Он снова, слегка пригибаясь, стал перебежками приближаться к озеру. Что-то вдруг заставило его делать именно так, а не идти по-идиотски в полный рост. Наверное, ощущение опасности. И поверх опасности – желание не погибнуть глупо, просто так, а даже может быть победить. Опасность и желание победить – способны научить, быстро и чётко, на уровне инстинктов и рефлексов. Даже тех, кто никогда и ни черта не умел.
Когда до озера оставалось уже совсем немного, Макс подумал, что, наверное, нужно было бы взять автомат, но тут же отмахнулся от этой мысли. Плыть с автоматом он всё равно не сможет, без автомата бы доплыть. Он снял с пояса куртку, и быстро надев её, застегнул молнию до конца. На глаз определил расстояние от берега до островка. Не меньше двух сотен метров, это точно. А в списке его личных достижений по жизни, насчёт водных дистанций имелась чёткая запись – сто двадцать максимум. Притом, туда-сюда, с короткой передышкой у берега.
Дурацкая история, когда он решил переплыть "отстойник" шириною метров в шестьдесят. Уже на половине пути туда, он почувствовал, что не дотянет. Физически не дотянет. Руки стали непослушными, почти ватными, а потребность в кислороде возросла настолько, что как бы глубоко он не вдыхал, кислорода всё равно не хватало. Он даже стал чувствовать, как дыханию мешают рёбра. Он тянул воздух внутрь, но воздух словно упирался в бетонную стену. Грудная клетка не могла расшириться больше, чем было дано ей природой. И в тот момент, он по-настоящему испугался, что это всё. На самой середине водоёма, поддающийся панике…
Но он доплыл, счастливый уже оттого, что просто не потонул, и почти собрался вылезти из воды и вернуться обратно по берегу, но вдруг в его мозг воткнулась холодная, и в то же время, обжигающая мысль – это будет трусостью. Да, чёрт возьми, трусостью. Как потом отмазываться перед самим собой?
И он поплыл обратно, понимая всем своим телом, каждой клеткой, что играет со смертью. Но больше никогда в жизни он не чувствовал себя так хорошо, как там, когда преодолев обратный путь, он пошатываясь, выбрался на берег, и без сил повалился на тёплый песок.
Теперь расстояние было намного больше, но теперь же была и цель намного важнее. Не просто что-то там доказать себе.
И он последней перебежкой ворвался в воду, и едва она достигла колен, нырнул, выставив перед собой руки.
Метров тридцать он плыл кролем, слишком быстро, с каким-то усердием ударяя ладонями по воде, но быстро появившаяся усталость, заставила его сбросить темп. Спустя полминуты он и вовсе остановился, и какое-то время просто удерживался на воде, восстанавливая дыхание. Кроссовки давно стали тяжёлыми, и затрудняли движения ног. Да и вообще, намокшая одежда только мешала, но ведь он и не пришёл сюда просто покупаться для удовольствия тела и души. А раз так, то надо терпеть. Сквозь зубы терпеть.
Он снова поплыл, очень и очень медленно, останавливаясь через каждые десять-пятнадцать взмахов, чтобы отдышаться и хотя бы чуть-чуть восстановить силы.
Во время очередной такой остановки, он обернулся, чтобы сравнить преодолённое расстояние с оставшимся, но берега разглядеть не смог. Он увидел только яркое пятно солнца, которое уже касалось верхушек деревьев. Солнце ослепило, и он быстро отвернулся.
– Примерно половина, короче – сказал он себе, и занёс вверх руку. Но когда рука коснулась воды, он вдруг почувствовал ненормальное ощущение. Настолько ненормальное, что он тут же уставился на неё, и его глаза удивлённо расширились, а сердце стало падать куда-то ко дну.
– Что за хрень? – тут же обжог мозги вопрос.
Его рука уже не была рукой. Она стала плавником. Чёртовым плавником. Полупрозрачным, с виднеющимися тонкими прожилками. Он судорожно задышал, чувствуя, как в тело врывается паника. Ненормальное ощущение вдруг пришло и от ног, и он прижав подбородок к груди, бросил взгляд вниз, но ничего кроме голубоватого полотна воды там не было.
И вдруг он увидел себя со стороны. Увидел себя, ставшего огромной рыбиной с крупной, поблёскивающей в лучах садящегося солнца чешуёй. Резко ударив хвостом по водной глади, эта рыбина-он стала быстро погружаться в глубину. Мозг попытался сопротивляться, насильно прекратить движения тела, но тело не слушалось. Он-рыба всё погружался и погружался вглубь озера, и вскоре все цвета, все звуки, все мысли, все ощущения, и весь он растворился в безликой и бессмысленной темноте.
Глава 18
Сколько времени он пробыл в этой темноте, Макс не знал. Но когда сознание вернулось, и резко, с каким-то хлопком, темнота разлетелась в стороны, он вдруг чётко осознал, что вокруг него, а самое главное – над ним, вода. И тогда по-инерции, обретённой в эволюции всеми существами дышущими кислородом, он рванул вверх, к спасительной поверхности. Отчаянно и быстро работая ногами и руками, он всплывал, и был искренне, почти до идиотизма рад одному тому факту, что ощущает себя человеком.
