Агентесса слегка напряглась, хотя и была уверена в нормальном самочувствии своего подопечного, наблюдая, как ощутивший себя лет на сорок моложе Иван Кузьмич, разминая ноги, неторопливо добрался до раковины, оглянулся на девушку, продолжающую сидеть у его кровати, и - громко, удовлетворенно зажурчал в белый фаянс, потом - пустил воду, смывая за собой "следы преступления", и вернулся обратно.
Удивительно - когда и как успела Некта, но ко времени его возвращения на тумбочке возле постели красовались на бежевой, явно домашней салфетке почищенный апельсин, уже разделенный умелой рукой на дольки, и порезанное яблоко. Старик, бегло глянув на приготовленное угощение, самостоятельно взгромоздился на постель, единственно, в чем ему помогла агентесса, так это поплотнее укрыть ноги одеялом и поудобнее разместить под спиной подушки.
- Надеюсь, Некта, что твое "попозже" теперь наступило? - подмигнул девчушке Иван Кузьмич, прихватывая с тумбочки дольку апельсина; кажется, он впервые с момента знакомства назвал агентессу по имени, к которому она привыкла. - Давай, рассказывай по порядку, чтобы у меня старческие мозги не вскипели.
- Не очень-то я умею так, чтобы по порядку и со смыслом, - откровенно призналась Некта, сосредоточенно потирая виски - вновь нечто исподволь будто диктовало ей, что можно, а чего не стоит рассказывать судье, сама агентесса никогда бы и не подумала откровенничать с аборигенами любого Отражения. - Ну, раз надо, то давай, конечно, попробую… С чего начать-то? Ну, вот ты, дед, живой, а я - живущая.
- А в чем разница? - не давая ей продолжить, сразу же уточнил старик.
- Я уже не раз жила и не два, - пояснила девчушка. - Ну, это уже метафизика, её так просто не объяснить, да и знаю я мало. Тут придется просто поверить, что я ушла из своего Отражения семнадцатилетней, такой всегда возвращаюсь, даже если перед этим прожила где-нибудь десяток лет…
- И правда, трудно понять, - вздохнул судья, наморщив лоб, он понимал, что слышит нечто подобное бреду, но - удивительное дело - сразу же принял слова самозваной внучки за чистую монету. - А что за Отражения ты упомянула?
- Понимаешь, этот, то есть твой, мир - он не единственный, их такое множество, что даже и представить себе трудно. И каждый - это всего лишь Отражение некого абстрактного первомира, основы метафизического мироздания, - как сама понимала структуру вселенной, пояснила агентесса. - И за каждым Отражением внимательно присматривают… ну, не буду говорить - Бог и Ангелы, Дьявол и Бесы, пусть будет проще, как в каком-нибудь фантастическом романе - Темные и Светлые, хотя, честно говоря, и это всё очень условно…
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………
… - Вообще, было у нас простенькое такое задание с Валериком - не дать тебе сегодняшней ночью погибнуть в автокатастрофе… тот большегруз, что в твою машину-то врезался, должен был прямо лоб в лоб, только бы металлолом остался на трассе… но - видишь, как получилось из-за природной бестолковости моего напарника. А сесть впереди я сама не могла. И ты бы, дед, не понял этого, да и охранник твой бдительный тут же бы неладное заподозрил…
Некта тяжело вздохнула, переводя дух. Она уже давно так много и откровенно не говорила, и хорошо еще, что старик оказался восприимчивым, наверное, благодаря возрасту, а может, более гибкой, пластичной, чем у остальных обитателей этого Отражения, психике. Не стал креститься, отмахиваться и звать на помощь врачей, не насмешничал в душе - это агентесса видела также отчетливо, как дольки апельсина на тумбочке - не советовал отдохнуть, придти в себя после аварии и уж тем более - обратиться к психиатру, а как-то сразу, без сомнений, принял на веру слова пришелицы из Преисподней.
И за разговорами, вопросами и ответами, странными воспоминаниями Некты о том, чего никогда не было в этом Отражении, они будто и не заметили, как за широкими окнами больничной палаты ночная мгла постепенно посерела, посветлела, уступая начинающемуся сумрачному осеннему утру.
