Радиоцентр прятался за амбулаторией, полузаросший густыми кустами ежевики, и представлял собой малоприметную кряжистую башенку с решётчатыми окнами. Прежде чем вставить ключ в замок, Хайли пугливо огляделся.
Пару секунд они стояли у металлической двери, прислушиваясь, пытаясь в какофонии привычных звуков угадать посторонний, враждебный, несущий опасность. Музыка, пение, далёкие голоса, крики птиц, громкий сухой треск кузнечиков окутывали их душной волной. Но не ломались ветки, не шаркали подошвы по брусчатке, не шлёпали босые ступни, не летели камешки из–под каблуков.
- Всё тихо, - прошептал Хайли. - Заходим.
Они шагнули внутрь - в мягкую, густую тишину. Внутри башенка оказалась звукоизолированной. На первом этаже было полутемно, стояли вдоль стен какие–то сейфы, а на втором располагалась собственно радиоточка. Джереми удивился, как просто всё устроено. Стол, компьютер, наушники, два микрофона и небольшой пульт. Маленькая светлая комнатка.
- Шаришь в аппаратуре? - спросил Хайли.
- Да, здесь ничего сложного.
- Тогда слушай. Сиди тихо - если кто войдёт, спрячься. Ровно в восемь часов начнется медитация.
- Да где тут спрятаться?
- Не знаю. Под стол… - Хайли поморщился и, силясь собраться с мыслями, двумя пальцами с досадой потёр переносицу. - Да вряд ли кто–то придет - музыкальные фрагменты, насколько я понял, переключаются автоматически, программой. Погоди, дай договорить. Минут пять будет трепаться Хорёк, а потом - слово тебе. Вот здесь, вроде, включается микрофон?
- Да. Похоже, что здесь.
- Ну, парень, мы с Бобом держим за тебя кулаки!
Джереми слабо улыбнулся и махнул рукой: "Иди! И тебе удачи!"
На пульте висели наушники, но он не стал их надевать, вместо этого снял с запястья и положил перед собой наручные часы. Джереми сидел, положив локти на стол. Из узкого окна башенки лился пыльный желтоватый свет. Проигрывалась музыкальная запись. Стрелка медленно взбиралась по циферблату, неотвратимо приближаясь к восьми.
Он думал о своих одноклассниках и ребятах помладше, обо всех подростках и парах из "городка семейных". Сейчас он отнимет у них вязаных кукол и красные камешки, а что даст взамен? Пустоту? Беспамятство? Безрадостную правду о грандиозном обмане?
Что она им принесет, правда? На что толкнёт, от чего избавит?
Наконец–то, в тишине и одиночестве, его страх сделался отчётлив и принял конкретную форму - ответственности. Да, он отвечает за то, что скажет всем этим людям, если не перед Хорьком, Верхаеном, Корком или кем бы то ни было ещё, то перед собственной совестью. А это гораздо серьёзнее.
Ровно в восемь часов пять минут Джереми включил микрофон.
Глава 25
Марк Фреттхен не выдержал и заплакал. Впервые в жизни. Он стыдился своей слабости и одновременно жалел себя, а слёзы текли всё сильнее и сильнее. Рыдания поднимались из груди неприятными, булькающими звуками, и подавить их никак не удавалось.
Когда всё пошло наперекосяк, он так и не понял. Может быть, с приездом Верхаена?
Всё было так чудесно - и медитации под шелест волн, и праздники с кострами, танцами и песнями, и дружба с воспитанниками. Его уважали, к нему прислушивались, его ценили. Он поверил в то, что это и есть счастье и рай на земле - вечнозеленый оазис, окруженный с трех сторон лазурными водами океана. Кусочек гармонии и порядка в жестоком, беспорядочном мире.
Фреттхен сразу почувствовал скрытую угрозу, исходящую от Гельмута Верхаена. Энергетика этого жёсткого человека никак не хотела вплетаться в позитивные, высокие частоты Эколы. Свинцовые глаза под нависшими веками излучали тяжёлое превосходство, оно давило, прибивало к земле. Скрипучий голос убивал всякую радостную эмоцию. Холодная сдержанность сбивала с толку и повергала в растерянность.
А после того, как он увидел пожилого профессора в ногах у обнаженной Софи… Гельмут Верхаен стал Марку не просто неприятен, но отвратителен. Как отвратителен огромный, заросший седой шерстью паук, сосущий в своем плесневелом углу кровь из трепетной бабочки.
И как назло, Верхаен становился всё дотошнее, следовал за Фреттхеном неотступно, распространяя вокруг затхлую ауру. Порой Марку казалось, что ещё немного и он начнет задыхаться. Даже сам профессор заметил эти приступы удушья у коллеги, но списал их на пыльцу тропических цветов и брезгливо посоветовал принять что–нибудь от аллергии.
Когда Верхаен неожиданно позвонил с дороги и объявил, что ему пришлось уехать по семейным обстоятельствам, психолог возликовал.
Он порхал весь день без устали и даже после вечерней медитации закрутил в танце лёгкую, как перышко, Триоль. А после, возвратясь домой, позволил себе щедро полить любимое мороженое густым, ароматным бэйлисом.
