III
Низкие рваные облака неслись над застрявшим во льдах теплоходом. Экипаж и пассажиры, рискнувшие постичь романтику полярного круиза, с нетерпением ждали помощи от ледокола. Но "Ермак", затеявший проводку каравана в проливе Вилькицкого, едва освободился и был сейчас на переходе от входа в Карское море к архипелагу Норденшельда.
Погода была ненастной. Ветер заходил от норд-остовой четверти к весту, и его переменчивость то поджимала к берегу ледовое поле, в которое неосмотрительно вошел "Вацлав Воровский", и это весьма не нравилось капитану, то вновь разряжала лед, и тогда начинались тщетные попытки теплохода самостоятельно вырваться из западни.
Впрочем, серьезному сжатию судно не подвергалось, да и "Ермак" радировал, что на рассвете он подойдет к "Воровскому".
Пассажирам объявили, что пребывание во льду и последующее вызволение с помощью ледокола носит запрограммированный характер. Оно имеет целью наглядно показать, какую опасность представляло сие в "старое доброе время", а теперь это сущий пустяк для современного плавания в Арктике.
Пассажиры приободрились, у всех появился аппетит, вечером были танцы, люди веселились, не подозревая, как ловко успокоил их первый помощник капитана, известный в пароходстве остряк и балагурщик из архангельских поморов Игорь Чесноков.
К часу ночи народ угомонился, и первый помощник капитана решил обойти судно перед тем как прилечь вздремнуть немного до прихода ледокола.
Начал он обход с носовых помещений, где жила команда, по левому борту вошел в опустевший танцевальный салон, заглянул на камбуз, где бодрствовала ночная смена, готовясь к завтрашнему дню, спустился в машинное отделение, пошутил со вторым механиком по поводу крепости шпангоутов-ребер их "коробки" и, осмотрев корму, двинулся по правому борту, чтобы, пройдя его, закончить обход на мостике, в рулевой рубке.
Когда Чесноков миновал среднюю часть пассажирского коридора, он услыхал за поворотом приглушенный неясный шум. Игорь остановился, прислушался.
- Нет, - сказал сдавленный голос, - нет… Теперь ты не уйдешь…
Затопали ногами, донеслось рычание, чертыхнулись, потом неожиданно донесся смех.
- Ведь я не против, - произнес второй голос, веселый и спокойный. - Почему вы так нервничаете?
- Сейчас увидишь… Пошли!
Чесноков шагнул вперед. Не нравились ему эти голоса в поперечном коридоре, очень не нравились… Еще немного - и комиссар увидит тех, кто блуждает среди ночи по судну.
И тут погас свет. Видно, переходили на другой генератор, механик говорил ему об этом.
Первый помощник услыхал беспорядочные шаги, шум борьбы, снова раздался смех, хлопнула дверь каюты, все смолкло, и вспыхнул свет.
Чесноков повернул за угол и никого там не увидел. Он прислушался. Затем медленно прошел по коридору поперек судна и вышел на левый борт. У дверей одной из кают он остановился. Игорю Николаевичу показалось, что в каюте разговаривают. Первый помощник взглянул на часы - один час сорок минут. Поздновато для разговоров… Чесноков вздохнул, готовый произнести необходимые извинения, и решительно - из головы не шло предыдущее событие - постучал в дверь.
Голоса стихли.
Чесноков вновь стукнул, тактично и вместе с тем требовательно, настойчиво. Миновала минутная пауза, затем зазвякал ключ, и дверь растворилась.
Каюту открыл высокий и рослый молодой мужчина с короткой шкиперской бородкой, одет он был в грубошерстный свитер и модно полинялые джинсы. Он увидел за дверью первого помощника - на Чеснокове была морская форма - и отступил в глубину каюты, стараясь придать сердитому лицу приветливое выражение.
- Извините, - сказал помполит, - мне показалось, что вы слишком жарко спорите… Разрешите представиться…
- Беглов, - буркнул хозяин каюты, - Владимир Петрович. Геолог и ваш пассажир.
Из кресла поднялся второй человек. Игорь Николаевич узнал его и сдвинул брови.
- Канделаки? - сказал он. - Не ожидал вас встретить… Ведь вам известно, что администрация судна не поощряет внеслужебные отношения команды и пассажиров. Что вы делаете здесь так поздно?
Матрос Феликс Канделаки пришел на теплоход, когда тот стоял на Диксоне. Отсюда пришлось отправить в Ленинград двух курсантов из мореходки, которые проходили практику и были зачислены в штат, и, когда этот самый Канделаки явился к помполиту и сказал, что он возвращается из Тикси, где работал на ледокольных буксирах, и теперь до конца навигации решил поплавать на "Воровском", Чесноков, просмотрев его документы, решил, что есть на земле справедливость.
Работал Феликс уже две недели, и их боцман дважды намекал первому помощнику, что не худо бы этого паренька "железно" закрепить на судне.
- Что вы делаете здесь, Феликс? - спросил Чесноков.
Матрос молча улыбался.
- Это мы… Значит так, - начал геолог. - Мой рабочий… В партии были вместе.
Пассажир был взволнован, запинался, хватал ртом воздух и являл собой полную противоположность невозмутимому Канделаки.
