– А ежели тока шо не так, – Вакула снял нательный крест и сунул его под нос нечистому, – в ухо его засуну, из другого вытащу!
Бедный Байстрюк зачихал так, словно ему в обе ноздри набили турецкого табаку, и взмолился:
– Шо угодно для вас сотворю, добры люди, тока не кладите на меня страшного креста! Ить одним чиханием не отделаюсь, сидеть мне в аду с диареей лет сто без передыху!
Николя и Вакула, переглянувшись, признали угрозу вполне серьёзной, но крестик убирать не спешили, мало ли…
– Подивитеся, паныч, чого вин там накорякал?
– "Сей документ выдан благородной вдове пани Солохе в том, шо она николи не является ведьмой! А буде у кого сомнения, так с ними добро пожаловать в пекло, где и надлежит жалобу на то подать в письменной форме, на циркулярном языке, со всеми печатями и заверением не ниже уровня сорочинского заседателя, а то и самого пана комиссара. Так что всем, сим документом не удовлетворённым, прямая дорога в дупу, и шоб вы сдохли!" – вслух прочёл Николя. – Ну, по-запорожски жестковато, конечно, однако же суть описана верно. Что ж, лично я одобряю…
– То бишь усё по уму-разуму писано, як у учёных людей принято, и ни один комар носу не подточит?
– Да, – кротко согласился Николя, ещё раз пробегая глазами свеженаписанный текст. – Осталось только завизировать.
– То как?
– Печать нужна.
– А-а, то раз плюнуть, – широко улыбнулся Байстрюк во всю свою лошадиную пасть. – Зараз усё вам проштемпелюем!
Он в один миг снял сапог и, вскинув волосатую ногу свою на стол, поставил на бумаге чёткий оттиск раздвоенного копыта.
– Ну шо, – призадумался кузнец, почесав в затылке, – чем воно не печать? Як по мне, так то и добре! А коли какой учёный москаль али немец то попробует оспорить, так я ему, сукину сыну, своей рукой дулю под нос суну!
Вакула, не чинясь, сгрёб драгоценную бумагу, сложил её вчетверо и сунул себе в шапку.
– Так, может, теперь паны за то со мной трохи выпьют?! – с многозначительной ухмылкой подмигнул запорожский чёрт.
Николя и Вакула практически одновременно пожали плечами и подняли так и не выпитые стопки.
Байстрюк взялся за штоф, поднял его и провозгласил тост:
– Шоб у нас усе було и нам за то ничего не було!
Все трое церемонно чокнулись и выпили. Собственно, вся беда была в том, что молодые люди не сразу поняли, что произошло – о штоф запорожца стукнулись не две, а три стопки.
Но кто же столь резво и без мыла влез в их честную компанию? Ох, пресвятые угодники…
В общем, то ли нечистый на водку дунул, то ли подлая шинкарка горилку не на анисовом семени, а на полыни горькой настаивала, но в единый миг в головах героев наших зашумело, взоры помутились, в коленях появилась некая танцевальная гибкость, и, придя в чувство, оба обнаружили себя дрыхнущими под столом, помятыми и неароматно дыщащими друг на дружку.
– Ой, башка-то трещить, як старый лёд по весне…
– Да мы вроде только по одной и приняли, – держась за затылок, попытался привстать Николя, но стол стоял крепко, пресекая все потуги. Дважды. Пока не дошло.
– Так навроде и було. – Вакула так же попробовал приподняться, трижды и даже четырежды повторив подвиг друга, то есть просто бодая столешницу снизу. Стол опять оказался крепче.
Пожав друг другу руки, приятели повернулись тылами и одновременно выбрались на свет божий, с изумлением узрев, что день-то вообще уже клонится к вечеру. Пойманная за хвост (шутка!) хозяйка честно призналась, что гудёж тут был добрый, однако же щедрый пан Байстрюк за всё заплатил, и вроде как полновесными деньгами, а не мелким щебнем.
Так что примерно час назад усатый запорожец с достойным козаком Свербыгузом удалились по своим делам. Нет, куда и зачем, не сказали, когда вернутся – тоже, да, собственно, а так уж оно кому таки и надо, если всё уплачено честь по чести, ой вей?
При коротком совещании друзья признали, что в общем и целом уже, наверное, нет.
– Главное дило, шо бумага важная подписана, а там нехай тому Байстрюку пусто будет, раз вин, бисова душа, николи нам грошей не возвернул!
– Кстати, да. Совершенно с тобой согласен, – кивнул молодой гимназист. – Ты сам-то справку не потеряй, мало ли когда пригодится. Вдруг прямо сегодня придётся документ тому же пану голове предъявлять?
– Што ж, мы завсегда готов… – Голос кузнеца осип на самой оптимистичной ноте вследствие ощупывания шапки. – Так тут нет ничего. Ей же богу, нет! Та яка ж бесовщина, так и шапка-то не моя?! Моя чёрных смушек, а то, дивитесь, паныч, чёрно-билая!
Николя принял из рук друга головной убор и при беглом осмотре охотно подтвердил – мало того что цвет шапки не тот, ещё размер неподходящий, Вакуле она едва бы на кулак налезла.
