- Подождите, - остановил своих рвущихся ко мне друзей тот, кого называли "Болтом". - Я человек гуманный. Перед тем, как кого-то замочить, даю шанс одуматься… Слушай внимательно, недоумок. Если я еще раз тебя здесь увижу - живьем закопаю! Я свое слово держу. Я - контуженный, это все знают, и делаю, что хочу. Для меня нет законов, усек? А теперь вали отсюда, сявка!
- Кажется, наконец "усек", - сказал я тихо. - А теперь послушай меня. После всего, сказанного здесь, встречаться нам действительно не стоит. Потому что если мы еще раз встретимся, то пищать вы будете так же громко, как сейчас шипите. Я тоже свое слово держу, и я не контуженный, это тоже все знают. Но для меня законы есть, и пищать вы будете именно по моим законам.
- Ну, все, сказки кончились, - покраснел от злости кривоносый. - Теперь начинается суровая правда жизни. Я тебя предупреждал, гнида!..
- Отойдите от него, подонки! - послышался откуда-то сверху встревоженный голос девушки. - Я сейчас милицию вызову!
Я поднял голову, увидел в окне испуганное лицо Нади и успокаивающе помахал рукой:
- Все в порядке. Не волнуйся. Просто…
Кривоносый резко выбросил вперед руку, и я почувствовал какой-то странный толчок в грудь. Надя вскрикнула и исчезла из окна. Наклонив голову, я посмотрел на торчащую у меня из груди ручку самодельного кинжала.
- Хулиганы, - обиделся я, вытаскивая стилет из раны. - Лучше б вы оставались аборигенами…
Брезгливо отбросил в сторону скользкий от крови стилет и кивнул:
- А теперь, как вы и хотели, мы поговорим всерьез…
- С тобой все в порядке? - спросила выбежавшая ко мне девушка. - Где они? Они ничего тебе не сделали?
- Они убежали, - сказал я, незаметно отодвигая ногой за колесо машины четверку сбившихся в кучу крыс. - Пошипели-попищали и убежали… Это твои знакомые?
- Не совсем. Тот, который с переломанным носом, это Генка Болтышев, они его "Болтом" зовут. Он в нашем доме живет. Пытался за мной ухаживать, но я… Отвратительный тип.
- Да, - подтвердил я, разглядывая выглядывающую из-под днища машины крысиную морду. - Совершенно омерзительная физиономия… К тому же неосмотрителен, - добавил я, заметив наблюдающую за крысой из-за помойных баков кошку. - Неосмотрителен вдвойне.
- Мне показалось, что он пытался ударить тебя ножом. В свете фонарей что-то так страшно блеснуло… С тобой точно все в порядке?
- Уж это я почувствовал бы, - улыбнулся я. - Неужели ты думаешь…
В этот момент подкравшаяся на достаточное расстояние кошка прыгнула. Пронзительный предсмертный крик резанул уши, и я поморщился.
- Что это? - удивилась Надя, вглядываясь в сумерки. - Мне показалось… Ой, крыса!
Она испуганно прижалась ко мне, словно ища защиты. Щекой я ощутил шелк ее волос, и я едва сдержался, чтобы не прижать ее к себе со всей силой.
- Это всего лишь крысенок, - шепнул я, успокаивающе гладя ее плечо. - Один маленький, глупый крысенок… Ты боишься мышей? Никогда бы не подумал…
- Я страшная трусиха, - призналась она. - Я очень боюсь мышей, пауков, змей…
- А бросилась мне на помощь… Хотя эти подонки могли представлять для тебя куда большую опасность, чем парочка гнилозубых крыс.
- Все хорошо, что хорошо кончается, - улыбнулась она. - Будем прощаться вторично?.. Что это?.. О, нет!..
Она в ужасе уставилась на свою ладонь. Проследив за ее взглядом, я досадливо покачал головой - я забыл уничтожить следы крови на своей куртке, и теперь на ее пальцах виднелись темно-красные пятна.
- Это же… Ты ранен?! - с тревогой спросила она. - Они тебя ранили?! Почему ты ничего не сказал?!
- Царапина, - пренебрежительно отмахнулся я. - Если б и было что серьезное, я бы позаботился о себе, будь уверена. А это… Это даже не стоит внимания.
- Вот что… Нечего разыгрывать из себя героя. У тебя может быть заражение крови. Рану нужно срочно дезинфицировать и перевязать. К тому же она может оказаться куда опасней, чем ты думаешь. Стишком много крови… Поднимемся ко мне, там я тебя осмотрю.
- Мне уже хуже, - с улыбкой пожаловался я. - Мне настолько плохо, что, едва добравшись до твоей квартиры, я ослабну настолько, что до утра никуда не смогу уйти…
- Будем надеяться, что это царапина, - утешила она, увлекая меня за собой в подъезд…
***
- И правда, ничего страшного, - с облегчением сказала она, обрабатывая ранку йодом. - Не шипи так… Всего лишь царапина, а эмоций столько, словно это сквозная рана… Ты занимаешься атлетикой?
- Да, когда-то занимался… Очень давно, - подтвердил я, вспоминая Элладу. - В последнее время я предпочитаю заниматься техникой. Время диктует свои правила… Теперь-то я могу рассчитывать на чашку чая? Или на это твоя забота о раненом уже не распространяется?