- Позвольте мне объяснить, Игорь Николаевич, - вмешался наконец матрос, не переставая доброжелательно улыбаться. - Владимир Петрович - мой бывший начальник. Раньше я работал у него в геологической партии. Сегодня случайно встретились. Он пригласил меня к себе. Вот и разговариваем о житье-бытье…
Игорю показалось, что на красивом смуглом лице Феликса мелькнула некая усмешка, но объяснение было заурядным, и повода оставаться дальше в каюте, да еще в такое позднее время, комиссар не видел.
- Да, конечно, - сказал геолог, - это мой давнишний товарищ… Ведь мы не нарушаем?
- Как будто нет, - ответил Чесноков, глянул на горбоносый профиль вежливо отвернувшегося Феликса, еще раз извинился и вышел из каюты.
…Разбудили его в пятом часу. Стучали тихо, но торопливо, беспокойно. Игорь Николаевич решил, что пришел "Ермак", вылез из койки-ящика в трусах, накинул полосатый халат и, запахивая его одной рукой, второй повернул ключ.
За дверью стоял геолог. Вид у него был и вовсе ошалелый.
- Ушел, - просипел голос, - он ушел… Извините…
На нем была финская шапка с длинным козырьком и короткое пальто из замши. Снежинки растаяли, а капли теперь светились, отражая яркий свет люминесцентных ламп на подволоке коридора.
- Кто ушел? - спросил Чесноков.
- Иван, - ответил Беглов, - Дудкин ушел…
- Какой Дудкин?
- Ах да, - он махнул рукой, - вы ведь… Ну, этот, как его… Вася, Феликс… Или еще как? Словом, Амстердам…
"Только этого нам не хватало, - подумал Игорь Чесноков и покосился на телефон, вспоминая номер судового врача. - И ведь сей товарищ не пьян… Это куда как хуже".
- Да вы входите, - сказал он ласковым тоном, где-то читал, что с этой категорией больных надо быть приветливым и добрым, - входите и располагайтесь как дома. О, да вам не помешает рюмка коньяку… Прошу вас!
Угощая гостя и разговаривая с ним, Игорь Николаевич тем временем подобрался к телефону и уже снял трубку, когда геолог, проглотив коньяк, вдруг твердо и внятно проговорил:
- Этот ваш Феликс - вовсе не Канделаки. Он есть Иван Дудкин! Или Вася Амстердам… Одно и то же. Вот.
- Что? - воскликнул первый помощник и швырнул трубку. - Значит, Канделаки не тот, за кого…
Беглов кивнул и протянул рюмку.
- Хороший коньяк, - сказал он, когда ошеломленный Игорь Николаевич снова наполнил его рюмку. - Налейте и себе. Пригодится… Кажется, я отхожу.
Он выпил. Помполит повертел рюмку в руках и машинально проглотил ее содержимое.
- Сейчас я проводил его до борта, - проговорил геолог. - Василий сошел на лед и скрылся в снежном заряде… За ним прилетели товарищи. И снова мне с ним уже не увидеться…
- Не сомневаюсь, - бросил Игорь Чесноков и схватил телефонную трубку.
Беглов перехватил его руку.
- Что вы собираетесь делать?
- Исправить содеянное двумя сумасшедшими, - ответил первый помощник, освобождая руку. - Объявляю тревогу "человек за бортом!"
- Постойте, - вскричал геолог, - не делайте этого! Не надо тревоги "человек за бортом!" Феликс Канделаки не Иван Дудкин и не Вася Амстердам. Это н е ч е л о в е к!
- Послушайте, - рассердился Игорь Николаевич, - я люблю остроумных товарищей и хохмачей, сам из сей категории, но разыгрывать порядочных людей в пятом часу утра может лишь отъявленный в о л о с а н. Не надо вешать мне на уши лапшу, паренек! Так кто же по-вашему этот Феликс, которому я еще надеру позвоночный столб, ежели он таки участвует в шутке? Кто он, этот обладатель трех милых фамилий? Вор-рецидивист?
- Нет, - тихо сказал Владимир Петрович. - И тот, и другой, и третий - Агасфер из созвездия Лебедя.
IV
- Вам привет от товарища Сталина, - понизив голос, произнес незнакомец.
Писатель вздрогнул.
- Значит, вы… оттуда? - спросил он после некоторой паузы.
- А вы думали, что я гэбэшник или мент? - усмехнулся молодой бородач.
- Ничего я не думал, - проворчал писатель. - На фуя им моя персона сдалась…
"И все-таки я где-то его видел прежде", - подумал Станислав Гагарин.
- Это верно, - согласился собеседник. - Меня вы помните потому, что описали в рассказе об Агасфере. И дурацкое дело, состряпанное Емельяновым по наущению Федотовой и других доносчиков скоро закроют. За отсутствием состава…
- Сие и первокурснику юрфака очевидно, - буркнул Станислав Гагарин, история с блефовой уголовщиной ему порядком надоела. - Из четырех сторон состава преступления отсутствуют три… Нет ни объекта преступления, ни объективной стороны… Нет и субъективной стороны, то есть, умысла! Один субъект…
Незнакомец рассмеялся.
- Я не юрист, но по-моему здесь нет и субъекта тоже, - сказал он.