– Нет смысла. Пока каратели в лесу, воздушной разведки ждать не приходится. А от земной, пешей такая маскировка не спасет. Да и времени мало. Слышите: начали…
Вдалеке, со стороны партизанской базы, затрещали автоматные очереди. Одна, другая, потом еще, и… вдруг все затихло.
– Прав был Старков, - сказал Торопов, - не будет стрельбы. Надо поторопиться.
Быстрым шагом тронулись к деревне. Олега догнал Димка, спросил на ходу:
– Как это ты в генералы попал?
– Плох тот солдат… - привычно отшутился Олег, не договорил, оборвал себя: - Сам толком не знаю. И понять не могу Старкова: то не верил, Севку к нам приставил, то - на тебе, командуй. Или решил, что не стоит бросаться лишними людьми накануне боя, или что-то на уме держит.
Говорил шепотом: сзади шли Торопов и вездесущий Севка, то ли случайно, то ли нет, но пристроившийся как раз за новым временным командиром.
– Как Раф? Не скис?
– Нет вроде, - ответил Димка. - А что?
– Не оставляй его одного. А будет бой - тем более. Усек?
– Слушаюсь, - сказал Димка, поотстал, дождался Рафа, по-прежнему бредущего в хвосте, пошел рядом.
– О чем разговор? - спросил Раф. Будто бы незаинтересованно спросил, лишь бы разговор поддержать. Но Димка отлично знал товарища, поэтому не стал томить его ловко скрываемое любопытство.
– О тебе. Большой начальник велел присматривать за тобой.
– Зачем?
– Чтобы ты не помешал его блестящей военной карьере каким-нибудь глупым поступком. - Не хотел, а невольно злорадно вышло, сам понял, сконфузился.
И Раф заметил это, усмехнулся:
– Завидуешь Олегу?
– С чего ты взял?
– Все твои чувства на лице видны. Тебе в покер играть нельзя: любой обдерет. А Олегу ты позавидовал. И сам того застеснялся. Зря позавидовал. Что ты, Олега не знаешь? Его хлебом не корми - дай покомандовать. Призвание: руководитель.
– Чем плохое призвание?
– Разве я осуждаю? Да ни в коем случае! Главное, что получается у Олега такая роль. Ну и пусть руководит. А я с удовольствием подчинюсь. И тебе советую. У него - в отличие от многих руководителей "по призванию" - голова на плечах имеется. И неплохая, замечу.
– Кто спорит? - сказал Димка.
– Вот и ладушки… - Раф перевел разговор на другую тему: - Что он говорит: будет драка?
Ох уж этот Раф, с его откровенно пацифистской терминологией!
– Не драка, а бой, - назидательно поправил Димка. - Он ничего не сказал. Но по-моему, ждет он того боя с нетерпением.
– А вот тут он - дурак, - сердито резюмировал Раф, замолчал, обогнал Димку, потопал впереди, и даже сутулая тощая спинка его выражала возмущение приятелем-милитаристом.
Димка не согласился с Рафом. Он знал, что все милитаристские интересы Олега не идут дальше "военных" автоматов в игровом зале парка культуры и отдыха. Или, в крайнем случае, дальше институтского тира, где Олег - признанный мастер спорта - показывал класс стрельбы на студенческих соревнованиях. И боя он ждет не потому, что хочет пострелять, порезвиться с боевым оружием и живыми мишенями. Нет, Олег, кажется, всерьез задумал "поправить" старковское прошлое, благо существует оно все-таки в ином временном измерении и поправки эти никак не повлияют на то будущее, в которое им предстоит вернуться.
Олег не делился с друзьями своими планами, предпочитал ставить их перед фактом. Что ж, его дело, хотя Димка иначе понимал дружбу. Так то он, а то Олег - разница! Тот же Раф часто ругал Димку: "Вечно ты все разбалтываешь заранее, что на уме - то и на языке". А болтовня любому делу вредит, даже самому простенькому, это Димка на собственном опыте постиг. Постиг, да ничему и не научился. Раф тоже известный молчальник. Но если Олег держит свои командирские замыслы при себе, потому что не любит, чтобы ему мешали - советами, суетой, запретами, наконец, то Раф просто-напросто суеверен. Сглазить боится. Из двух молчаливых друзей Димка предпочитал реалиста Олега и не судил его за излишнюю скрытность. Тем более, что многолетняя дружба позволяла угадывать почти все, что таила в себе эта скрытность.
До околицы деревни дошли через полчаса. Старков уже ждал отряд, беседуя с каким-то средних лет мужиком в фуражке и длиннополом брезентовом плаще, какой, по мнению Димки, носили дореволюционные господа агрономы, разъезжавшие по помещичьим полям на двухосных бричках. Представление это родилось из вечерних бдений у телевизора, где часто "крутят" старые фильмы, поставленные в пятидесятых годах по классическим романам. Фильмам этим еще предстояло родиться, а живой "агроном" совсем несолидно бросился к партизанам, начал по очереди обниматься с каждым, и Димку не пропустил, заключил его в сильные, пахнущие сыростью и резиной объятия.
– У тебя новенькие? - спросил "агроном" у Старкова.
– Похоже на то, - туманно ответил Старков, но "агроном" не стал переспрашивать, удовлетворился ответом, радостно пожал руку Олегу, поинтересовался:
– Офицер?
