Сами себя они называли Легионом "Единственного пути", а для нас были просто оккупантами, бусурманским диверсионным корпусом. Философия у пришельцев куцая: мир должен идти по единственному правильному пути, который проложен западными первопроходцами, изобретателями гильотины, а кто будет упорствовать на своем неправильном, тех они силой с него сведут. Но Россия не поместилась бы на их жалком единственном пути - она слишком велика. Поэтому ее без всякой жалости убивали.
- Точно, - ответил командир. - Этой секте "Единственного пути" повезло чуть больше, чем остальным. Им дали чуть больше воли, чтобы они могли поиграть во власть и в передел мира.
- Кто дал?
- Над всякой сектой есть свой коммерческий и генеральный директор. Ищи, кому выгодно.
- Бесам это выгодно, - пробормотал я.
- Ты сказал, - согласился командир. - А теперь, будь добр, вернись на свое место.
Мое место при передвижении отряда было определено почти в самом конце. Я вернулся и стал слушать, как Леха пытается вытянуть информацию из Монаха.
- Пейнтбол? - переспросил Монах, изумившись. - Резиновые пульки? Нет, я ж говорил, что ты романтик, со смешными представлениями о реальности. Кто ж на войну ходит с резиновыми патронами? Это ты что-то перепутал, парень. В пейнтбол играть тебе в другую сторону.
- Откуда же оружие?
- Откуда, говоришь, арсенал? Ну ты и вопросы задаешь. Откуда на войне железяки! Кто ж тебе на это ответит. Откуда в доме тараканы, а в амбаре мыши? Самозародились, елки-палки.
- А почему вас Монахом зовут?
На это Лехе ответил не Монах, а Ярослав Премудрый. Он обернулся, изнемогая под тяжестью амуниции и оружия, простонал:
- Так он же вериги на себе таскает. Вон, меч свой стопудовый. И на кой тебе эта гиря лишняя, Монашек? КПД ж у нее стремится к нулю.
- Иди, иди, Премудрый ленивец. Не оборачивайся. А то грохнешься, лишняя работа - подниматься, кости собирать.
- И то верно, - опомнился Ярослав.
- А КПД у моего меча больше, чем у вас всех, вместе взятых, - пробурчал Монах себе под нос.
Тропинка стала расширяться, наверху между деревьями появился просвет. Далеко впереди тихо шумела магистраль, а может, город. Гроза проползла где-то в стороне. Я первый раз посмотрел на здешнее небо. Утренняя бледность давно сошла с него, оно сияло на солнце в полный цвет. Этот цвет показался мне странным. Если не глядеть прямо в небо, то ничего бы и не было заметно. Но однажды увидев это, уже не забудешь, не вытолкнешь из себя небосвод пыльного цвета с яркой салатной прозеленью.
Я шел с задранной кверху головой и думал о том, что такое эта другая сторона войны, на которую мы попали через пуповину колодца. Внешне она почти ничем не отличалась от нашей реальности. Биология с географией здесь те же самые. Те же деревни и города стоят на том же месте и называются так же. Те же люди. Только проблемы у них на первом плане немного другие. А может, те же самые, только острее, больнее, обнаженнее. Война - в своем древнем облике - все обнажает. Это я знаю. Не по себе, конечно, но в моей семье война - родовое предание. Мои предки участвовали в слишком большом числе военных походов, чтобы во мне не отложилось знание о Войне. Еще война искажает. Многое неуловимо меняется, настолько неуловимо, что, не приглядываясь, не заметишь разницы. Как с небом. И с солнцем хлестко-стального цвета Под таким небом и солнцем и все остальное теряло обычные оттенки, утрачивало реальность. Казалось навязчивой фальшью. На зелень леса накладывались бледно-лиловые тона И это тоже отмечалось сознанием с большой задержкой, уже после главного - того, что над головой, в вышине, будто в его новом свете. Стволы сосен и елей по цвету приближались к электрическим. Березовые - желтели старым пергаментом. Цветы в траве казались пластмассовыми, выгоревшими от старости. Я тронул за руку Ярослава Премудрого.
- Почему оно все такое? - И показал глазами.
Он ответил сразу, моментально поняв и ни секунды не размышляя:
- От горя. Оно поседело от горя.
Больше я не спрашивал. И в поседевший от горя мир не всматривался. Может быть, ему это неприятно. Может быть, ему самому неловко от своей безобразности. Может быть, ему стыдно за то, с какими еще безобразиями мы в нем столкнемся…
И тут мы попали в засаду. Палить начали сразу с двух сторон. Я и понять ничего не успел, меня толкнули в кусты, и уже там я приходил в себя, выставив вперед автомат. Проку от него сейчас не было - куда стрелять, если никого не видно? Даже свои куда-то подевались, рассредоточились. Но одного атакующего я все-таки увидел. Он сидел на дереве в нескольких метрах от меня - маленький, просто доходяга какой-то, в черной трикотажной маске на голове. И этот заморыш преспокойно выцеливал кого-то из пневматического пистолета. Я выстрелил в него. Зажмурился, правда, сначала, плохо соображая, что делаю, все равно тут не промахнешься. Открыл глаза, когда он уже свалился с дерева Ошалев, я не сразу заметил, что с других деревьев, дальше от меня, тоже сыпятся, как горох, налетчики. Наши уже разобрались, что к чему. Но все-таки странно, что чужаки так легко давали себя убивать. Очень глупая засада получилась - у нас было больше свободы маневра.
