- Не надо убиваться по такому пустячному поводу! Даже если тебя бросили три раза подряд, об этом не стоит горевать больше, чем пятнадцать минут.
Мне даже показалось, что - невероятно! - он хотел обнять меня и привлечь к себе. Но я отшатнулась и бросилась бежать по пустынной улице. Я мчалась, не оборачиваясь, будто за мной по ночным улицам неслась стая койотов. Ворвавшись в дом, я, даже не потрудившись захлопнуть дверь, бросилась на кухню, схватила нож и разрезала кожу на ладони, надеясь обнаружить под нею какую-нибудь занятную микросхему, которая превратила меня из нормального человека в робота, раба Лиги. Но под кожей ничего не было, абсолютно ничего. То есть красное мясо. Я в ярости ковыряла ножом руку, чувствуя, как у меня немеют колени, а к горлу подкатывает тошнота - еще мгновение, и я не выдержу, и грохнусь в обморок. Но никакой микросхемы я так и не нашла. Обмотав руку полотенцем, я поплелась в больницу - накладывать швы.
9
Едва Кентис свернул в переулок со Звездной, как возле него притормозила машина. Дверца старой "Волги" распахнулась. Наружу высунулась тощая брюнетка с ярко накрашенным ртом. На шее у нее болтались стеклянные бусы и ожерелье из белых пластмассовых то ли игрушек, то ли крысиных черепов.
- Мы тебя ждем, Кентис, садись… - она приглашающе махнула рукой внутрь салона.
Кентис пьяно поморщился, ругнулся банально и уселся на заднее сиденье. Кроме шофера, в машине было две девушки - худенькая брюнетка развалилась на заднем сиденье. Вторая - рыжая, явно крашеная, полная и флегматичная, расположилась спереди, но постоянно косилась назад, будто ожидала от Кентиса какой-нибудь выходки.
- Что угодно, девочки? Желаем порезвиться? - в своей обычной манере принялся паясничать Кентис. - Учтите, я за любовь деньги не плачу…
- Что ж ты выеживаешься, мерзавец? - оборвала его брюнетка. - Разве Великий Ординатор не объяснил, что ты должен делать?
- Дамочки, я не понял - что вам от меня надо? Разве мы не будем заниматься сексом? Не хотите обе разом - могу по очереди - я парень старательный.
- Заткнись, - цыкнула на него брюнетка. - И прекрати разыгрывать из себя дурака.
- Я не дурак, я - подонок, - хмыкнул Кентис.
- Не имеет значения, - брюнетка вытащила из кармана серебряный цилиндрик, похожий на тюбик губной помады, и, бесцеремонно завладев другой рукой Кентиса, прижала носик тюбика к его ладони. Кентис закусил губу, чтобы не закричать, пока жгучая волна боли растекалась по ладони.
- У тебя испытательный срок, - сказала брюнетка. - И будь умницей.
- Как вас звать, девочки? - спросил Кентис, переводя дыхание, когда боль спала.
- Карна и Желя. Нравятся имена? - усмехнулась брюнетка.
- Девочки, чем я вам не угодил? Я так старался.
- Ты решил обмануть Великого Ординатора, - прошипела брюнетка. - Взрывчатка в водосточной трубе! И это все, на что ты способен?!
Кентис захихикал:
- По-моему, очень оригинально. Репортеры и менты в трансе. Чего стоит заголовок в "Солянке" - "Изуродована новая урна!" и далее риторический вопрос "Кому это нужно?" Я, признаться, долго смеялся, - и он вновь захохотал, только в этот раз его смех больше походил на плач.
- Ты что, вообразил, что Великий Ординатор купится на дешевый спектакль? Хорошо, твое дело. Паясничай дальше. Платить будут другие.
- Эй, погоди! - закричал Кентис и в голосе его мелькнула истинная тревога. - Вы не так поняли! Я согласен! И Старик согласен! Все согласны! Двумя руками! Как же может быть иначе!
- Может, я тебе и поверю, - сказала Карна, усмехаясь. - Но нужны доказательства.
- Будут! - Кентис прижал руки к груди. - Самые лучшие. Самые пресамые…
Машина притормозила на углу, и Кентиса бесцеремонно вытолкнули на мостовую. Он стоял на коленях и смотрел вслед удаляющимся габаритным огням машины. Хмель разом с него слетел.
- Вот стервы. Как они только узнали…
10
Кентис отвык ездить в автобусе. Когда этот уродливый монстр, скорее похожий на древнее ископаемое, чем на общественный транспорт, угрожающе скрипя и чихая, подъехал к остановке, Кентис отступил назад, будто испугался. Двери уже нехотя, с трудом поползли назад, сжимая пространство, и только тогда Кентис нырнул внутрь. Одно место возле изорванной в клочья гармошки оставалось свободным, и в этом был какой-то знак, указание свыше. Кентис в любой мелочи мог увидеть знамение - так ему становилось легче действовать и даже - дышать. Он спешно забился в этот уголок, засунул матерчатую сумку подальше под сиденье, прижался лбом к холодному стеклу и замер, съежившись и опять же ожидая какого-то знака - он должен быть непременно, этот знак. Если знака не будет, Кентис заберет сумку и выйдет. Он так решил. Уже решил. Хорошо, когда что-нибудь решишь - не надо думать ни о последствиях, ни об угрозах…
- Ишь уселся, и морду отвернул! - раздался над ухом пронзительный старушечий голос. - А я тут с сумками стой подле него. Ноги не держат!