А когда из коридора явственно донесся легкий топоток приходящих на работу врачей и медсестер, негромкий говор передающего друг другу дежурство персонала, Некта прервалась едва ли не на полуслове, внимательно прислушиваясь к происходящему за стенами, и вернулась в разговоре уже к неизбежной текучке суетных дел:
- Знаешь, дед, мне уже пора… застанут здесь - скандальчик будет гарантирован, ты же этих эскулапов получше меня знаешь, любят они власть свою показать, иной раз по делу, а чаще - просто для самоутверждения. А ты готовься, тебя отсюда, из больницы то есть, сегодня и завтра точно не выпустят, помяни мое слово…
- Ну, так уж и не выпустят? - усомнился старик. - Я вообще не пострадал… и чувствую себя совершенно здоровым…
- Знаешь, как они всей ночной сменой тут трепетали при одном только упоминании о тебе? - засмеялась агентесса. - Так что - хочешь-не хочешь, а готовься, достанется тебе всяких процедур по полной программе.
Она поднялась со стула, с наслаждением потягиваясь, разминая слегка затекшие мышцы ног и спины… и в этот момент в пустую палату деловито вошел немолодой, толстенький врач в салатовом халате и смешной, похожей на беретку шапочке на голове. Он успел сделать парочку по-хозяйски уверенных шагов в направлении постели старика и только после этого заметил потягивающуюся Некту. Готовые сорваться с языка врача слова: "Ну-с, уважаемый, как мы себя чувствуем?" застряли где-то между голосовыми связками и языком. Обиженно поджав губы, доктор резко развернулся и буквально вылетел через открытую дверь в коридор, и уже оттуда донесся его громкий, высокий и пронзительный голос, требующий от дежурной медсестры, попавшейся под горячую руку, немедленно разъяснить - "Почему в палате находятся посторонние?", "Что они там делают в ранний утренний час?", "Кто все это устроил и кто будет отвечать за содеянное безобразие?", и, вообще, "Всех немедленно вон!", "Что за глупые шутки!" и "Вас придется наказать за это!".
Судя по реакции медсестры, беспомощно и недоуменно оправдывающейся перед врачом, похоже - заведующим всем кардиологическим отделением, её коллега из ночной смены не сочла нужным предупредить сменщицу о посещении больного неожиданно объявившейся родственницей, а может, просто решила, что агентесса покинет палату задолго до начала рабочего дня.
- Вот теперь - точно пора, - хихикнул Некта, прихватывая со спинки стула, на котором только что сидела, короткую темно-серую курточку. - Пойду я отсыпаться, дед, да и тебе отдохнуть после ночного бдения не помешает. Знаешь, давай так и договоримся: ты днем тоже спи побольше, а по ночам я буду приходить, не так уж это сложно - сюда проникнуть, небось, не Монсальват эта больница, и мы еще поболтаем, ладно?
- А если меня переведут в другую палату? - забеспокоился старик.
- Ерунда… даже если ты переедешь на другой этаж, и у палаты поставят вооруженную охрану, я приду через два часа после полуночи, - безапелляционно заявила агентесса уже от дверей, и судья с удивлением понял, что это не самоуверенность едва вышедшей из подросткового возраста девчушки, а уверенность в себе много повидавшей и испытавшей в жизни женщины.
На секунду застыв у дверного проема, будто сосредотачиваясь перед серьезным и ответственным делом, Некта стремительно и плавно рванулась вперед, в ярко освещенный гулкий коридор и - будто бы растворилась в воздухе… что это было - человеческое умение или вмешательство потусторонних сил - старик не понял, да уже и не хотел, и не успевал понять: в палату неторопливо и несколько даже торжественно входила целая делегация из полутора десятков врачей, медсестер, заведующих хозяйством и, похоже, даже ночных сторожей больницы. Возглавлял шествие очень солидный, неторопливо-задумчивый плотно сложенный широкоплечий мужчина в возрасте далеко за шестьдесят, обладатель густой седой взлохмаченной шевелюры и аккуратно постриженной, но тоже уже взбаламученной беспокойными руками бородки с проседью.
- Ну-с, уважаемый, как мы себя чувствуем? - провозгласил врач, остановившись у постели Ивана Кузьмича и выждав пару секунд, пока его свита не займет свои места за спиной этакого "монарха" от медицины, старательно выстраиваясь полукругом.
"Началось, - с легкой тоской подумал судья. - Все, как говорила Некта… жаль, что её не будет до самой ночи…"