- Всё–таки бежали? Жаль. Я надеялась, что Роберт сумеет вовремя сориентироваться и укрепить отношения с женой.
- Я вообще не понимаю, что происходит, Мэйли!
Хорёк остановился посередине покатого спуска к пляжу и возмущённо воздел руки к небу, отчего на секунду потерял равновесие. Покачнувшись, он вцепился в неожиданно крепкое плечо китаянки.
- Чего им не хватало? Ну, вот, скажите? Чего?
- Вы когда–нибудь любили, Марк? - спокойно ответила Триоль, продолжая спускаться по скользкой каменистой дорожке.
- Я? Любил, - неуверенно ответил Фреттхен, помедлил и добавил, - в школе. А что? Причем тут любовь?!
- Любовь - это сила, которая сметает все преграды. Вы же психолог и должны об этом знать. Из–за любви убивают других и лишают жизни себя, а вы говорите о каком–то побеге. Не мне обсуждать политику руководства, но если бы меня спросили…
- Постойте, Мэйли, я не понимаю, при чём тут любовь? Какая любовь? Она замужем, она любит Роберта! - он помедлил и, вспомнив откровения Вилины на своей кухне, расстроенно добавил. - Или - не любит?
- Марк, она просто пошла туда, куда ей сказали, и сделала то, что ей велели. Они ведь послушные, эти райские птички.
- Но я сам видел - она была всем довольна, особенно - новым домом… Я заходил к ним после свадьбы, проверял.
- Я читала её дневник. Она любит Джереми. Просто обстоятельства не позволили ей выпустить эту любовь из сердца. Вот она и загнала её поглубже. В самую–самую глубь, в самое надёжное место - туда, где прячется подлинное "Я".
- Вы? - Хорёк так и подскочил на месте, рискуя снова оступиться на покатой тропе. - Вы читали её дневник?
- Да, я читала, - без тени смущения подтвердила Триоль. - Я педагог, а эти дети находятся под моей ответственностью. Я обязана знать, чем они живут и чем дышат, чтобы вовремя исправить возможные ошибки. Разве вы не занимаетесь тем же? Разве вы не установили повсюду камеры и не следите за каждым их шагом?
- Почему же вы ничего мне не сказали? - упавшим голосом спросил Фреттхен, проигнорировав вопрос о камерах. - Почему я обо всем узнаю последним?
- Потому что я посчитала возможным доверить судьбу жены её мужу. Я дала ему шанс переиграть соперника. Но, похоже, природа не одарила его талантом стратега. Более глупой выходки, чем его нападение на Джереми, и придумать нельзя. Хороший урок всем нам, Марк, и мы должны сделать из него выводы.
Пляж заполнялся гомонящей толпой - подростки затевали борьбу на рассыпчатом, как крахмал, песке. Молодые пары усаживались рядышком в ожидании медитации, обнимаясь и перешёптываясь.
Счастливые лица, смех и улыбки - Фреттхена кольнула зависть. Он бы тоже хотел стать птичкой в этом раю - воспарить в медитациях над белоснежным песком прямо в бездонную синь. Ни о чем не думать и не тревожиться. И никакого груза ответственности, никакого страха и неловкости под свинцовым взглядом Гельмута Верхаена.
- Хорошо, спасибо, Мэйли! Мы непременно сделаем выводы, но позже. Время медитации. Пора приступать.
- Конечно, Марк! Я всегда к вашим услугам, - смиренно ответила китаянка, снова пряча под непроницаемой маской и душу, и эмоции.
- Спасибо, правда, - он взял её крепкую ладошку и сжал тихонько в знак благодарности, - у вас такая чудесная энергетика. С вами рядом необычайно комфортно.
- Я рада это слышать, Марк, - она склонила черную и гладкую, будто облитую лаком, голову и легкой походкой балерины пошла вперед.
- Ребята, пора начинать! - сильный голос Триоль порхал над пляжем. - Рассаживаемся, поскорее, - она энергично хлопала в ладоши, разнимала борцов и приветствовала влюблённые парочки.
Ей улыбались, её слушались и очень скоро хаотичные группки рассеялись. Присмиревшие воспитанники Эколы расселись в аккуратные ряды.
Фреттхен откашлялся и взял в руки микрофон:
- Сегодня, друзья, мы переходим к новому, совершенно восхитительному этапу, - он помолчал, демонстрируя волнение. - Настало время задуматься не только о гармонии окружающего пространства, но и о том, кого оно окружает. О человеке. О том, кто создает и разрушает. От кого непосредственно зависит мир и процветание на нашей планете. Можно веками ждать, пока каждый достигнет того уровня развития, при котором болезни и войны исчезнут, как исчезли чума и оспа. А можно инициировать процесс, исцеляя и облагораживая души прямо сейчас. Вам нравится моя идея? - спросил он, повышая голос и наполняя его энтузиазмом.
- Дааааа! Нравится! - нестройно, но радостно отозвались ряды воспитанников.
