Теперь мне это удалось. Не было никакого сомнения: я находился на планете одной из солнечных систем Туманности Андромеды!
Мысли мои пошли кругом, так страшна показалась мне моя догадка. Сладкое вино и пьянящее воздействие оказанного мне приема – Ирид! Ирид! – сделали свое дело. В голове все хаотически смешалось, началась полная круговерть, и я пришел в такое лихорадочно-экстатическое состояние, что описать его достоверно мне не хватает сил.
Меня охватила тревога: грежу я или бодрствую? Я ущипнул себя за руку, вскочил с кровати и прошелся по комнате. Потом жадно съел несколько кусков хлеба, выпил вина – и довольно много. Сомнений не было: сознание мое ясно как никогда!
Но мой бред продолжался: да, я был уверен, что знаю свой организм достаточно, чтобы сказать: я не сплю! Но что если наше знание о природе мира – лишь некий суррогат истинного знания?
Но, с другой стороны: разве я не вижу вокруг себя этот мир таким, каким всегда его видел, – сквозь призму тысячи понятий и истолкований, которые я унаследовал от предков или выработал сам? Я вижу мир все так же – изнутри своего собственного, не вчера рожденного "я". Непривычны лишь его новые формы.
Вижу все так же, а не как во сне, когда я бываю освобожден от педантичных привычек своей психики, сформированных бесчисленными унаследованными структурами и собственными приемами познания, вижу во всем его пугающем многообразии, пестроте, богатстве, избавившимся от окостеневших причинно-следственных связей между прошлым, настоящим и будущим, от произвольных представлений о пространстве!
Или я все-таки действительно сплю? Быть может, все эти регулирующие и тормозящие механизмы моей вымуштрованной психики, словно во сне, видят-таки вещи в их истинном свете? И мир на самом деле именно таков? За это я пью!
И значит, неверно представление, что наше счастье – следствие нашего незнания? Могу ли я знать и – как мне представляется – одновременно быть счастливым?
Вижу ли я теперь "вещь в себе", о которой полагаю, что она постоянно пребывает в непроницаемой тьме?
А это изысканное золотистое вино, эта небесная – в прямом и переносном смысле – женщина? Они тоже – лишь вещи в себе? О, тогда я хочу восхвалять их на свирелях и цимбалах!
Но вот вопрос: пребываю ли я сейчас, вместе со своими мыслями, в настоящем времени? Да и возможно ли это вообще?
И что это такое – настоящее время? Но неважно! Отныне я отказываюсь от этого грубого разбиения всего происходящего на прошедшее, настоящее и будущее! Я – это я. Где я – там эта троица образует единство. Выпьем еще раз! Какое там чувство вины! Все это – не более чем ящички на полках в каком-нибудь конференц-зале! Аристотель был простым регистратором! За твое здоровье, Джордано Бруно Ноланский, я поднимаю этот бокал, наполненный бесконечностью!
А теперь, Ноланец, чокнись со мной за древнего Аристарха Самосского, который за столетия до Рождества в Вифлееме Сына Человеческого уловил вращение Земли вокруг Солнца и открыл понятие бесконечности. Знаете ли вы, люди, что это означает? Хвала и слава да пребудут с ним в вечности, аминь!
Люди не поверили этому дерзкому мудрецу из Самоса, где произрастает виноград, подобный тому, из которого сделано это вино. Шарлатанство Аристотеля растянулось на века. Давайте теперь выпьем за Коперника. И пусть он – в последний раз – нелепо нахлобучил на космос стеклянный колпак, как на блюдо с сыром, все же Коперник навсегда остается Коперником!
Скажите, господин Коперник, по какой причине мне не дано достичь любой из планет Андромеды? Очень прошу вас, объясните мне это. Воля может абсолютно все, чего изволит. Отсюда и ее название.
Для чего в мире существует трансфигурация?
Расстояние? Но что это означает – "расстояние"? А что означает "время"? Пространство и время – лишь формы созерцания, никак не подтвержденные реальностью! Кончилась их власть! Не нужно считаться с ними, когда речь заходит о поистине великих вещах! Ведь это только слова.
Слова – лишь фишки, подходящие для карточной игры. Большие сделки не совершаются с помощью фишек. Дайте мне другую валюту, чтобы выразить ценность моих мыслей!
Ирид, виноград твой сладок и спел, как аромат твоей груди!
Туманность Андромеды! Два столетия назад тебя открыл великолепный Симон Марий. Ночью под Рождество, когда пальцы его не гнулись от трескучего мороза, он разглядел тебя в телескоп и записал в своей книге, что открыл прежде невиданную звезду, отдаленный язычок пламени. О проницательный Марий! В самом звучании твоего имени заключена мудрость.
