Он был совершенно ошеломлен и терялся в догадках. Одно было ему ясно: он спал очень долго, и его куда-то перенесли во время сна. Но куда? И кто эти люди там, за голубыми колоннами, эта толпа, кричащая вдали? Не может быть, чтобы все это было в Боскасле. Он налил из бутылки еще стакан бесцветной жидкости и выпил.
Что это за здание? Где находится этот великолепный зал? И почему ему кажется, что эти стены все время дрожат, точно живые. Он обвел взглядом изящный, простой, без всяких архитектурных украшений зал и увидел в потолке большое круглое отверстие, сквозь которое сверху лился яркий свет. Вдруг он заметил, что на этот светлый круг набежала какая-то тень и скрылась, потом еще и еще. "Тррр, тррр…" - у этой мелькающей тени был свой самостоятельный звук, отчетливо слышный сквозь глухой ропот толпы, наполнявший воздух.
Он хотел крикнуть, позвать, но голос изменил ему. Он встал и неверными шагами, как пьяный, направился к арке. Спотыкаясь, он кое-как спустился с лестницы, наступил на край бывшего на нем плаща и еле удержался на ногах, ухватившись за колонну.
Он очутился в галерее; перед ним открылась широкая перспектива с преобладанием голубого и пурпурного тонов. Галерея заканчивалась перед ним открытым выступом, обнесенным решеткой, чем-то вроде балкона. Балкон был ярко освещен и висел на большой высоте, но, по-видимому, все вместе представляло внутренность какого-то гигантского здания, потому что за балконом, как сквозь дымку, виднелись вдали величественные очертания причудливых архитектурных форм. Теперь голоса доносились до него громко и явственно. На балконе спиной к нему стояли, сильно жестикулируя и оживленно о чем-то разговаривая, три человека в роскошных костюмах широкого, свободного покроя и ярких цветов. Через балкон долетали крики огромной толпы. Раз ему показалось, что мимо промелькнула верхушка знамени или флага; потом в воздухе пронеслось что-то бледно-голубое, может быть подброшенная вверх шляпа, и, описав дугу, упало. Кричали как будто по-английски; очень часто повторялось слово "проснись". Потом он услышал чей-то пронзительный крик, и вдруг три человека на балконе стали громко смеяться.
- Ха-ха-ха! - покатывался одни из них, рыжеволосый, в ярко-красном плаще. - Когда проснется Спящий! Ха-ха-ха!
Еще со смехом он оглянулся назад, в сторону галереи, - и замер. Лицо его сразу изменилось. У него вырвался возглас испуга. Двое других быстро обернулись в ту же сторону и тоже окаменели. На их лицах выразилась растерянность, почти ужас.
У Грехэма вдруг подогнулись колени. Его рука, державшаяся за колонну, соскользнула. Он покачнулся и упал ничком.
Глава IV
ОТГОЛОСКИ ВОЛНЕНИЙ
Последним впечатлением Грехэма, прежде чем он лишился чувств, был оглушительный звон колоколов. Впоследствии ему рассказали, что час он был без сознания, между жизнью и смертью. Когда он, наконец, пришел в себя, он снова лежал на своем прозрачном гуттаперчевом ложе. Во всем теле и в сердце он ощущал живительную теплоту. Он заметил, что рука его по-прежнему забинтована, но странный резиновый прибор был снят. Его окружала все та же белая рама, но заполнявшее ее зеленоватое стекловидное вещество исчезло. Над ним стоял человек в темно-лиловом плаще - один из тех троих, которых он застал на балконе, - и внимательно всматривался в его лицо.
Откуда-то издалека слабо, но назойливо доносился трезвон и смешанный многоголосый гул. В его воображении встала картина огромной кричащей толпы. Потом сквозь этот шум до него долетел короткий резкий стук, как будто где-то вдали захлопнулась тяжелая дверь.
Он повернул голову.
- Что все это значит? Где я? - с усилием выговорил он.
Тут он увидел рыжего человека - того самого, который первым заметил его. Чей-то голос, ему показалось, спросил: "Что он говорит?" - и другой ответил шепотом: "Молчите".
Потом заговорил человек в лиловом. Он говорил по-английски, с легким иностранным акцентом.
- Не бойтесь, вы в безопасности, - сказал он пониженным голосом, как говорят с больными. - Из того места, где вы заснули, вас перенесли сюда. Вы пролежали здесь довольно долго. Все это время вы спали. У вас была спячка, транс.
Он сказал еще что-то, чего Грехэм не расслышал, потом взял поданный ему кем-то флакон. Грехэм ощутил на лбу прохладную струю какой-то ароматической жидкости, которая удивительно освежила его. Ощущение было такое приятное, что у него от удовольствия сами собою закрылись глаза. Когда он их снова открыл, человек в лиловом спросил его:
- Что, теперь лучше? - Это был еще молодой человек, лет тридцати, с остроконечной белокурой бородкой и с приятным лицом. Его лиловый плащ был застегнут у горла золотою пряжкой. - Лучше вам теперь?
- Да, - ответил Грехэм.
- Вы проспали… некоторое время. Это был каталептический сон. Вы слышите? Каталепсия!.. У вас, должно быть, теперь очень странное ощущение. Но вы не волнуйтесь: все будет хорошо.
