К Андрюше домой Двое-из-ларца и пришли.
- Альбин Петрович у вас? - спросили они в голос у пожилой усталой женщины, Андрюшиной сестры.
- Андрюша, что ли?
- Нет, его друг. Чернявый такой.
- А, Пиворас, - поняла женщина. - Нет, давно не появлялся. А вы кто такие?
- Воспитатели, - ответили Коли, переглянувшись. - Если он появится, позвоните вот по этому номеру, у него мать волнуется.
- У кого? У Пивораса? Я думала, он сирота.
- Скоро будет, - успокоил просто Коля. - Побегает так - и преставится мамаша.
Итак, поиски пока результатов не дали. Но Одинаковы-с-лица не унывали. Они знали, что рано или поздно барчук проголодается и придет на лесопилку. Китайцев они уже настропалили.
два
Марина Васильевна все утро безудержно рыдала над издохшим котом, гладила успевшее окоченеть тело, и горю, казалось, не будет конца.
Когда сил плакать не осталось, Марина тяжело поднялась с колен и пошла на лоджию. Там отыскала в шкафу коробку из-под обуви, выстелила ее старым полотенцем, уложила внутрь останки Гаврика, а затем засунула коробку в большой полиэтиленовый мешок. На горловине нацарапала авторучкой "голова". Накинула плащ, взяла лопату, пакет под мышку и отправилась на "кладбище". В глубине двора, на пустыре, имелось подходящее место для захоронения, но холодная война с соседями не позволяла закапывать животных рядом с домом, так что пришлось искать место для погребения в городском парке.
Дождь не прекращался всю ночь и утром только усилился. Без зонта Марина промокла уже через минуту. Дождь стекал по волосам за ворот, капал с носа, Гаврик, хоть и худющий, становился все тяжелее - оттого, наверно, что широкую коробку очень трудно придерживать локтем. Сначала Марина Васильевна меняла руку каждые сто метров, но на полпути к "кладбищу" эти манипуляции с коробкой и лопатой вывели ее из состояния скорби - неудобство мешало сосредоточиться. Минут пять она приноравливалась, как удобнее нести инструмент и тело, ничего не добилась и продолжила двигаться прежним манером, раздраженная до крайности.
К колесу обозрения, возвышавшемуся над парком, Марина вышла в самом скверном расположении духа. Настроение не самое похоронное: хотелось вбивать гвозди в гробы врагов.
Через центральную аллею она прошла в самый дальний конец парка и остановилась у сиротливой, бог весть какими путями оказавшейся здесь скамейки. Необходимо было передохнуть и успокоиться.
Напротив в траве стоял обшарпанный автомобильчик, снятый с аттракциона "Гонки". Почему-то вспомнился вчерашний Евгений, тот момент, когда его забирали. Господи, как он ревел… чуть голос не сорвал, бедняга. Где он, как он?
Пакет с коробкой Кулик оставила на скамейке, а сама подхватила лопату и ринулась преодолевать кустарник, за которым скрывалось "кладбище".
Продравшись сквозь плотную стену акаций и шиповника, Марина оказалась в молодом осиннике. Следы массовых захоронений не успели затянуться, полоска земли вдоль кустарника напоминала заскорузлую рану. И сейчас Марине Васильевне предстояло ее расчесать. Тупая лопата остервенело вгрызлась в дерн…
Мор начался месяц назад. За три недели перемерло семнадцать кошек, как уличных, так и домашних, и ветеринар, к которому Марина носила больных, начал уже психовать:
- Какого черта вы тащите домой больных животных? Их легче усыпить!
Кулик не вступала в споры, хотя точно знала: нельзя решать, кому жить, а кому сдохнуть, так и до фашизма легко докатиться. Спасать нужно каждого.
Но спасать не получалось. Вся зарплата, все репетиторские гонорары уходили на лекарства, шприцы, капельницы, а животные продолжали гибнуть. Однажды за день Марине пришлось похоронить пятерых. Из десяти персов дома выжили только Римус, Лапка и Манечка, остальные, непородистые, сократились вдвое, всего кошек осталось одиннадцать.
Собак болезнь миновала.
Мать с отцом не могли не обратить на это своего драгоценного внимания:
- Ну теперь-то ты перестанешь тащить в дом всех этих засранцев? Они же дохнут у тебя!
Не на ту напали. Марина уже нашла, кого забрать домой: очень многие дворняги нуждались в лечении и усиленном питании. Эпидемию вроде удалось приостановить; даже Гаврик, последний из тяжелобольных, стал проявлять интерес к жизни вообще и еде в частности. Поэтому меньше, чем за неделю, Марина Васильевна восстановила популяцию кошачьих в своей квартире и даже увеличила поголовье за счет совсем маленьких котят.
Боже, не дай вновь начаться этому кошмару: Гаврик контактировал с другими кошками, если эта зараза повторится опять… не дай Бог…
Копать трудно. Корни кустов, а также стоящих рядом осин переплелись, образовали арматурную сетку, не дающую нарушать целостность земли.