– Возможно, я ошибаюсь, но тебе не кажется, что это шапка того козака Свербыгуза?
– Так шо? – ахнул кузнец, лихорадочно крестясь. – Нешто вин, гад, в моей шапке ушёл?! Там же бумага маменькина! От же ж сволота, пьянота, прощелыга непохмеленный, шоб у него коровье вымя на лбу выросло!
Пан гимназист прикрыл приятелю рот ладонью. Что уж тут разоряться, надо было срочно выяснять, куда запропастился столь уважаемый (непонятно за что) во всей Диканьке бравый козак Свербыгуз, где его искать и не потерял ли он, не приведи господи, царица небесная и все пресвятые архангелы, бесценную справку с печатью о том, что на самом деле прекрасная пани Солоха ни разу не является ведьмой?!
– И шо ж теперь делать, паныч? – трагическим шёпотом просипел Вакула из-под ладони.
Посмотрев в круглые глаза приятеля, Николя вздохнул, закусил губу, подумал и решительно обернулся к шинкарке.
– Так куда направился ваш постоянный клиент, козак Свербыгуз?
Хозяйка заведения даже бровью не повела. Молодые люди переглянулись, упёрли руки в бока и встали перед ней, как два валуна в степи – не объехать, не обойти, не перепрыгнуть.
– Что ж скажешь нам, добрая женщина, нешто не бачила, куды Свербыгуз з тем клятым Байстрюком пятки некошерным салом намазали?
– Ничего не знаю, ничего не видела, ничего не слышала, и шо вы пристали к честной вдове, которая одна тянет такую работу, восемь детей и пьяницу-мужа?! Я ж таки и пожаловаться могу! У меня, шоб вы знали, даже господин исправник два раза водку кушал и не подавился! Я ж таки людей позову-у!
Вакула начал буреть, как украинский бурак (да простите за новое масло масляное), и засучивать рукава, но его образованный друг лучше знал, как разговаривать с женщинами…
– Исправник, говорите? Ну-ну. А пан голова к вам не захаживал? Ох, что-то мне говорит, что сегодня зайдёт…
– Зачем? – на миг остановилась шинкарка.
– С проверкой. Я слышал, он очень любит проверять местные питейные заведения. А то вдруг вы водку некипяченой водой разбавляете?
– Что? Я?! Да разве-таки я воровка какая?! Разве мне веры нет? Разве я у кого корову сглазила или мужа увела?! Да пусть хоть целая комиссия из Миргорода с самим паном заседателем приезжа… – Тут добрая женщина зажала себе рот обеими руками, но поздно.
Кузнец также смекнул, что к чему, и довольно усмехнулся во всю пасть:
– Га! Так вот Богом клянусь, шо сей же час соберу такую высокую комиссию, шо прибудет в ней не менее пятнадцати, а то и двадцати чиновных душ! И каждый из них в сём деле крепко разбирается! За счёт заведения не один штоф горилки попробует! И водку русскую! И самогон хуторской, сельский, подпольный, в пропорции! На всю неделю гудёж до самих небес будет! А уж как наш пан голова знатно сивуху дует…
Хозяйственная шинкарка на миг закатила глаза, подсчитывая возможные убытки от визита столь обширной начальственной комиссии, которую, быть может, неделю, а то и две предстоит кормить и поить бесплатно, помолилась своему еврейскому богу и сдала всех с потрохами, добровольно, без пыток.
– Пьянчужку энтого, Свербыгуза, ваш знакомец, пресветлый пан Байстрюк, с собой увёл. Куда – не сказал. Да тока, ежели между нами, то шоб вы знали, я таки думаю, прямиком в пекло!
– И вы их не остановили?
– А таки с чего оно мне надо?!
– Тоже верно, извините. – Николя потянул за рукав друга. – Пошли-ка отсюда. Пошли, пошли…
– Что ж, – уже на улице спросил огорчённый кузнец, – стало быть, пропала моя шапка да важная бумага?
– Если не найдём Свербыгуза, стало быть, так.
– Да где ж то его отыщешь? Ежели они с тем чёртом в красной свитке ушли, так, думаю, права проклятая баба – парят они сейчас ноги в адских котлах та истории весёлые друг дружке рассказывают!
– Ну тогда, наверное, и нам туда дорога?
Николя не сразу осознал, что, собственно, сказал. Богобоязненный кузнец истово перекрестился, потом сдвинул густые брови свои, разгладил небольшие усы над верхней губой, почесал в загривке и хлопнул свербыгузовской шапкой оземь:
– А хоть бы и так! Что ж я, не козак, коли испугаюсь?! Шо мне в том пекле?! Да не будь я православный христианин, ежели не переворочу набок все их чертячьи рыла!
Приятели остановились у плетня, быстренько обсудили, кому что надо сделать, кто за что отвечает, и, пожав друг дружке руки, разошлись в разные стороны, договорясь встретиться на закате у старой кузницы.
Николя направился к тётушке отчитаться за долгое отсутствие, успокоить, ну и кое-что забрать на время, так сказать, позаимствовать без разрешения. Не подумайте ничего плохого, воровать он не собирался. Ни-ни, ни в одном глазу!