Грехэм молчал, но эти слова возымели свое действие: он успокоился. Взгляд его с выражением вопроса перебегал поочередно на каждого из троих окружавших его людей. Они тоже смотрели на него как-то особенно. Он знал, что он должен быть где-то в Корнуэлсе, но представление о Корнуэлсе совершенно не вязалось с этими новыми впечатлениями. Вдруг он припомнил то, о чем думал в Боскасле в последние дни перед своим каталептическим сном. Тогда это было у него почти принятым решением, но почему-то он все не мог собраться привести его в исполнение. Он откашлялся и спросил:
- Телеграфировали ли моему двоюродному брату Уормингу? Улица Чэнсери-Лэн, двадцать семь?
Они внимательно слушали, стараясь понять. Но ему пришлось повторить свой вопрос.
- Как странно он произносит слова, - шепнул рыжий молодому человеку с белокурой бородой.
- Он имеет в виду электрический телеграф, - пояснил третий, юноша лет девятнадцати-двадцати с очень милым лицом.
- Ах, я дурак! И не догадался! - вскрикнул белокурый. - Не беспокойтесь, будет сделано все возможное, - прибавил он, обращаясь к Грехэму, - Только, боюсь, трудновато будет… телеграфировать вашему кузену. Его нет в Лондоне…. Но, главное, вы не волнуйтесь и не утомляйте себя этими мелочами. Вы проспали очень долго, и вам необходимо окрепнуть - это прежде всего.
- А-а, - протянул Грехэм неопределенно и замолчал.
Все это было очень загадочно, но, очевидно, эти люди в необыкновенных костюмах знали лучше, что нужно делать. А все-таки странные люди, и комната странная… Должно быть, он попал в какое-нибудь только что основанное учреждение…. Тут его осенила новая мысль… подозрение. Может быть, это помещение какой-нибудь публичной выставки? И он пролежал здесь все это время? Как мог Уорминг допустить это?.. Ну, хорошо же: если так, он ему покажет, он с ним поговорит!.. Но нет, не может быть. На выставку не похоже. Да и где же видано, чтобы выставляли напоказ голого человека?
И вдруг неожиданно для себя он понял, что с ним случилось. В один миг, без всякого заметного перехода от подозрения к уверенности, он понял, что спячка его длилась бесконечно долго. Теперь он знал так твердо, словно разгадал каким-то таинственным путем чтения мыслей, что означал этот почтительный, почти благоговейный страх, написанный на лицах окружавших его людей. Он смотрел пронзительным взглядом. И в этом взгляде они, казалось, тоже прочли его мысль. Губы его зашевелились: он хотел заговорить и не мог. И почти в тоже мгновение у него явилось необъяснимое побуждение утаить свое открытие от этих людей, желание говорить совершенно прошло. Он молча смотрел на свои голые ноги, весь дрожа.
Ему дали выпить какой-то розовой жидкости с зеленоватой флуоресценцией и с привкусом мяса, и силы его быстро поднялись.
- Это… помогает… Мне лучше теперь, - выговорил он с трудом.
Кругом послышался почтительный шепот одобрения.
Так и есть: он спал страшно долго. Может быть, год или больше. Теперь он знает наверное. Он снова сделал попытку заговорить, но снова ничего не вышло. Он поднес руку к горлу, откашлялся и с новым отчаянным усилием попробовал в третий раз.
- Долго ли… - начал он, стараясь говорить ровным голосом, - долго ли я спал?
- Да, довольно долго, - ответил белокурый молодой человек, быстро переглянувшись с остальными.
- Сколько времени?
- Очень долго.
Грехэм вдруг рассердился.
- Ну да, я понимаю, - сказал он с нетерпением. - Понимаю, что долго. Но я хочу… хочу знать, как долго. Год? Или, может быть, больше? Несколько лет, может быть? Я хотел еще что-то…. Забыл что…. У меня путаются мысли. Но вы… - он вдруг зарыдал, - зачем вы от меня скрываете? Скажите, сколько времени…
Больше он не мог говорить. Тяжело дыша и утирая слезы, он молча сидел, ожидая ответа.
Они вполголоса о чем-то советовались между собой.
- Ну что же? Сколько лет? - спросил он слабым голосом. - Пять? Шесть?.. Неужели больше?
- Гораздо больше.
- Больше?!
- Да.
Он смотрел на них вопрошающим взглядом. От волнения у него дергалось все лицо.
- Вы проспали много лет, - сказал рыжий.
Грехэм выпрямился. Он смахнул набежавшие слезы своей прозрачной рукой и повторил: "Много лет…" Потом закрыл глаза, опять открыл и в недоумении озирался вокруг, останавливая взгляд то на одном, то на другом, то на третьем чужом, незнакомом лице.
- Сколько же? - спросил он наконец.
- Вы должны приготовиться… Вы очень удивитесь.
- Ну?
- Более гросса лет.
Это незнакомое слово вывело его из себя.
- Больше чего? Как вы сказали?
Двое старших стали шептаться. До него долетели слова "десятичная система", но к чему они относились, он не разобрал.