– И что бы вы изменили?
– Себя.
– Внешне?
– Внешность – пустое. Внешность – отражение того, что происходит внутри тебя. Вам ли, Мара, этого не знать? Я бы вернулся на тридцать лет назад и постарался бы понять, что тогда со мной случилось. Случилось что-то важное. Что в корне повлияло на всю мою дальнейшую жизнь. Только я не помню, что именно…
– А как же ваш тезис, который вы повторяете на всех лекциях и тренингах, что самая большая ошибка человека – стремление что-либо исправить. Где правда?
– Посредине. На тренингах я говорю лишь то, что человек подсознательно хочет от меня услышать. А слышать он хочет за некоторыми исключениями лишь то, что все в его жизни будет хорошо, все сложится так, как он мечтает. И в один прекрасный день он проснется богатым, знаменитым и сексуальным. Люди хотят не так уж и много: заниматься сексом, иметь деньги на счету и быть молодыми. Если повезет, то еще быть красивыми и любимыми. Такой вот скудный набор. Знаний никто не хочет. Желание изменить свою жизнь – это соблазн. Не думаю, что столкнись кто-либо с такой возможностью, по-настоящему устоял бы перед ней. И вместе с тем, я убежден, что нельзя вмешиваться в прошлое. Восстанавливая прошлых себя, мы убиваем себя нынешних. Согласны?
– Теоретически.
Казус усмехнулся:
– Конечно. Я и запамятовал, что прыжки во времени лишь теория.
– Почему мы все мертвы? На этот вопрос я не могу найти ответа. Мы ходим, дышим, но все мы мертвы. Почему не позволяем себе быть живыми?
– Мертвое не меняется, Мара. Оно статично и при известной лакировке довольно привлекательно. Вот, скажем, женщина, достигнув определенного возраста, делает себе пластическую операцию. Стирает с лица время, разглаживает морщин, теряет в мимике. Но внешне – становится заметно моложе. Все окружающие знают: она была у пластического хирурга, как и то, что все эти ухищрения временные. В них нет жизни. Только желание остановить время. То, что можно сохранить молодость иным путем, женщине в голову не приходит.
– И каким же? – насмешливо спросила.
Казус осторожно коснулся ее лба.
– Все в нашей голове. Старость и молодость, горе и счастье, болезнь и здоровье, влюбленность и одиночество. Люди молодеют, когда здоровы и счастливы. Но здоровье и счастье есть результат наших мыслей.
– Вы сторонник теории Луизы Хей?
– Отчасти. Человеческий мозг – как Солярис. Любая мыслеформа проецируется в реальности. Все, о чем вы думали вчера, воплощается сегодня.
– То есть, если я вчера подумала о том, что стала старой, завтра я стану таковой?
– Именно так.
– И если вчера я прощаюсь с любовью, то сегодня она сама скажет мне "до свиданья"?
– Возможно, это будет послезавтра, Мара, но будет, – с горчинкой сказал Казус. – И с этим придется смириться. Мы сами моделируем свою жизнь и делаем это каждый день – посредством мыслей, привычек, поступков, надежд и желаний. Только о том мало кто задумывается. И если хочешь счастливое завтра, следует, как минимум, позаботиться о нем вчера.
– Завтра не значит вчера… Вы ведь видели его, Павел Сергеевич?
– Кого?
– Кайроса. Вы ведь тоже знаете… каково это – просунуть руку в щель и ощутить в горсти весь мир.
– Знаю, – глухо ответил Казус.
– Как это случилось с вами?
* * *
Дэн летел над городом. Внизу – чернота, подсвеченная огнями. Тело холодное и свободное, как он и мечтал. Дэн прыгал с крыши на крышу, чувствуя поток ветра. Через час надоела гонка с самим собой, и он позволил себе передохнуть. Ноги ощутили скользкую поверхность крыши. Он выровнял дыхание и, пружиня, направился к чердаку.
Из соображений безопасности почти все чердаки в городе закрыты. Но Дэну потребовалась всего пара дней, чтобы понять: на любой замок найдется ключ. Высота принадлежала ему.
Чердак был сухим и необитаемым. Немного старых вещей: пара стульев, шкаф, зеркало, прислоненное к стене и покрытое слоем пыли. Дэн сел на продавленный стул напротив зеркала. Мелькнула мысль, что кто-то совсем недавно точно так же сидел перед этим зеркалом. Сидел и думал о чем-то очень важном.
За дверью скулил ветер. Дэн угадывал его настроение. Ветру хотелось сорваться в путь.
В памяти всплыли стихи о дороге, которая устала быть дорогой и захотела сама идти по дороге. Но выяснилось, что топтать намного сложнее, чем быть истоптанной, и дорога вернулась к себе, а после рванула к обрыву.
В последнее время приходили в голову разные мысли, только ни одна из них не принадлежала ему, Дэну.
Он провел рукавом по стеклу и отпрянул. На него смотрела старая, иссохшая женщина, похожа на виноградную лозу в полдень.
– Хочешь войти?
Дэн посмотрел на чердак за ее спиной. Такой же, но и не такой.
Старуха кивнула:
– Зазеркалье.
– В Зазеркалье живут люди, желающие занять наше место здесь, – Дэн вспомнил Борхеса.
– Начитанный мальчик, – похвалила она. – Зайдешь, милый?
– Пожалуй, нет. Здесь как-то свободней и свежее.
– И ладно, – легко согласилась она. – Давно с тобой, Данечка, поговорить хотела. Да все случая не было.
Никто и никогда не называл его Данечкой.
– И о чем?
– Как жить дальше думаешь, Данечка? Ты же не Карлсон, чтобы по крышам гулять. Еще пара недель и надоест.
– Возможно.
– Будущего у тебя нет, – она присела на точно такой же стул, повторяя каждое его движение. – Ни у кого из вас нет будущего. Как родились, так и стерли.
– Нам бы с настоящим разобраться.
– А что есть твое настоящее? – Старуха провела ногтем по стеклу. Долгий скрежет. – Скука. Со скукой ничего не поделаешь. Мне ли о ней не знать? Если бы ты знал, как скучно в аду. В раю тоже скучно, но там хотя бы пятизвездочный сервис. А в аду все на "двушку". Жизнь у тебя пресная. Ты пробовал заниматься бизнесом, но он тебе надоел. Отношения с женщинами тоже надоели. Тебя никто не любит, и ты никого не любишь. Все, что тебе нравится, это скользить по крышам и бежать вперед на сумасшедшей скорости. Кайросу ты бы понравился.
– Я слышал про него. От мамы.
– Твоя мама – хорошая ученица. Очень быстро поняла, что именно дает время.
– А что оно дает?
– Все, что ты захочешь.
Дэн раздраженно пожал плечами. Он не понимал.
Старуха заторопилась:
– Лучше всего время чувствуют те, кто не знает слова "время". Уцелевшие племена индейцев не знают, что такое время. Точнее, не знают, что такое линейное время. Не понимают, что значит девять утра или пять часов вечера. Могут часами ожидать приема у врача и не испытывать раздражения. Это народ без времени. А наши люди отравлены временем. Точнее, отравлены суетой, которое несет линейное время. Тебе кажется, что ты проживаешь ненастоящую жизнь.
– А что есть жизнь настоящая?
– Не та, о которой мечтаешь, а та, которую хочешь иметь.
– Я не знаю настоящей жизни.
– А я тебе ее покажу, – сквозь стекло прошла старая рука.
Дэн поколебался и все же коснулся пергаментных пальцев.
– И еще я покажу тебе ту, которая хочет быть с тобой рядом.
– Мару?
– Ее. Ты же ее совсем не знаешь…