- Прекрасно! - воскликнул Хорек. - Раз так, я передаю слово нашей замечательной Мэйли. Она объяснит вам суть!
Триоль с вежливым достоинством приняла микрофон, и психолог, облегчённо вздохнув, отошел и уселся поодаль.
- Сегодня мы начнём нашу медитацию с путешествия туда, где скрывается истинное "Я". То, что во многих религиях зовётся душой и продолжает жить после смерти физического тела.
Бархатный голос, сопровождаемый равномерным рокотом океана, успокаивал, убаюкивал, тянул за собой в то самое путешествие, о котором вещала маленькая китаянка. Фреттхен сидел на прохладном песке и чувствовал, как все его тело, каждый мускул расслабляется, а запутанный клубок нервов разглаживается и распрямляется.
- Загляните вглубь вашего сердца и вы увидете его - этот маленький огонёк любви. Позвольте чистому, ослепительно–яркому свету расти, заполняя ваше сердце…
"Да, да, я вижу его", - шептал Хорёк, с закрытыми глазами раскачиваясь в такт мудрым и правильным словам, на которые уже накладывалась тихая волшебная музыка из репродуктора.
Он уже начал проваливаться в уютное, тягучее забытье, как неожиданно барабанные перепонки пронзило металлическим скрежетом.
Психолог распахнул глаза и завертелся волчком на месте, стараясь понять, что случилось.
- Ребята! - Фреттхен не сразу узнал голос Джереми, искаженный волнением и микрофоном. - У меня мало времени, поэтому я сразу перейду к сути - нас обманывают. Мы - марионетки и подопытные кролики.
Психолога накрыло волной жара, а глаза затянуло розовой пеленой. Он вскочил и ничего не видя, побежал вперёд, туда, где начинался подъём с пляжа.
За спиной прошелестел возмущенный гул голосов, их перекрыли спокойные слова Триоль: "Спокойно, друзья! У Джереми последствия травмы, параноидальный бред. Мы должны проявить сочувствие и понимание".
Хорёк вслепую карабкался по склону, цепляясь за колючие кусты и обдирая ладони, а над Эколой разносилась речь Джереми. Она хлестала и жалила сильнее колючек, подстегивала, гнала вперед. Он, Марк, должен прекратить это безобразие и заткнуть рот мальчишке, пока его не услышал Верхаен!
"Они подменили нам память. Вспомните своё детство - оно у всех у нас одинаковое! Я докажу!"
Но доказать Джереми не успел.
Вместо этого раздался усиленный микрофоном шум возни, вскрикивания, звук тяжёлого дыхания, и все смолкло.
Несчастный психолог, успевший к тому времени выбраться на ровную поверхность, стоял под столбом, и, задыхаясь от прыгающего в горле сердца, пытался сфокусировать вновь обретённое зрение на черном пятне репродуктора.
"Фреттхен, - раздался как будто совсем близко, над ухом, зловещий скрип, - вы мне за это ответите".
Хорек обессиленно рухнул на жёсткие колючки и впервые в жизни разрыдался, как ребёнок.
Глава 26
- Вот так, всё сломать, одним взмахом руки, не подумав, не зная, что к чему, не разобравшись… И это после всего хорошего, что мы для вас сделали. Неблагодарные поросята, вот вы кто, - спокойно сказал Гельмут Верхаен.
Но, как ни прекрасно профессор владел собой, одно веко у него дергалось, а старчески–пятнистые пальцы судорожно переплелись поверх закрытой картонной папки с надписью "Happy Birds".
По левую руку от него жался за столом Хорек, а вдоль стены выстроились - кто, мрачно кусая губы, кто с повинно склонённой головой, кто с глупой улыбкой, а кто и со слезами на глазах - Джереми, Хайли, Боб и Вилина.
- Правду говорят, - с нажимом произнес Верхаен, - не делай людям добра - не получишь зла. Вы, все четверо - великолепное этому подтверждение.
- Лабораторные крысы мы, а не поросята, - буркнул Джереми, не поднимая взгляда. - За что нам быть благодарными? За то, что превратили нас в марионеток… - он, хоть и смотрел по–прежнему в пол, заговорил дерзко, - …украли память, осчастливили насильно, хотя мы об этом не просили?
- Что ты там бормочешь себе под нос? Давай, говори смелее. Теперь - можно. Маскарад окончен. Не просили, стало быть? Ты в этом уверен? Как ты можешь утверждать, что у вас украли память, когда ты не помнишь ни того, как именно с ней расстался, ни что это была за память? Ты хотя бы представляешь себе, от чего избавился?
Джереми неуверенно пожал плечами. Представлял ли он? Вряд ли. Смутные картинки теснились в подсознании, из снов проникали в явь. Черные и седые пряди, зажатые в его детском кулачке. Он - символически отделяющий боль от жизни, старость от молодости. Большая картонная коробка. Ванна, полная темной воды. Удушье и страх.
Что они означали, эти сценки из его прошлой жизни? Какую ценность имели?
В словах профессора звучала издёвка. Он–то знал, о чём забыл Джереми.