
"Абби! Абби! - Брендон забывает, что не может говорить, лишь шевелит губами. - Ты не ранена? Как ты?"
- Все хорошо. Все в порядке. - Она садится, опираясь на руку, улыбка на лице - жалобная, перепуганная. - Я цела. Брендон, как ты?
Он кивает, морщится от боли над правой лопаткой.
"Все в порядке. Просто упал неудачно. Абби, как хорошо, что ты цела. Вставай, мы с тобой в самую грязь… Как хорошо, что ты цела".
Брендон поднимается сам, подхватывает девушку и помогает ей встать. Подбегает полисмен, спрашивает, что случилось и кто стрелял.
- Они убежали туда, - еле слышно шепчет Абби. - Трое. Брендон, проводи господина полицейского. Я тебя дождусь. Я тут посижу. Мне надо прийти в себя.
Брендон кутает девушку в плащ, помогает взойти по ступенькам под козырек подъезда.
"Я мигом, Абби. Я покажу, куда они скрылись".
- Да, да, мой хороший.
Минута туда, минута обратно. Даже если бежать, опираясь на трость. Когда он возвращается, Абби уже не дышит. Лежит на ступеньках, свернувшись, как эмбрион, и дождь барабанит по ее приоткрытым глазам.
* * *
Алистер Баллантайн и двое полицейских входят без стука в дверь тесной комнатушки. Ее хозяин - плечистый смуглый креол - сидит на заправленной кровати, спрятав лицо в ладонях, и жутко, монотонно воет. На столе, отодвинутом от стены, лежит Абигайль Томсон, обернутая в чистые белые простыни. Ее плащ и мокрое платье бесформенной грудой свалены у ног Брендона. Он стоит рядом с девушкой и гладит ее по голове. За стеной в соседней комнате тихо поет колыбельную мать Абби. Алистер видел ее, когда заходил в дом: страшная, почерневшая от горя старуха.
- Брендон, идем, - негромко окликает Алистер. - Поедем домой.
Брендон его не слышит. Он гладит черные кудри Абигайль и не замечает Алистера. Баллантайн выжидает минуту, другую.
- Брендон, я за тобой приехал. Пойдем же, - повторяет он громче.
Быстрый, еле уловимый жест одной рукой: "Нет". Алистер теряет терпение.
- Хорошо. - Он поворачивается к полисменам: - Господа, будьте добры, перенесите тело в машину.
Мужчина, сидящий на кровати, смолкает и медленно поднимается. Он подходит к Алистеру и произносит:
- Нет.
На стол ложится пачка купюр. Вторая. Третья.
- Мы ее забираем, - твердо говорит Алистер Баллантайн вдовцу и обращается уже к Брендону: - Для тебя.
И получает кулаком в лицо.
- Убийца! - ревет креол. - Это ты должен в землю лечь, не она! Свою жену на чучело выпотроши, ублюдок!
Алистер промокает платком разбитую губу, полицейские протискиваются мимо него к креолу. Брендон делает шаг и встает между ними.
"Уезжай. И не трогай ее. Не смей".
- Прошу прощения, - цедит Баллантайн сквозь зубы, обращаясь больше к полисменам. - Инцидент исчерпан.
Он кладет на пачки купюр горсть топливных брикетов и уходит. Полицейские следуют за ним.
- Сам вернется, - уверенно говорит Алистер, садясь в машину. - Здесь у него больше ничего не осталось.
Часть III. Байрон
Зыбкое пламя свечей отражается в зеркалах. В комнате стоит удушающий запах духов и курящихся благовоний. Окна открыты, но тяжелые шторы задернуты так плотно, что воздух с улицы почти не проникает. На высоком ложе среди разметанных подушек сплетается в объятьях обнаженная пара. Темноволосая пышногрудая женщина жалобно стонет и время от времени коротко вскрикивает. Мужчина хрипло дышит сквозь стиснутые зубы. Он причиняет женщине боль, но это лишь возбуждает обоих.
На полу у ложа извивается девушка. Ее тело стянуто шелковыми шнурами, впивающимися в кожу, рот заткнут ее же собственным чулком. Вывернутые за спину кисти рук побелели, голова притянута за волосы к связанным щиколоткам. Искаженное гримасой боли лицо залито слезами. Девушка с мольбой смотрит в темный угол комнаты. Там в кресле неподвижно сидит светловолосый парень лет двадцати в строгом сером костюме. Его руки в белых перчатках покоятся на резных подлокотниках кресла. В глазах отражаются огоньки свечей. Он смотрит в образованную зеркалами анфиладу арок, и его лицо ничего не выражает.
Пара на ложе выгибается в экстазе, ногти женщины оставляют алые полосы на спине мужчины. Мгновенье - и он сбрасывает ее с себя, тяжело дыша. Затем спускается с ложа, подбирает с пола шелковый черный халат и пристально смотрит на связанную девушку.
- Больно, голубка? - Его голос вкрадчив и обманчиво мягок. - Это тебе первый урок. Не усвоишь - будут и другие.
Мужчина склоняется над захлебывающейся слезами жертвой и резко дергает один из шелковых узлов. Шнур врезается девушке между ног, она приглушенно кричит. Мужчина берет со столика нож с тонким лезвием, крутит его в длинных пальцах.
- Порченный товар - неприятности, - с опаской замечает с ложа темноволосая женщина.
- Заткнись, - обрывает ее мужчина. - Я купил ее время у сутенера и могу делать с нею, что хочу. Как, впрочем, и с тобой.
Лезвие ножа оставляет вдоль ребра девушки длинную кровоточащую линию. Несколькими резкими движениями мужчина рассекает шелковые путы. Девушка обессилено вытягивается на полу, вздрагивая от рыданий.

- Вставай, - командует мужчина. - Одевайтесь, обе, и вон отсюда. Через три дня желаю видеть вас здесь же. Проверю, как эта юная строптивица усваивает уроки.
Он возвращается на ложе, отвешивает темноволосой звонкий шлепок по ягодице и наблюдает, как проститутки поспешно одеваются. Перехватывает взгляд заплаканной девушки и морщится:
- Как тебя… Хлоя! Зря ты ждешь от него помощи. Брендон служит только мне. Это мой ангел. - В последних словах звучит странная нежность.
Полуодетые девушки поспешно исчезают за дверью. Когда в коридоре стихает топот бегущих ног, Брендон откидывается в кресле и закрывает глаза.
Мужчина облачается в халат, приглаживает длинные темные волосы, потягивается и раздвигает тяжелые шторы. В душную комнату льется ночная прохлада.
- Женщины, - с презрением цедит он. - Они чересчур мягкие и бесформенные. Как тряпье. И стремятся превратить в тряпки всех, с кем имеют дело. Отец тоже размяк из-за матери, за что и поплатился. Женщины… Они вызывают желание мять, скручивать, придавать форму, твердость. Жаль, у некоторых слишком хрупкие кости.
Он обходит кресло, в котором сидит Брендон, кладет руки ему на плечи, склоняется, почти касаясь виска губами, и шепчет:
- С тобой я так никогда не поступлю, ангел мой.
Брендон поднимает руку и гладит Байрона Баллантайна по щеке. Его глаза все так же закрыты, на лице - тень равнодушия.