- Ты совершенно беспринципный тип, - сообщила она. - К тому же шантажист. Ты бравируешь этой царапиной, вымогая у меня внимание к тебе. Откуда у тебя столько шрамов?
- Иногда я давал людям шанс выразить свое отношение ко мне.
- Надень рубашку. Или ты собираешься пить чай полуголым?.. Какой ужас! Свитер, рубашка, куртка - все в крови! Ты посиди пока здесь, а я поставлю чайник и быстренько все это простирну. А потом заштопаю.
- Спасибо, Надя, но насчет чая я передумал, - сказал я, забирая у нее одежду. - Я поеду домой и все это сделаю сам. Время позднее, завтра тебе на работу, и ты рискуешь не выспаться. Я чувствую себя прекрасно, так что доберусь до дома без приключений. Я ведь страшный эгоист, могу сидеть у тебя всю ночь напролет, пить чай и смотреть на тебя… Но я пойду. Я только что понял, что, оказывается, я - достаточно слабохарактерный. Боюсь опять все испортить. Мне все время ужасно хочется обнять тебя и поцеловать… И я боюсь, что ты рассердишься. Я не хочу рисковать, а это слишком большое искушение для меня… Отдыхай, из-за меня у тебя и так был достаточно тяжелый день.
Она растерянно смотрела, как я одеваюсь и иду к выходу.
- Я буду смотреть в окно, - сказала она. - Они могут вернуться и…
- Могут, - согласился я. - Но самый страшный вред, который они способны мне причинить - это изгрызть покрышки моей машины… Не обращай внимания, это окончание одной шутки, понятной лишь посвященным… Мы еще увидимся.
- Подожди… Может быть, это не очень вписывается в правила "хорошего тона", но… Чем ты занимаешься в эту субботу?
- Исполняю любые твои желания.
- Меня пригласили на встречу школьных друзей. Нечто вроде выпускного бала с танцами, праздничным столом… Многие придут парами, и я подумала…
- Это очень хорошая мысль, - одобрил я. - Я обожаю балы. Я вообще обожаю все, что связано с тобой. Балы, институты, зонтики, цветы, бандитов, женщин… Нет, женщин я, пожалуй, все-таки не люблю.
- Вот как? - прищурилась она. - А я - не женщина?
- Нет, - твердо ответил я. - Ты, это… Ты - это ты. Тебя нельзя ни с чем сравнивать и нельзя конкретизировать. Я впервые понял глубину слова "ненаглядная". Это та, на которую "не наглядеться". Так вот, ты - ненаглядная. И еще…
- Иди, говорун, - она легонько подтолкнула меня к выходу. - Уходя, не оглядываются, а ты уже целый стих сложил, стоя на самом пороге…
И прежде, чем я успел что-то понять, коснулась губами моей щеки. Когда звездочки закончили свой хоровод перед моими глазами и головокружение оставило меня, дверь ее квартиры уже закрылась. Я повернулся и, словно во сне, побрел прочь…
Дома я упал в глубокое, мягкое кресло, забросил ноги на журнальный столик и расслабленно вздохнул. Отражение долго рассматривало мое лицо из Зазеркалья, а потом спросило:
- Если я скажу, что у тебя лицо деревенского идиота, нашедшего на дороге красивую пуговицу, ты опять будешь меня мучить?
- Что? - очнулся я от грез.
- Я сказал, что ты прекрасно выглядишь… Только вот эти дырочки в одежде, на твоей груди, говорят мне о том, что сегодня кто-то умер.
- Ты не поверишь, но я чувствую себя счастливым. За много лет я впервые вспомнил, что это такое…
- Каждый развлекается, как может, - пожал плечами призрак. - А что, ты изобрел какой-то новый способ убийства?
- Я не про это, - поморщился я. - Я о девушке.
- У тебя все получилось? - расплылось в улыбке отражение.
- Нет, - счастливо признался я. - Ни черта у меня не получилось. Сперва меня выгнали, а потом… потом я сам ушел.
Улыбка исчезла с лица отражения, и призрак надолго задумался. Минут тридцать он шевелил губами и крутил в воздухе пальцами, а потом робко уточнил:
- Что-нибудь из области мазохизма?
- Ну-у… Можно сказать и так.
- Уф-ф! - с облегчением вздохнул призрак. - А я уж было испугался, что ты влюбился…
Я посмотрел в зеркало с таким выражением, что он схватился руками за голову:
- О, нет! Только не это! Скажи мне, что то, о чем я подумал - неправда…
- Дай мне лучше хорошего вина и томик стихов. Что-нибудь, чем можно насладиться. Гете, Есенина или Тагора…
- Повелитель, - сказало отражение, протягивая мне на подносе требуемое. - Ты можешь меня растерзать, но я должен напомнить… Она - человек. Живой и смертный. Люди стареют, повелитель. Стареют, болеют, предают, обманывают… В общем, занимаются всем, что свойственно людям… - И поставь музыку, - добавил я. - Что-нибудь нежное, уносящее… А если еще раз откроешь свой рот, я тебя в кривом зеркале припечатаю, - не меняя интонации, предупредил я. - Это будет весело, но ты смеяться не будешь…
- Повелитель, - с мольбой в голосе сказал призрак. - Твоя воля уничтожить меня, но не делай того, что может повредить тебе. Любовь - это смерть для всего, что существует в нашей империи. Наше могущество умирает там, где рождается любовь. Ты погубишь себя, повелитель.