Я не стану смеяться над тобой из-за того, что ты, прежде чем стать придворным математиком, был музыкантом Майром из Гунценхаузена. Ведь астрономы тоже – лишь музыканты! Гармония космоса – вот их музыка! Когда ты, за девять дней до великого Галилея, открыл спутники Юпитера, твоей скрипкой была труба телескопа, и в этой безмолвной ночи ты играл так прекрасно, что весь круг небес ответил тебе далекими тихими рукоплесканиями. Браво, Симон Марий! Бис! Я тоже из тех, кому ты подарил Андромеду! Туманность Андромеды…
Боже, я мог бы путем трансфигурации переместиться на любую другую планету. Ведь у меня был свободный выбор. Но, видимо, что-то притягивало меня именно сюда. Ирид? Я хочу поговорить с ней об этом.
Быть может, еще кто-то? Ах, да, ну конечно! Господин Шайнер из Потсдама! Он тоже блистательный астронавт, этот Шайнер. Показал землянам, что Туманность Андромеды – это другой мир. Другой мир!
И Земля не сотряслась от этого открытия!
Земля населена глупцами! Кому теперь известно это имя, Шайнер?
Глупые люди! Изучают в школах пошлейшую историю о Колумбовом яйце, а о Шайнере, человеке, открывшем новый мир, даже не слышали! Разве можно сравнить Америку – и целый мир, полный солнц?! Эх, мне бы побывать в Потсдаме…
Но нет! Ведь я теперь от него слишком далеко – между нами полмиллиона световых лет.
Еще глоток вина! У меня уже кружится голова!
Но что говорил Эпикур, до конца продумавший изящное учение Демокрита и Аристотеля об атомах вещества?
О, этот Эпикур был первым на свете эпикурейцем и не презирал вина. Так выпей же, Эпикур!
Что ты говоришь? "Время, за которое атом пробегает сквозь пустое пространство, неуловимо и неизмеримо мало". Ну конечно! В сравнении с атомом луч света – лишь дряхлая улитка! Для атомов существует лишь одна мера скорости – воля! Кто там подает голос? Аристотель, ты? Убирайся прочь со своей фальшивой теорией небесных сфер!
Я был распылен на атомы, и моя воля за несколько минут перебросила все мои атомы на другой конец Вселенной. Ведь с научной точки зрения это так ясно!
В конечной точке, намеченной моей волей, атомизация закончилась, и тело мое вновь было составлено их прежних атомов.
Весьма освежило меня это распыление. Такое нужно бы проделывать почаще! Все болезни в самом их зародыше отправились, как я надеюсь, ко всем чертям. Как и моя одежда. Смотри-ка! Даже мое золотое кольцо с драгоценным камешком бесследно растворилось! Но при этом ни один волос не упал с моей головы.
Зато кожа моя сделалась упругой и свежей, а ногти на руках и ногах стали розовыми, как у девушки.
Ирид! Ирид! Ни у кого не видел я таких ног, как у тебя. Твое здоровье, Ирид! Последний глоток этого вина – за тебя! А теперь я хочу заснуть. Я очень устал. Ирид…
Спал я крепко и проспал, видимо, очень долго. После пробуждения мне понадобилось довольно много времени, чтобы сориентироваться в новой ситуации.
Воздух разогрелся, и солнце уже близилось к закату.
Я потер глаза. Который теперь час? Обращается ли эта планета вокруг себя с той же скоростью, что Земля? Во всяком случае, Солнце отсюда видится той же величины, что и с Земли.
Но вот что странно: все, что я здесь успел увидеть, хоть и кажется мне непривычным, но по форме и материи неотличимо от земных предметов.
И прежде всего Ирид! Сперва она показалась мне чужой и странной, но все же – похожей на остальных женщин, которые меня волновали раньше. Ее отличало лишь особое благородство породы.
По-видимому, она заходила в мою комнату, пока я спал: остатки еды были убраны со столика, равно как и пустая бутылка.
Вино оказалось для меня чересчур крепким, ведь мой организм, прошедший через атомизацию, было очищен от всех токсинов. И все же чувствовал я себя прекрасно. Мне все время хотелось потянуться всеми членами, ощущавшими в себе приятную силу.
Осмотревшись, я – к своему приятному удивлению – обнаружил рядом полный комплект одежды и всего необходимого человеку, чтобы появиться в обществе. Умница Ирид!
А что если – черт побери! – в доме есть и другие мужчины?
Как бы то ни было, я стал одеваться, и занятие это было не из легких, так как крой одежды в этом новом мире был для меня непривычен.
Одежда отдаленно напоминала древнегреческую, была столь же многоцветна, но сидела идеально. К тому же, на ней были карманы, что греки вряд ли делали.
Оставалось только надеть сандалии, и после нескольких неудачных попыток мне удалось и это.
Наконец я справился со своей задачей и нашел свое отражение в зеркале волне пристойным и даже эффектным.
Я вышел из комнаты и нерешительным шагом стал спускаться по лестнице на первый этаж.
Там я увидел Ирид, сидящую у окна. Сквозь ее легкие, необычайно густые волосы снова пробивалось солнце, образуя вокруг ее прекрасной головы подобие нимба.
На коленях она держала толстую книгу и была так глубоко погружена в чтение, что подняла глаза, лишь когда я уже стоял посреди комнаты. Удивительная сосредоточенность у такой юной женщины! Могло показаться, что она спит. Но это было не так.