– Сержант, - ответил Олег.
– Орел! - продолжал радоваться "агроном", но Старков вмешался:
– Потом познакомишься, Стае, времени нет. Разобьемся на тройки и займем оборону вокруг центральной площади. Фашисты идут сюда. Как я и предполагал, они не удовлетворились брошенной базой. Без моего сигнала не стрелять. Сигнал - красная ракета. Полагаю, они не ждут здесь сопротивления, войдут в деревню. Встречать их выйдет Стас. Он - староста, ему сие по чину положено. - Он обернулся к "агроному": - Потяни переговоры Стас. Пусть они успокоятся, решат, что в деревне никого, кроме мирных жителей, нет. И жди сигнала. Увидишь ракету - беги, залегай и коси гадов. Твоих здесь сколько?
– Пятеро. Двое ушли с Петровичем. А так - бабы да старики.
– Пусть носа не высовывают. Особенно дети.
– Не высунут. Научены.
– Оружия лишнего не найдешь?
– Есть пара автоматов. А что?
– Да новенькие мои пустые.
– Это мы с удовольствием, вооружим до зубов. Пошли со мной, парни. - Он было тронулся, но Старков остановил:
– Погоди. Возьмешь с собой в засаду его. - Он кивнул на Олега. - А вы двое, - это относилось к Димке с Рафом, - пойдете с Рытовым. Старший - Рытов.
…Димка получил у Стаса старенький "шмайссер" и две обоймы, а Раф - карабин и пару гранат-лимонок тоже немецкого производства. Рытов ждал их у поваленного плетня "агрономского" дома.
– Вооружились? - неприязненно спросил Рытов. - Вояки на мою голову…
– Не набивались, - обозлился Димка. - Можешь катиться на все четыре, без тебя обойдемся.
– Вы обойдетесь, - хохотнул Рытов, сдвинул кепку на глаза, потер затылок, заросший длинными, вьющимися волосами. - А я вот без вас никак… Комиссар не велел, а он лучше знает.
Комиссар знал лучше. Самостоятельности Олегу было отпущено ровно настолько, насколько эта самостоятельность не могла повредить отряду. От леса до околицы - не дальше. Сейчас за ним Стае присмотрит, человек надежный, партизанский ставленник на должности фашистского старосты. А Димка с Рафом - сошки помельче. Им и Рытова хватит. Хотя Рытов - не из последних в отряде. И старшим его комиссар оставил, когда сам с Олегом и Тороповым к лесной дороге отправился. Так что можно гордиться: какому человеку в подчиненные приданы!
Димка усмехнулся про себя: будем гордиться. Будем подчиняться лучшим людям отряда, однако и о самостоятельности не забудем. Покажем этим лучшим людям, что мы умеем…
Рытов привел их к бревенчатому сараю на площади - прямо напротив дома старосты, распахнул дверь:
– Прошу!
В сарае было тепло. Куча прелого сена в углу, тележные колеса, какие-то слеги, заржавленный плуг. Крохотные оконца почти не пропускали дневной свет, но устроены были, словно нарочно, как бойницы: шесть узких прямоугольников вдоль стены на уровне человеческого роста. На чердак вела приставная лестница.
– Один внизу, двое наверх, - скомандовал Рытов, пошел к лестнице, поманил Димку: - Со мной будешь.
Димка предпочел бы остаться с Рафом внизу, но приказы не обсуждают. Полез по скользким перекладинам за Рытовым. На чердаке тоже лежало сено и тоже тянулись по стене окошки. Крыша протекала.
– Хозяина нет, - подосадовал Рытов, отгреб сено от дыры в кровле, уселся. - Будем ждать, парень. Как звать-то, не спросил?
– Дмитрием.
– Откуда родом?
– Из Москвы.
– А я из Молдавии. Шоферил там на бортовой после школы. - Сейчас он не кривлялся, не изображал из себя опереточного цыгана, говорил спокойно, весомо и оттого казался старше своих девятнадцати лет.
– Что не в армии?
– Не успел. Да и не рвался: по мне, в партизанах лучше.
Странный критерий для военного времени: лучше, хуже…
– Ищешь где лучше?
– Как и все. Только ты меня на слове не лови. Я не легче долю ищу, а лучше.
– Какая разница?
– Большая. Здесь не легче, чем в армии, но здесь я - хозяин. В лесу хозяин, в деревне, на большой дороге. Полоснул из-за кустов нежданно-негаданно, гранатами забросал - и бери гадов тепленькими. А в армии ты - винтик.
– Хозяин большой дороги?
– А что? Хорошее прозвище.
Прозвище… Человек должен быть там, где он принесет больше пользы общему делу. Димка совсем не умалял значения партизанского движения в Великой Отечественной войне, но не оно решило ее исход. Димка читал, знал по рассказам знакомых отца, как осаждали военкоматы его ровесники. А это: "не рвался"… Впрочем, может, он рожден быть партизаном, бесстрашным и осторожным, может, он нужнее именно здесь - кто знает. Не стоит заранее осуждать человека, если тебе его слова не понравились. Не торопись с выводами, Димка, не поддавайся первому впечатлению.
Свесился в люк, оглядел полутемный сарай:
– Как ты там?