Стрельба прекратилась резко, как будто меня по ушам ударили и оглушили. Я на всякий случай еще немного посидел в кустах, пока меня оттуда не вынули. Сначала я услышал голос командира, ему кто-то отвечал: "Где-то здесь, в заросли улетел, я его туда отправил от греха". Потом кусты раздвинулись, и на меня глянула озабоченная физиономия Ярослава.
- Живой?
Я закивал и засопел.
- Я… у… и…
- Ну, ну, - Ярослав вытащил меня и начал отряхивать, - ничего, живой, и слава Богу.
Подошел Святополк. Остальные разбрелись по лесу, налетчиков гоняли, что ли? Только тихо было, никто не стрелял.
- Я… у… - опять начал я, и опять не получилось.
- Может, дать ему хлебнуть глоток? - предложил Ярослав и похлопал по карману на штанине, где лежала фляжка с чем-то вроде вчерашнего коньяка.
Святополк взял меня за плечи и несколько раз тряханул.
- Что - ты?
- Я… убил, - наконец выговорил я и махнул рукой туда, где лежал под деревом мой снятый. Кажется, меня колотило. Убивать страшно. Я и представить раньше не мог, до какой степени это жутко. Наверное, хуже, чем самому умирать. Внутри меня образовалась холодная пустота, а в пустоте поселилось отчаяние. Ярослав сходил, проверил.
- Точно, убил, - крикнул он, и вдруг раздался его изумленный свист. - Ничего себе! Командир, можно тебя?
Святополк отдал меня на поруки подошедшему Папаше и ломанулся через кусты. А у Папаши лицо тоже было… не на месте. Глаза съезжали на сторону, и руки дрожали, когда он свою фляжку доставал.
- Что там, Михалыч? - изнывал я, теряясь в собственных безнадежных ощущениях.
- Да ерунда какая-то, - пробормотал Папаша и сделал затяжной глоток, - Ерунда, не бывает такого…
Я рванулся, он не успел меня остановить. Продрался сквозь кусты и встал как вкопанный. Святополк и Ярослав посмотрели на меня мрачно.
Под деревом лежал мальчишка, младше меня, лет тринадцати, наверное. В широких штанах и черной ветровке до колен. Маску с него сняли, глаза смотрели в небо.
Стали подходить другие. Столпились вокруг командира, молчали, кто-то в затылке тер.
- Что? - жестко спросил Святополк.
- Все мертвые, - виновато ответили ему. - Лети. Подростки. Маски зачем-то напялили.
- Снайперы, так вашу, - выругался командир. - Сколько?
- Одиннадцать, двое удрали.
- У меня живой, паршивец, - крикнул от тропинки Паша Маленький, и все повернулись туда.
Святополк наклонился к мертвому мальчишке, закрыть глаза. Вдруг позвал:
- Руслан, посмотри.
Горец сел на корточки возле тела.
- Зрачки расширены. - Он закатал мальчишке рукава. - Не кололся. А какой дурью он накачался, я тебе не скажу, командир, не знаю.
- Да они все обкуренные были, - разозлился Варяг. - Лупили как на сафари, и все мимо.
- Значит, так, - сказал Святополк. - Рыть могилу. Общую. Если есть какие документы… хотя какие там документы… в общем, понятно. - Он махнул рукой.
Трое достали шанцевый инструмент и стали копать.
А Паша на тропинке осматривал свой живой трофей. Этот казался постарше моего, но все равно малявка. Одет в серое хаки, маска рядом валяется. Он был без сознания.
- С дерева падал - прибило, - объяснил Паша. - А так целый, ни царапинки. Это его. - На землю лег крупнокалиберный револьвер.
Мальчишка внезапно открыл глаза и внимательно оглядел незнакомых людей вокруг.
Обстановка ему явно не понравилась, и он дернулся, пытаясь удрать.
- Спокойно, малец. - Паша крепко держал его.
- Вы кто? Будете меня убивать? - быстро спросил мальчишка, озираясь. Судя по скорости реакции, мозги ему не отбило.
- Мы тебя сначала допросим, - сурово пообещал Святополк, - за какими надобностями вы тут отряд летучих обезьян изображали. А там посмотрим, что с тобой делать.
Мальчишка зло зыркнул на него, потом на меня. Кажется, я этому вольному стрелку не приглянулся больше всех, Я и сам себе в тот момент не слишком нравился. Святополк кивнул Паше: "Покажи ему".
К еще не готовой могиле между деревьями сносили тела и складывали бок о бок. Сразу столько мертвых я еще никогда не видел. Все молчали, только лопаты громко грызли сухую землю, рвали корни. Богослов, размахивая своим шанцевым инструментом, чуть не снес полчерепа одному из двух Слав, и его отстранили от дела.