Сергей Пономаренко - Час Самайна стр 6.

Девушка тяжело вздохнула, встала с кресла и, отойдя, по­смотрела в зеркало. Выше среднего роста коротко стриженная брюнетка... Словно чужое отражение. Зоряна заметила, что и выглядеть стала взрослее, женственнее, словно рассталась не только с волосами, а и с девичеством. Единственное, что осталось от нее прежней и служило утешением, - стройная фигура, которую подчеркивали словно влитые льняные брид­жи, а обтягивающая майка сообщала, что с грудью у нее все в порядке, и даже очень. Пожалуй, с учетом новой стрижки имидж получился откровенно-вызывающим.

Прежде чем выйти из салона красоты, Зоряна еще раз огля­дела себя в зеркальной входной двери, и настроение от этого не улучшилось. Она шла по улице, терзаясь вопросом, на ко­торый никак не могла найти подходящий ответ: "Зачем было это делать?"

Вопрос был мучительным, словно боль в расковырянном дупле зуба. Так мы порой с вожделением орудуем зубочисткой, с замиранием сердца предчувствуя боль, а когда она приходит, лезем на стенку и спрашиваем себя: "Зачем это было делать?!"

Погода за час в очередной раз изменилась. Начался ливень - не по-летнему холодный и брезгливый, вызывающий депрессию чувств, дистонию желаний и аморфность поведения.

"Наверное, небо оплакивает мои чудесные волосы!" - подумала Зоряна и, открыв зонтик, направилась в ближайшее кафе.

Чашка двойного кофе плюс сигарета с ментоловым привку­сом, развеяв туман в голове, вернули ее к жизни. От страданий по утраченным волосам Зоряна перешла к мыслям о Мирчике и Илье.

"Оба разные, оба нравятся. Они словно дополняют друг дру­га и этим затрудняют выбор. И никого из них я не люблю, - размышляла она, затягиваясь сигаретой. - Илья не красавец, но и не урод, к нему очень подходит слово "средний". У него средний рост, средняя, не бросающаяся в глаза внешность - едва заметные залысины, умные карие глаза. В меру упитан, в меру говорлив, в меру уступчив. Встречи с ним приобрели регулярный характер - сродни тому, что обязательно надо ходить в институт и вовремя возвращаться домой. Нельзя сказать, что они сильно "грузят", или я им не рада, или скучно. Но так обыденно! Возможно, именно борясь с этим, я и пожертвовала волосами. Жизнь в повседневности призрачна - она есть, и в то же время ее нет. А Мирчик чудо! Главное в нем - ненадежность, и этим он оригинален. Его внешность скрывает в себе потен­циальную ловушку - дает возможность увлечься другими. Любит ли он меня? Если Ильей хочу, но не могу увлечься, то им - боюсь, стараюсь особенно не сближаться. Чувствую, что он может просто, без объяснений исчезнуть, оставив боль в серд­це. Чувства - это предательская лакмусовая бумажка, она выдает желаемое за действительное".

Ее размышления прервал звонок мобильного телефона. Это был Илья. По голосу Зоряны он сразу понял, что что-то не так, и встревожился.

- У тебя проблемы, малыш?!

- Нет, все в порядке. - Об "эксперименте" в парикмахер­ской Зоряна решила пока не говорить - пусть будет "сюр­призом".

- Я же вижу... - начал было Илья.

- Не вижу, а слышу. Поход на природу с однокурсниками сорвался, вот и переживаю. Приглашали на пиво, отказалась. Так что свободна и не знаю, куда себя деть.

- Я пока занят... - заколебался Илья. - Завтра должен сдать статью в журнал, сижу в библиотеке. Мы же договари­вались на вечер...

- Можем не встречаться, если ты занят, - фыркнула Зоряна.

- До шести я закончу. Хочу тебя увидеть.

- Хорошо, если до вечера никто меня не украдет...

- Тогда я приеду прямо сейчас. Ты где?

- Я пошутила. Никто не украдет, потому что буду сопро­тивляться. Встретимся в восемь в метро, где обычно. Пойдем на дискотеку. Я за это время придумаю куда. Хочу танцевать до утра. Возражения?

- Принимается, - со вздохом ответил Илья, по натуре "жаворонок". Ночные похождения были ему не в радость, но он терпел и молчал.

Дождь закончился. Зоряна, выйдя из кафе, спустилась на Крещатик и пошла по направлению к метро. Было свежо, на тротуарах стояли большие коричневые лужи.

Она любила главную улицу столицы с ее всепогодной толчеей, сказочно красивую всегда, а не только тогда, когда цветут каш­таны. Девушка шла в толпе людей, похоже, ни на что не обращая внимания, а на самом деле искоса наблюдая, как идущие навстре­чу мужчины "фотографируют" ее взглядами. Это улучшило на­строение, и в метро Зоряна вошла полностью успокоившись.

Вернувшись домой, она устроилась на диване и достала старый дневник с красными коралловыми бусами вместо за­кладки. Особого желания читать у нее не было, но это давало возможность скоротать время.