Дождь чуть притих, но суглинок уже промок насквозь, сочится жидкой грязью, стекает с лопаты. В остальные разы ей помогали: ребята из института, муж знакомой кошатницы Веры Ильиничны, да и погода с апреля стояла сухая и теплая, так что проблем с рытьем могилок не возникало. Глубина в три штыка - вполне хватит для кошки.
Раздалось резкое шипение, тело пронизало до костей приятным зудом, затем что-то щелкнуло, по ту сторону кустов вспыхнул ослепительно-белый столб света - и шарахнуло так, что у Марины Васильевны заложило уши и потемнело в глазах. На ногах она удержалась лишь благодаря третьей точке опоры - лопата надежно застряла в суглинке.
С трудом расцепив пальцы, пошатываясь, пытаясь локализовать где-то в затылке комариный звон, почти на ощупь Марина выбралась на аллею и огляделась.
О существовании скамейки, где она оставила мешок с Гавриком, свидетельствовало лишь пятно копоти и труха, рассыпанная в радиусе двадцати метров. Кое-где валялись ошметки картона и полиэтилена.
Погребать кота не пришлось, он предпочел рвануть на небо экспрессом, минуя длительный путь через землю.
- Гаврик… - жалобно протянула Марина Васильевна и не услышала свой голос, имя прозвучало внутри головы само по себе и заметалось эхом по таинственным недрам черепной коробки.
Из ступора ее вывел тип в спортивном костюме, под зонтом, с шарпеем на поводке:
- Что это было?
Марина скорей прочла по губам, чем расслышала вопрос.
- Взрыв. Говорите громче, я почти ничего не слышу - уши заложило.
Небритый собачник восхищенно поглядел на Марину Васильевну.
- Вы видели, как молния ударила? - радостно проорал он.
Звук проникал, как сквозь вату, но, видимо, слух все равно начал приходить в норму.
- Не знаю, - призналась Кулик. - Вспыхнуло что-то, потом взорвалось…
- Я в газету напишу, можно? Как вас зовут?
Марина замотала головой, которая тут же отозвалась чудовищной болью.
- Не надо в газету? - расстроился тип.
- Имени не надо. Пишите от первого лица.
- Спасибо! Большое спасибо! - И тип исчез так же внезапно, как и появился.
Кулик вернулась за лопатой, но вытащить так и не смогла. В сердцах плюнув на инструмент, Марина Васильевна раненым зверем ломанулась через кусты.
В автомобильчике, тесно прижавшись друг к другу, сидел промокший до нитки Евгений и с ним какой-то карапуз, явно еще дошколенок, тоже весь мокрый. У карапуза из носа стекали зеленые сопли.
Звон в голове тотчас прекратился. Марина твердо помнила, что этих двоих пять минут назад здесь не было, кроме того, пока она беседовала с восторженным типом, аллея просматривалась в оба конца, и по ней никто не шел. Откуда появились дети? И почему Евгений не в приюте?
- Как… Ты почему… Что вы здесь делаете в такую погоду? - Последний вопрос Марине Васильевне дался легче всего.
- Тебя ждем.
Исчерпывающий ответ - конкретный и по делу. Но и Марина Васильевна не вчера родилась, с толку ее сбить еще никому не удавалось.
- Вы лучше места не могли найти, чтобы меня подождать? Ты где вообще сейчас должен находиться?
- Дома…
- Ну так и иди домой.
- Но мы ведь тебя ждем.
Марина Васильевна решила, что с нее хватит, и решительно зашагала прочь, махнув рукой на детей. В конце концов, в приюте сами виноваты: прозевали подопечных - сами пускай и возвращают, а с нее никакого спроса. Конечно, придется позвонить в милицию, сообщить, где и когда видела сбежавших детей, но тащить этих цуциков домой, отогревать, кормить, одежду сушить, очередную "маму" выслушивать? - нет, увольте! А еще и собак погулять надо вывести. Дома вообще шаром покати, зачем отдала этому… как его, с неприличной фамилией?..
Полбатона колбасы съел! А хлеба сколько! И самой есть нечего, и кошкам, и собакам.
Но угнетало Марину Васильевну вовсе не плачевное состояние собственного бюджета. За спиной сквозь шум дождя частили две пары ног, и с каждым шагом избавиться от этого молчаливого конвоя становилось все проблематичнее.
В этот момент конвой прервал молчание:
- Ма, я устал.
Кулик, кляня судьбу, приказала себе не оглядываться.
Нытье продолжалось, хотя Евгений и уговаривал младшего партнера немного потерпеть, и даже сердито шикал на него. В конце концов жалобные просьбы переросли в громогласный рев, Марина не выдержала - и прибавила шагу.
- Мамочка! - орал карапуз. - Мамочка, устал! Мамочка, понеси!
Дудки, никого она не понесет, идите сами.
- И я вам не мамочка, - сурово бормотала Марина Васильевна. - И никому не мамочка.
Рев постепенно отдалялся, идти стало легче, злость даже согревала.