Вечером в зале бывшего ресторана "Арктика", столь любимого советскими офицерами в прошлом, и вовсе не потому, что русский мороз всегда по-особенному приветлив к подвыпившим лейтенантам, было шумно. Несколько компаний, удобно откинув спины, отмечали примерно одно и то же.
– Дамы и господа! Дорогие гости! – симпатичный парень с гитарой появился на маленьком подиуме. – Разрешите от имени музыкальной группы "Плакучая ива" поздравить ваших, и не очень, женщин… с праздником на душе! Ибо прибыли вы к нам! Пойте, смейтесь и танцуйте вместе с нами! Пардон, я хотел сказать "пейте"… а первое вам устроит чудный баритон! Василий Рампов! Встречайте!
Все зааплодировали.
Откуда-то сбоку появился невысокий худенький мужичонка, побитый уже годами, в красной бабочке наперекосяк, и низко поклонился. Микрофон при этом издал протяжный вой. В зале засмеялись.
– А "Плакучая ива", эт… из "Бриллиантовой руки"? – раздался чей-то пьяный голос.
– Если вам будет угодно, – снова поклонился Рампов.
– Тогда про "зайцев"!
– Извините, баритон желателен…
– А мы нальём!
Зал весело загудел.
Через минуту терпимо монотонный голос озвучивал что-то среднее между ублатнённым историей родины шансоном и незатейливой попсой. Хотя для танцев музыка годилась лишь отчасти, столы значительно поредели.
К знакомой уже нам компании, между тем, добавились Виктор Бочкарев – альпинист, добряк и просто красавец, весельчак Самсонов, а также сравнительно новое лицо – младший научный сотрудник Эдик Птицын. Все уже были под "шафе". Вскоре за столом царила та фаза веселого настроения, в которой мужчины, и не только одинокие, до неловкости долго задерживают взгляд на дамах – ведь поворот головы уже требует усилий.
В нашем случае эту роль взвалил на себя именно Эдик, решив то ли обозначить достойность места за столом, а, может, и в жизни, то ли с какой иной, ведомой известной половине в известном состоянии целью. Он долго поедал Галину взглядом, а затем подсел, спросив разрешения позже, что было также объяснимо:
– Не возражаете?
Женщина кивнула. В это время Самсонов, поднимая очередной тост, оглядел стол ища поддержки:
– Я маленький тщеславный грызунишка науки… – начал он, но кто-то отвлек его.
– О боже! – Галина демонстративно повернулась к соседу, с досадой глянув на пустой бокал.
– Позвольте представиться, – мигом сориентировался тот, – сравнительно новый мэ-нэ-эс кафедры, Эдуард Птицын. Для вас Эдик.
– Великая честь! Думаете, приподниму? – женщина чуть отклонилась и смерила парня взглядом. – А десять галантных слов подряд – не слишком ли много для математика? Простите, я хотела сказать трудно… не слишком трудно для математика?
– А "ирония – оружие беззащитных", сказал кто-то из писателей – чуть напрягшись, парировал молодой человек. – А слов – одиннадцать.
– Ах, мы даже такие! Способны к тому же связно, – Галина Андреевна подняла брови. – Тогда совет: представляйтесь "Эдуард Орлов"! Успех вероятнее. Впрочем, продолжайте, м.н. с, вы на верном пути… вот только куда… я открою чуть позже.
– Предлагаю выпить за вас – одинокую и таинственную!
Птицын, не чуя мышеловки и полагая, что стадия, в которой он находился, позволяла большего – решил идти напролом.
– Ну, вот это ожидаемо. Примерно так, года три назад, начинал Самсонов. Можете заметить – прогресс налицо, – она кивнула в конец стола. – Сколько на кафедре? Вы ведь пришли сразу за Бочкаревым? С полгода?
– Восемь месяцев… упустил ставку, старшего… так как насчет тоста?
– А был?
– Ну, как же… за вас, – легкое смущение пробежало по лицу Эдика. Напор явно упирался в стену.
– Что ж, спасибо за внимательность! – женщина подняла пустой бокал.
Ухажер покраснел и завращал головой в поиске вина.
– Галина! – раздался позади рык. – Давай налью! – Байтемиров с бутылкой красного и уже маленькими глазками стоял не очень уверенно. – Шо за безобразие, черт возьми! Совсем распустили мужиков… Сами пьют, а вам не наливают! Твое здоровье, королева!
– Ой, замечательный тост! Выпью с удовольствием, Тимур Егорович!
– Да, да, ваше здоровье, – поспешил присоединиться Эдик и, ругнувшись про себя, опрокинул рюмку.
Улыбка довольства не сходила с лица женщины ни на мгновение, пока игристое вино не оставило хрусталь. Было видно, что Галина утолила желание не только выпить.
Птицын последние полчаса налегал на водку, причем уже-таки залихватским образом. Видимо, артподготовка, по его мнению, была позади. Однако предмет кандидатской великого Менделеева славится особым качеством – доводить дело до конца. Именно в тот злосчастный момент Байтемиров отошел, а Эдик уже отчаянно решился на проверенный, как утверждал один из коллег, прием, поднимающий статус на небывалую высоту. Он доверительно наклонился к собеседнице, на что, как ошибочно считал, имеет право, и членораздельно, но важно произнес:
– Галина, вы не читали Анри Мюрже "Сцены из жизни богемы"?.. – поднятая бровь, как и пауза, должны были "увесить" значимость вопроса. – Малоизвестный прозаик девятнадцатого века, – добавил он. – М-могу уступить… на время. – Незадачливый ухажер улыбнулся, ожидая того же. И не ошибся.