Петроград. 18 августа 1917 года, пятница

Вечером зашла к Тане, Ане и пошли в кинематограф. Сели в самую заднюю ложу. Впереди сидел Шурка Длинный с Катей и Маруськой. На вторую часть приходит Володя. Садится с нами. Пришел Шурка Кожушкевич, но ему не хватило места с нами, и он сел рядом с Шуркой Длинным. Вышли из кинемато­графа вместе: я, Таня, Аня, Шура, Володя, Коля и Регина. Мы с Во­лодей немного отстали от компании. Он пригласил меня на спектакль 21-го числа, дал свою визитную карточку.

Пришли на станцию: Аня попросила проводить ее до Удель­ной. Было 11 часов, поезд отправлялся в 11:30, а обратно в 12:18. Я сначала заколебалась, а потом решила, что наплевать, все равно. А поехать было так соблазнительно! Я и Володя прошли на платформу, немного прогулялись. Он спросил, была ли я в воскресенье. Я ответила, что дождь помешал прийти. Он сказал, что в тот день ждал меня целый час. Пошли к поезду. Осталь­ная компания была уже там. Регина и Володя поехали отдельно в вагоне 2-го класса. Шура стал просить меня сказать ему, что я хотела. Ответила, что сегодня не могу. Тогда он начал спра­шивать, когда я ему все скажу. Назначила на воскресенье, опять там же. Приехали на Удельную. Проводили Аню до дома и от­правились обратно на станцию. Регина и Володя шли вместе.

Я заговорила о самоубийстве. Просила у Коли револьвер. Володя меня уговаривал, просил объяснить, что меня толкает на самоубийство. Я ответила, что до воскресенья он ничего не узнает.

Поезда долго не было. Мы все время ходили по платформе: Таня с Шурой, я с Региной, Володя пошел искать дежурного, чтобы узнать, когда будет поезд, а Коля был один. Он все вре­мя приставал то к нам, то к ним, жаловался на свое одино­чество и подтрунивал над нами. Пришел Володя. Коля Чулов подошел к нам и спросил:

- Господа, вы любите друг друга? - Володя ответил утвер­дительно, но Коля не унимался: - Так докажите свою любовь - поцелуйтесь!

Володя пошутил над ним и отправил к Оле. Коля обиделся и замолк. Наконец подошел поезд. Мы с Володей сели отдельно. Всю дорогу ворковали как голубки, пока не добрались до Пет­рограда.

Мама ругалась, когда открывала мне двери. Половина вто­рого ночи. Я долго не могла уснуть, все думала о прошедшем вечере, о том, как хорошо мы провели время. Уверенная, что Володя любит меня, я уснула.

Петроград. 20 августа 1917 года, воскресенье

С самого утра начались приключения. Я у Тани гладила платок. В дверь тихонько постучали. Таня подошла к двери с ложкой, потому что мешала кашу. Услышала голос и поняла, что пришел Коля. Таня не знала, куда деться, чем прикрыть свою грязную кофту. Чуть было не надела пальто, да попался пере­дник, и им прикрыла свой "роскошный" наряд. Пришлось впус­тить гостя. Он был не один, а с Гришей. Пришли ко мне на кухню. Коля стал подкалывать, что я глажу. Мы с Татьяной страшно боялись, чтобы не услышала мама, что Николай у нас, но, слава богу, они сидели тихо. Коля хотел вместе с нами пойти завтра в театр, и мы договорились, что он будет ждать в половине седьмого. Наконец они ушли. Мы пообедали, и Таня пошла спать, а я принялась штопать чулки. Пришла Аня и разбудила Таню. Стали болтать. Аня рассказала, что вчера Оля с Анатолием провожали трактирщика Костю на позиции, а она ходила на миниатюры в Народный дом. Там были Володя и Шура. Она все время подтрунивала надо мной. Раскритиковала Володю так, что у меня пропала всякая охо­та идти на свидание с ним. Я ушла домой пить чай.

Было 35 минут седьмого, когда мы пришли на станцию. Таня пошла на поезд, а Володя ожидал меня на платформе. Мы с ним устроились в отдельном купе. Он снова начал признаваться мне в любви. Наконец мы доехали до Удельной и отправились в парк. Забрались далеко в лесную чащу. Володя расстелил шинель, и мы уселись. Сначала я говорила, что не верю ему, потом оказалось, что поверила. Он был так уверен в моей любви, что этой уве­ренностью и я стала заражаться, хотя его вовсе не любила. Мое чувство уже не то, что на вечере у Коли. Ту ночь я никогда не за­буду! Самые прекрасные минуты в моей жизни! Тогда я была так довольна, что моя мечта исполнилась. Я не хотела большего и не рассчитывала на повторную встречу. А затем мне захо­телось испить чашу до дна, и последовали еще встречи. Теперь это уже не так интересно. Но Таня советует мне "поволынить", и я продолжаю играть роль. Удивляюсь, как это искрен­не выходит: ни у кого нет и капли подозрения.

Володя просил сказать ему, что я хотела. Я долго колебалась, но потом пришлось сделать его своим другом и посвятить в нашу семейную тайну. Он принял такое горячее участие во мне! Его интересовало мое положение. Он просил пока потер­петь, а когда закончит учиться, то я стану его женой. Что же, пусть мальчик помечтает, а мы еще посмотрим. А все- таки я его ценю. Правда, как друга и человека, но не как воз­любленного. Я совсем не ожидала, что он так серьезно влюбит­ся, - всегда считала его ветрогоном. Время шло. Пора было на поезд, и мы пошли на станцию. Распрощались до завтра.

Петроград. 21 августа 1917 года, понедельник