Это же наипервейшее правило любого студиозуса или школяра – ежели что взято и возвращено, то оно и не украдено! Зачем же беспокоить добрых людей всякими вопросами "можно?", "нельзя?", "не затруднит ли одолжить?". Общеизвестно, что тот, кто спрашивает, чаще всего получает отказ, а тот, кто не спрашивает, – сам себе молодец або злобный Буратино…
Посему за ужином наш молодой человек наплёл кучу сказок о том, как всю ночь слушал соловья, а весь день постигал дивную музыку наливающихся колосьев в полях под Диканькой.
Двоюродные сестрички фыркали, хихикали, шептались, что, поди, братец-то их влюбился в какую ни есть чернобровую селянку, но, слава богу, особенно ни к чему не цеплялись.
Отдав дань богатому столу и категорически отказавшись принять стопочку настойки из боярышника с пустырником для хорошего сна, паныч-гимназист удалился к себе во флигель, и никто не заметил, как одна серебряная вилка исчезла у него в рукаве.
Где тихая Анна Матвеевна держит святую воду и елейное масло, тоже ни для кого не было секретом. Взяв с собою в карман малый пузырёк и небольшую бутылочку, наш образованный герой уединился во флигеле, присел к столу и достал из-под кровати заветные листы бумаги.
Первое время сидел он, тихо скрипя пером, изо всех сил пытаясь передать непростое лицо запорожского сечевика Пацюка. Хоть и в память облик его врезался – не сотрёшь, но уж больно сложными оказались глаза хитрого козака.
Уловить их выражение, передать блеск и россыпь морщинок было задачей, достойной самых наилучших столичных живописцев, коим заказывают парадные портреты все члены царствующей фамилии, а за ними генералы, министры да князья с графьями! У Николя таковых талантов не было, однако же учиться он умел, почему и старался изо всех сил.
Кое-как получив хотя бы некоторое удовлетворение от готового рисунка, молодой человек устало откинулся на стуле и, переменив лист, пустился записывать то, что посчитал важной и небесполезной информацией для грядущего литературного творчества своего.
"Ежели вдуматься в день сегодняшний и рассмотреть ситуацию сию с точки зрения исторической, то стоило бы признать, что среди героического запорожского козачества нашего всегда были люди чудесные. Кои отличались от прочих необыкновенными способностями и тайными умениями. Вспомнить хоть дивные дела атамана Сирка! Он же, воюя супротив поляков, желающих всех нас переворотить в католичество, а также и супротив турок, лелеющих мысль оборотить и тех и других в своё магометанство, успешно бил обоих врагов милой родины нашей. И что же? Умел он отводить врагам глаза. Мог приказать своим козакам воткнуть пики в землю и обернуть их берёзовою рощей. Или пойти в атаку на турецкие полки всего одной лишь сотней, а янычарам то виделось как многими тысячами! И ведь таких чудесных атаманов на Малороссии нашей был не один Сирко, а многие и многие…"
На том закончивши записи свои, вновь спрятал оные в надёжное хранилище. Ибо он знал точно, что постельное бельё тётушка прикажет переменить раз в неделю, а вот до матраса и перины руки ленивых дворовых девок таки не дойдут. И слава богу…
На закате, когда дом доброй тётушки Анны Матвеевны погружался в сон, сам герой наш, вооружась добытым "оружием", вновь тихой сапой спустился через окно в сад и, легко перемахнув забор, направился к кузнице верного друга детства. Вакула сидел на чурбачке у входа, при нём уже находился крепкий мешок со всем содержимым.
– Ну как?
– Проследил, паныч. Так шо были правы вы, до мамоньки опять чёрт заявився.
– Отлично, идём! Пора кое-кому рогатому холку намылить.
– А то ж!
Приятели плечом к плечу шагнули в темноту, слабо отдавая себе отчёт, на что подписываются и чем рискуют, однако же исполненные веры в себя и в промысел Божий. А общеизвестно, что ежели к какому делу приступить помолившись да перекрестясь, то вот тут-то оно и сложится. Да разве иначе и можно было бы?! Вопрос риторический, атеистам отвечать необязательно…
– Готов? – спросил Николя, приставляя лестницу, осторожно залезая на крышу и оглядываясь вниз.
Вакула молча кивнул и по примеру друга показал большой палец.
– Ну если все готовы, то…
Кузнец деликатно стукнул кулаком в дверь. Звуки звона стопок и смачных поцелуев мгновенно стихли.
– Поувереннее!
– Добро! – Вакула так шарахнул кулаком, что многострадальная дверь едва ли не изъявила желание от таковых побоев сбежать к лысым бесам в Турцию. Однако ж, как и надеялись хитромудрые приятели, внутри хаты забегали, засуетились, и нервный голос прекрасной пани Солохи осторожно спросил:
– А… а кого до нашей хаты ветром надуло?
– То я, мамо! Твой родный сыне Вакула!
– Блин…
В яростном возгласе Солохи было не больше тепла, чем в снеге на Рождество. Ну вот, уж поверьте на слово, не так встречает заботливая маменька вернувшегося с трудового дня сына, коий, как предполагалось, весь световой день отмахал тяжёлым молотом в кузнице, изготавливая по заказу дуги, подковы, гвозди, шила, ножи, косы и топоры для добрых селян.