– Милый Эдик, – улыбка показалась парню обворожительной, – я могу вам устроить такие сцены из жизни, которые напрочь затмят вашу ранимую память о Богеме. Кстати, почему у нее такое пафосное имя?
Обалдевший парень уставился на Галину.
– У к-кого? – выдавил, наконец, он.
– Ну, у кого же, у Богемы, эрудит вы наш, – женщина вздохнула. – Вот видите, мой мальчик, как легко клюнуть на крючок. Сегодня вы опять упустили ставку. Видно, слова женского рода – ваша ахиллесова пята. – Галина вдруг рассмеялась, – даже пята, и та женская! Выползайте! И сторонитесь дам не своего возраста. Правда, один плюс гарантирован – они не замечают конфуза. Вы ищите этот математический знак? Так он в другом – дамы постарше не распространяются о мужских неудачах. Э-э-э? Вы еще реагировать способны?
Она пощелкала пальцами перед его лицом. Эдик вздрогнул. Он на самом деле смотрел уже мимо и обреченно.
– Так вот, если предложенный путь устраивает, пу-у-уть, – повторила Галина, приблизившись к самому лицу соседа, – помните, я обещала его указать? Тогда могу познакомить с одной интересной блондинкой в годах. Но будьте прагматичнее, берите пример с меня. Я не сложно выражаюсь? О, господи! – Женщина всплеснула руками, – так быстро!
Шок прошел, и молодой человек, приходя в себя, пробормотал:
– Пример? С вас?
– Ну, да, – Галина Андреевна, понимая момент, наклонилась к самому уху Эдика и прошептала: – скажите, милый, Бочкарев пьет? – И, прежде чем тот снова погрузился в коматозное состояние, быстро уточнила: – я имею в виду, сильно выпивает? Не замечали?
– Что это вы уединились? – неизменно веселый Самсонов буквально вырулил, чтобы не опрокинуть стул напротив. Стараясь отодвинуть его рукой и дважды при этом промахнувшись, он, наконец, сел:
– О чем шепчутся голубки? Помочь? Почему не танцуем даму?
– О прозе и о повторах чужих ошибок, – женщина многозначительно посмотрела на него. – Не вы ли виновник всех тяжких молодого импровизатора?
– Ни в коем случае! – Самсонов постарался придать тону возмущение. – Хм, проза… я люблю детективы! – и подтянув чей-то бокал, тоже выпил.
– С тех самых пор, как надоел приём с Мюрже? Женской половине университета? Так поделитесь с коллегой, – она кивнула на Эдика, – зачем же подставлять? Или подтанцовки важнее?
– В смысле? – Самсонов недоуменно склонил голову.
Вилка с огурцом застыла на полпути.
– Толстой называл детективы подтанцовками у сохи. То есть около серьезной литературы. Берите на вооружение новый прием, дарю – половина зала не слышала даже о сохе!
– Галочка, мне кажется, ты не точна, – сквозь смех почти пропела Толстова с другого конца. Всё это время, развлекаясь, она наблюдала за ними.
– Успокойся, в лабиринтах интеллекта моих рыцарей это замечено не будет. Полагаю, как и твоя осведомленность. Ведь сейчас момент, когда неточности предпочтительны и кажутся гениальными.
– О чем это вы?.. – снова напрягся Эдик.
– О чем, о чем… о стилистике, милый Дон Кихот. Только о ней, – с этими словами она весело щелкнула того по носу. – К тому же вас должно радовать, что любовные интрижки переплетаются еще и бумагой. Именно такая форма считается некоторыми съедобной, – она кивнула на Людочку. – Так что, приосаньтесь, вы не одиноки в банальных предпочтениях.
– К-какой бумагой? П-поясните! – не унимался Птицын.
– Ого! Требовательность к истине сильнее алкоголя! Как вам это нравится? По-моему неожиданность вечера! – Галина Андреевна театрально откинулась назад.
– Н-е… – промычал Самсонов. – С детективом понятно…
– Еще как! Диалоги, коих миллионы, написаны рассказчиком по фамилии "следователь". Заполняешь промежутки томным обсуждением или просто – трусами, нанимаешь редактора и шедевр готов!
– Я н-не о том!
– О подтанцовках?
– О каких п-подтанцовках? – Вмешался Птицын входя в "штопор".
– Да вот, с дамой напротив… не желаете? – она, взяв того двумя пальцами за подборок, повернула голову в сторону Людочки. – Боже мой, до чего заставляют опускаться! До сводничества! – и озорно подмигнула Самсонову.
– Я н-не против, – "мэ-нэ-эс" попытался встать, но Самсонов остановил его.
– Пос-слушай… а Бочкарев пьет? – Эдик посмотрел на коллегу, уже не мигая и забыв куда поднимался. Плод Менделеева довершал своё дело.
– Бочкарев? – Самсонов неуклюже повернулся к залу. – Н-нет, т-танцует!
– Я имею в виду в-вообще?.. – пробормотал Птицын.