Но проклятье профессора не исчезло с его отъездом. Словно поры плесени, оно рассеялось по всей Эколе. Чем ещё объяснить, что в тот же вечер случилось доселе неслыханное?
Несчастный психолог поперхнулся мороженым, когда с пропускного пункта позвонил дежурный и сообщил, что Джереми и Вилина пытались бежать. Что это, если не проклятый вирус похоти, который старый извращенец притащил с собой и которым заразил молодые неискушенные души? Слава всем богам, его не было в этот момент на месте! Иначе всем бы не поздоровилось и в первую очередь - самому Фреттхену.
Так размышлял Хорёк, шагая сквозь нежный утренний туман к "детскому городку".
"Хоть бы он там просидел подольше, - стучало в висках в такт шагам по пустому, коридору сонной и тихой школы. - Или вообще бы не вернулся, - думал он, дёргая ручку двери своего кабинета. - Да, это было бы здорово!"
Последнюю фразу он, очевидно, произнес вслух, потому что Верхаен, преспокойно сидящий за столом, будто никуда и не отлучался, тут же отреагировал:
- Что было бы здорово?
Взметнув прицельный, недобрый взгляд на психолога и нервно постукивая карандашом по столу, он ожидал ответа.
- Ээээ, доброе утро, Гельмут! Это я сам с собой. Замечтался, знаете.
- К сожалению, знаю. Вы слишком много мечтаете, господин школьный психолог. Поэтому у вас под носом и творятся всякие непотребства.
- Что вы имеете в виду? - выдавил Фреттхен, каменея в предчувствии разноса.
- Ну, что вы встали как изваяние? Пойдите, сделайте нам кофе.
- Одну минуту.
"Нет, похоже, проклятый паук ничего не знает про Джереми с Вилиной, - размышлял Хорек, заливая воду в кофемашину, - иначе бы про кофе и не вспомнил. А, может, ещё что–то стряслось за ночь? Это постоянное ожидание неприятностей доведет меня до инфаркта!".
Верхаен принял чашечку с эспрессо, сделал мелкий, воробьиный глоток и вместо благодарности произнёс:
- Что это за опросники раздают у вас под носом?
- Какие опросники? - прохрипел Фреттхен и, едва успев поставить чашку на стол, зашёлся кашлем.
Профессор, брезгливо сморщившись, терпеливо наблюдал, как Хорёк вертится на стуле, пытаясь похлопать себя по спине.
Наконец, психолог откашлялся и переспросил, задыхаясь и утирая слёзы:
- О каких опросниках идёт речь, Гельмут?
- Вот видите, - с чувством превосходства отозвался Верхаен, - вы даже не в курсе, что у вас в Эколе делается. Хотя сидите безвылазно на этом полуострове в отличие от меня.
- Кто вам про них рассказал? Я ничего об этом не знаю.
- Не важно, кто мне рассказал. Важно, что ваш воспитанник Хайли - между прочим, приятель Джереми, тёмная лошадка - умудрился провернуть какую–то масштабную акцию. И вы об этом не имеете никакого представления. Как не имеете представления о том, какие вопросы задавали вашим подопечным и с какими целями. И что они отвечали вы тоже, разумеется, не знаете.
- О, боже мой, - устало пробормотал Фреттхен, - я, правда, ничего об этом не слышал. Сейчас же с этим разберусь. То есть не сейчас же, а после утренней медитации.
- Будьте так любезны. И непременно доложите мне обо всем, что узнаете. Хотя, нет. Я сам, лично, этим займусь. Мы вместе допросим Хайли. Позвоните мне, когда будете готовы. Я подойду.
- Хорошо, - покорно кивнул Фреттхен и поинтересовался. - Как вы съездили?
- Отвратительно, - холодно бросил Верхаен. - А вас что, это правда интересует?
- Нет. Да. Ну не то, чтобы очень. Простите за любопытство, Гельмут.
Хорёк совершенно смешался, как, впрочем, и всегда - этот паук так умело раскидывал свои сети, что несчастный психолог неизбежно в них застревал, трепыхаясь в самой неловкой позе.
Он вытер вспотевший лоб и поспешил откланяться:
- Позвольте мне приступить к работе - мне нужно обговорить с учителями тему сегодняшней медитации.
- Идите и не забудьте мне позвонить, я приду лично допросить этого негодника.
- Конечно, Гельмут. Непременно!
"Старый извращенец, - прошептал сквозь зубы психолог, выскочив из кабинета. - До чего же неприятный тип! Слава богу, хоть про Джереми с Вилиной не разнюхал".
- Доброе утро, Марк! - глубоким контральто пропела Триоль, появляясь из соседней двери.
- Доброе утро, Мэйли.
- С вами всё в порядке? Что–то случилось?
- Случилось, - придушено ответил психолог, с опаской оглядываясь на свой кабинет, который теперь ассоциировался с паучьим гнездом. - Вы на "длинный пляж"?
- Да, - подтвердила китаянка, хмуря гладкие, будто шёлковые, брови.
- Пойдёмте вместе, я вам всё расскажу.
Рука об руку они вышли из школьного здания.
- Ситуация вышла из под контроля, - расстроенно делился психолог с коллегой, держа её под локоток. - Вчера ночью мне позвонили с пропускного пункта. Джереми и Вилина пытались бежать. Вы представляете?