Прошлое ощущение, когда он видел себя рыбой, было странным, и даже страшным. Одно воспоминание о нём заставило его вздрогнуть всем телом.
И когда, наконец, голова его очутилась над водой, он жадно, во все лёгкие вдохнул. Воздух обжёг гортань, а слух заполонил вкрадчивый, отовсюду исходящий шум. Как будто десятки голосов одновременно пытались что-то рассказать друг другу шёпотом. Он быстро огляделся, и только сейчас почувствовал, что вода его несёт.
Совсем близко, с одной стороны он разглядел тёмную стену леса. С другой стороны вдалеке, высоко над землёй светились десятки огоньков.
– Это же река – пришло вдруг в голову, и он стал быстро грести к берегу, в сторону огней.
Через минуту он уже явно различал огромные плиты, темнеющие грозно и беспорядочно.
– Как у нас на берегу – подумал он, вспомнив реку, огибающую город шумливой, серо-зелёной подковой – Там тоже плиты.
Он стал предельно осторожным. Наткнуться на плиту, или, что ещё хуже, на торчащую из неё арматурину, означало здорово повредиться, если вообще не пойти ко дну с распоротым брюхом.
И когда прямо перед ним выросла тёмная громадина, он выставленными вперёд руками ударился об неё. Потом медленно стал руки сгибать, и как только коснулся животом бетона, сделал резкий "выход на две" и повалился на плиту лицом вниз.
Секунд десять он только тяжело дышал, слыша шум бегущей воды, и доносящийся откуда-то из темноты запах жареной картошки. Потом медленно перевернулся на спину, и тупо уставился на звёздное небо.
– Картошка, чёрт – сквозь зубы проговорил он, и с силой провёл ладонью по лицу.
Всё было понятно. По одному только этому запаху. Такому будоражащему и такому вкусному запаху…
Он был за пределами ограды. Он был с другой стороны тумана, чёрт подери!
С каким-то непонятным чувством, он поднялся, и глупо уставился на огоньки. Внутри словно что-то застывало, в груди, в желудке, какой-то вязкий раствор, медленно превращающийся в бетонную плиту. Наверное, почти в такую, на которой он сейчас стоял.
– Не-е-ет – наконец выдохнул он, и обессиленно плюхнулся на задницу. Обессиленность была абсолютно полной. Духовной, интелектуальной, физической. Ему вдруг показалось, что он провалился в ничто, что ничего нет вокруг него, и только где-то в глубине этого ничто, насмешливо тикали секунды и шумела бегущая вода.
– А как же башня? А они? Все они… А может я ещё в нулевой?… – зашевелился мозг через несколько минут, показавшимися долгими часами.
– Картошка – тут же сухо напомнила рациональная часть.
– Да, картошка – повторил он шёпотом и медленно поднялся.
Какими-то ватными руками, он принялся снимать с себя одежду, выжимал её, снова напяливал на мокрое, замерзающее тело. Его стал пробирать озноб, но он не обращал на него внимания. Ему было наплевать.
Одевшись в выжатую, но от этого не ставшую ни на каплю теплее, одежду, он поднялся вверх по плите, и выбрался на высокий берег. В свете звёзд была видна дорожка шириною в метр, и он бессмысленно поплёлся по ней, размышляя стынущим от вечерней прохлады и холодной одежды, мозгом.
– Как я выбрался? – думал он, бездумно петляя вместе с тропинкой среди высокой травы – Неужели башня? Да, чёртова башня выбросила меня за ограду. Определила как-то…
Он вдруг остановился и огляделся. Местность показалась ему знакомой, и он напрягая зрение и мысль, стал вглядываться в полумрак вокруг себя. И наконец, понял.
– Это же окраина города. Возле пруда.
И он снова, уже быстрее зашагал по дорожке, теперь зная наверняка куда она его приведёт. Через пару минут дорожка поползла вверх, и он тяжело взобрался на крутой пригорок. Когда-то очень давно, по рассказам сторожилов, этот пригорок был берегом реки, но со временем река обмелела, настолько, что между нею и пригорком образовалось не меньше двух сотен метров суши.
Поднявшись, он заспешил по улице частного сектора. Он не раз ходил по ней к пруду и обратно, иногда в компании, чтобы искупаться, иногда в одиночестве, чтобы половить рыбу. Но ни разу он не прошёл по ней вот так, потеряв целый мир.
Избегая редкий людей, которые вряд ли сумели бы адекватно отнестись к его мокрому и обречённому виду, он примерно через час добрался до своей пятиэтажки, и набрав код, вошёл в подъезд.
И тут же на него разом навалилась здешняя жизнь. Вся. Вместе с видом стен, с запахами. Словно огромная бетонная плита, она придавила, прибила, и он замерев на месте, тяжело и шумно задышал.
Он простоял так долго. Тяжесть уходила медленно, как будто по миллиграмму, и он прислонясь к стене плечом, ожидал. Идти было бессмысленно. Он бы не смог взобраться и на первую ступеньку с таким весом на плечах.