Кентис повернул голову и принялся разглядывать нависшую над ним старуху в линялом ситцевом платье и в выгоревшей до рыжины панаме. Панамка эта сидела на самой макушке и была ее обладательнице необыкновенно мала.
"У внучки сперла панамку", - подумал Кентис и улыбнулся.
- Чего лыбишься! - еще более пронзительно завыла старуха. - Никакого уважения к старости!
- Все они, молодые, такие, - поддакнула из-за плеча товарки тощая особа в черном платке неопределенного возраста. - Наглые и все воры.
- Воры, воры, - закивала бабка в панамке.
"Вот он, знак," - улыбнулся Кентис и встал.
- Прошу вас, мадам, - он поклонился с галантностью истинного рыцаря.
Матерчатая сумка осталась под сиденьем.
- Издевается, умник сраный, - фыркнула бабка, плюхаясь на освободившееся место. - Еще посмейся, так я тебе так двину, что из автобуса вылетишь.
Он шагнул к выходу.
- Я удаляюсь, мадам. Сам. Дабы не смущать вас своим присутствием.
Только теперь он понял, что это был вовсе никакой не знак, а глупая ловушка. Его непременно запомнят. Эта, в черном платке, и еще одна женщина лет сорока, внимательно наблюдавшая за происходящим. Если, конечно, они уцелеют. Но ведь могут и уцелеть. Могут…
Двери еще не успели открыться, а Кентис уже спешно шагнул в образовавшуюся щель. Он побежал. Потом опомнился, перешел на шаг, но не выдержал и опять побежал. Сердце, расколовшись на тысячи частиц, билось теперь в каждой клеточке его тела. Там, в автобусе, ему было весело и легко. Потому что там еще все можно было остановить. Он спрыгнул с подножки, и все сделалось НЕОБРАТИМО. Кентис то начинал дрожать, то смеялся, то выкрикивал что-то вслух, и тут же до крови кусал губы. В голове у него мутилось.
- Они будут довольны. В этот раз они останутся довольны, - бормотал он вслух.
Но эти слова не утешали а, напротив, наводили ужас. Краткое "ОНИ" внезапно приобрело двойной зловещий смысл. "Они" - это Карна и Желя. "Они" - это те, кто остался в автобусе возле матерчатой сумки.
Он мчался дальше, не разбирая дороги, ныряя в ближайшие переулки, проходные дворы, и останавливался лишь для того, чтобы отдышаться. И опять бежал. Мысль о том, что можно сесть в другой автобус, вызывала у него тошноту.
Он остановился внезапно, будто натолкнулся на стену.
Алиби! Необходимо алиби! А что является самым удобным алиби? Новое преступление! Он захихикал, находя мысль и удачной, и забавной. И огляделся. Сам не ведая как, он очутился на окраине. И прямо из-за серой в потеках стены блочной девятиэтажки выглядывал старенький кирпичный домик с крошечным садиком.
"Улица Социалистическая", - прочел он на самодельной деревянной табличке, прибитой к крылечку.
Не было никакого сомнения - перед ним был дом Евы Нартовой - ее адрес он узнал еще сегодня утром.
Это был знак - тут не оставалось никакого сомнения.
11
В детстве мне казалось, что служить высшему - самое прекрасное занятие на свете. Эти детские предрассудки, наверное, живы во мне до сих пор. Иначе, скажите на милость, за каким чертом я пошла работать в это мерзостное "Око", чтобы каждый день общаться с плачущими старушками, умственно отсталыми пьянчугами или с такими существами как Вад. Или взять хотя бы пример с Лигой. Мне понравилась их идея! Наконец моя никчемная жизнь обрела высший смысл…
- А у тебя очень мило, - сказал Кентис, просовывая голову в раскрытое окно гостиной.
И, не дожидаясь приглашения, перепрыгнул через подоконник и оказался в комнате. Как ни странно, его приход меня обрадовал. Мне даже показалось, что всё утро я ожидала именно его появления.
- Ева, да ты просто красавица, - заявил Кентис, оглядывая меня внимательно. Если не сказать - нахально. - Всегда считал, что мартинариями становятся одни дурнушки. Неужели можно с такой грудью вступить в Лигу?
В ответ на грубоватый комплимент я по-дурацки хихикнула.
- Кажется, ты меня преследуешь?
- Ну что ты? Просто мы вчера не договорили, - улыбнулся Кентис. - Ты удалилась так неожиданно.
- Мне не понравилась твоя глупая демонстрация со Стариком, - я постаралась сделать выговор как можно более кокетливым тоном.
- А, Старик! Почему-то все считают, что я его не люблю. Но люди ошибаются. Глубоко ошибаются. Я его обожаю! Наверное, никто на свете так не любит отца, как я.
- Ты над ним издеваешься.
- Нет, ни в коем случае. Я ему изо всех сил помогаю - просто из кожи вон лезу. Неужели ты этого не замечаешь?
Оранжевая занавеска с желтым узором, подхваченная порывом ветра, вскинулась вверх. Показалось, что язык пламени ворвался в комнату. От неожиданности я вздрогнула, и Кентис заметил мой испуг.