Включая, кроме всего прочего, ещё и художественные работы по росписи сундуков, наличников, заборов и всего, что нуждается в свежей покраске.
Ежели почтеннейшей публике желательно покороче, то не так представлял честный кузнец Вакула своё возвращение домой. Ну и точка на этом. Для нас главное другое…
– Мамо, отворите!
– Та я… щас… тока… приберусь трохи.
– Мамо?!
– Та щас, щас, одна хвилинка!
Вакула сокрушённо покачал головой, вздохнул и, чуть поднажав плечом, снял дверь с петель вместе с засовами. Полминуты делов…
– Сам же и починю, – буркнул наипервейший силач на всю округу и в ус не дуя. – Молитесь, мамо, шоб ваш гость з рогами успив до печки допрыгать, а не то… Я ж его собственный поганый хвост заставлю на сковороде зажарить и без хлеба зъисть!
Ну, чуть забегая вперёд, признаем, что чёрт всё-таки оказался умнее и успел удрать от гневного кузнеца. Дунул вверх по дымоходу, как и предполагали главные персонажи нашего повествования. Однако же, счастливо избежав тумаков Вакулы, нечистый легко попал в руки Николя, который дожидался его у выхода из трубы на крыше. В один миг намотал он длинный чёртов хвост на кулак и, став носом к пятачку, честно предупредил:
– Вот только дёрнись, морда твоя козлиная. У меня с собой святая вода и елей – оболью, помажу, перекрещу и не помилую!
– Шо? Не розумию ту варварску москальскую мову, – пискнул насмерть перепуганный чёрт, вытаращив глазки свои так, словно собирался ими же драться.
– Повторить то же самое по-украински, сучье вымя?!
– А-а… да хрен бы с ним, мы, черти, любой язык понимаем…
– Вот и не фиг выкаблучиваться, – удовлетворённо хмыкнул Николя. – А теперь собирайся в дорогу дальнюю.
– Куда? В Санкт-Петербург?
– Да нет, с чего бы…
– Предчувствие.
– Нет, всё проще, идём к тебе в пекло!
Чёрт прикинул масштабы разрушения, а также все непростые последствия, если только он приведёт в ад психованного гимназиста со святой водой в кармане, и решил от греха подальше уйти в обморок. То есть схватился за сердце, упал на спину и попытался скатиться по соломе вниз.
Однако у потомка знаменитого атамана были другие планы. Железной рукой держа чёрта за хвост, второй рукой обнял он трубу и удержался на вершине. Минутой позже из хаты вышел Вакула, посмотрел наверх, проследил, чтобы добрая пани Солоха вдруг не пошла следом за сыном, и кивнул:
– Сигайте!
Николя, не выпуская чертячий хвост, сел на задницу и легко соскользнул вниз, в заботливые и надёжные объятия друга.
– Споймали?
– А то, – хмыкнул гимназист.
– Та вин дохлый який-то…
– Притворяется. Буквально пару минут назад вообще из себя невесть какого патриота строил. Требовал обращаться к нему исключительно на украинском.
– От же бисово племя! Нешто ж мы не единый народ?!
– Для врагов рода человеческого – нет…
– Та дайте ж я ему промеж рогов ума добавлю, шоб знал, як добрых людей меж собой стравливать!
– А я чего? А я ничего! Я вообще за мир и дружбу между народами, – мигом прочухался нечистый дух. – Как по мне, так ежели б все люди были одинаковые, то и нам хлопот меньше, но…
– Но Господь Бог наш создал мир во всём его дивном разнообразии! – рыкнул Николя, и Вакула под шумок, не вдаваясь в интеллектуальный спор, просто отвесил чёрту щелбана в лоб.
Нечистый отпал минут на пять.
– Теперь ты и тащи…
Кузнец покраснел, но признал справедливость упрёка, принял из рук друга чёртов хвост и поволок за собой рогатого, как, быть может, ребёнок по снежной зиме тянет за собою детские саночки с красивой куклой. Ну, в нашем случае с рогатым, волосатым, козлоногим уродцем, через раз дышащим в две дырки свиного пятачка.
…Дивная в неописуемой красоте своей малороссийская ночь, раскинувшаяся над ними, щедрым лунным серебром вычерчивала, словно школяр мелом, высокие тополя, дремлющие хаты Диканьки, далёкий горизонт и поблёскивающий вдалеке пруд. Лёгкий летний ветерок едва колыхал древесные листы, воздух дышал свежайшими ароматами, кои не смог бы составить ни один французский парфюмер. Ибо откуда же им в коньячной Франции знать, обонять и вдыхать столь чистые запахи трав, цветов, зелени и самого эфира, коим буквально наполнена наша светлая малороссийская земля?!
Не знаю, где ещё есть такая природная щедрость, такой простор, такое беззаботие, простодушная радость бытия, как на милой сердцу моему неньке-Украине. Сбереги её Боже от всяческих потрясений, войн, раздоров в единых объятиях с любимой сестрой своей, великой Россией…