вырваться. Но ремни не поддавались, а женщина была настойчива в своем похотливом желании. Мы застонали одновременно, а потом она привстала и прижалась к моему лицу своей роскошной грудью. И я целовал ее грудь, бесстыдно выглядывавшую из-под распахнутого халатика.
Затем Ханна решила, что с меня довольно. Она поднялась и ушла куда-то за кресло, появившись вновь лишь после того, как привела себя в порядок. К тому времени я также пришел в себя и встретил ее достаточно спокойно. Я улыбался, так как имел на это полное основание, и моя улыбка вывела Ханну из себя.
- Между нами ничего не было! - отчеканила она, встав напротив.
- Конечно, - не убирая с лица улыбки, согласился я. - А теперь развяжи меня. По-моему, нам больше не о чем сегодня говорить.
Тонкие пальцы принялись освобождать меня от клемм, отрывавшихся от потного тела с противным чавканьем. Я старался поймать взгляд Ханны, но она упорно отводила глаза. Щелкнул замок ремня, отпуская правую руку, затем получила свободу левая. Ханна разогнулась, желая отойти.
- Ноги, - негромко приказал я.
- Что?
- Ноги! - повторил я и, четко выговаривая слова, прибавил: - Ведь между нами ничего не было?