И мы побежали.
Пока мы неслись со всех ног, ветер заметно усилился. Шум Уилфа снова стал почти таким же, как раньше, и благодаря ему я чувствовал, что боюсь все сильнее и сильнее. Теперь мне уже не казалось, что все это происходит с кем-то другим. Доусон пригнула голову и бежала вместе с Фукунагой, не издавая ни звука, не жалуясь даже тогда, когда несколько раз упала на свежий, наметенный за ночь снег. Только Миккельсен, которого тянула за руку Коллиер, по-прежнему ничего не понимал. Все, что я сумел разобрать в его Шуме, – легкое недоумение по поводу того, почему ему приходится бежать, если ничего страшного не произошло.
Рев по-прежнему доносился из леса, словно чудовище знало, что мы приближаемся (думаю, и вправду знало), и просто ждало, когда мы пересечем границу леса или буран лишит нас сил, и тогда оно сможет выйти к нам первым.
– У нас нет оружия, – сказала Фукунага на бегу, и, хотя мы все знали об этом, в ее словах слышался вопрос.
– Нет, – ответил Уилф, помогая мне встать после того, как я споткнулся.
– До корабля двести метров, – крикнула Коллиер, бежавшая впереди. – Не останавливайтесь. Бегите изо всех сил.
Мы почти добежали до леса, ветер теперь дул так сильно, что, казалось, подталкивал нас к деревьям.
Снова раздался рев, так близко, что у меня заболели уши.
– Мы не добежим, – полушепотом сказала Доусон.
– Если мы разделимся, – сказал я, – кто-то должен будет добраться до корабля и…
– Вон оно! – прокричала Фукунага.
Стремительно, наверняка зная, что мы близко, тень, убившая Фостер, Джанга, Стаббса и Джефферсон, с шумом раздвинула в стороны два огромных дерева и встала перед нами.
И прежде, чем буран успел ослепить нас, прежде, чем нас накрыла лавина снега, мы успели ее увидеть.
– Боже мой! – сказала Коллиер, стоявшая рядом со мной.
Это было не косматое, когтистое и клыкастое чудище. Не местное подобие тигра, медведя или даже динозавра. Не сказочный дракон и даже не невероятная тварь из снега и льда, жаждущая растерзать на куски наши холодные тела.
В нем было пять метров роста.
Но когда-то оно явно было спэком.
Оно казалось старым. Его кожа трескалась и зарубцовывалась столько раз, что теперь он был похож скорее на шишковатый ствол старого дерева, чем на живое существо. Каждая часть его тела была нелепо выгнута и растянута, а голубовато-белая плоть колыхалась на каждом суставе огромного скелета, словно обладая собственным разумом. У него были высоко посаженные глаза спэка, зубастая пасть и хищный, вынюхивающий добычу нос.
Но ни его размер, ни сила, ни руки, способные нас растерзать, ни пасть, которой он мог нас перекусить, не пугали так, как пугал Шум, который мы услышали, когда снегач подошел близко.
Он гудел сильнее, чем Шум любого спэка, гораздо тише, но… беспощаднее. Шум этот словно бы не распространялся вокруг, а был направлен внутрь, так, что от него было не уйти. Тварь была прикована к собственному Шуму.
Спэки сказали нам, как она опасна.
Но они рассказали нам не все.
В Шуме твари клубилась такая лютая ярость, что сравнить ее можно было только с самым жутким безумием. Безумием, которое подменяло все чувства болью, а потому могло лишь вынуждать причинять боль. Не только мужчинам, чей Шум тварь слышала, но и женщинам, которых она просто чуяла носом, что, несомненно, злило ее еще больше, ведь они были избавлены от той боли, которая мучила его каждую секунду на протяжении многих лет, десятилетий или даже веков.
– Снегач, – прошептал Уилф, а мы стояли, онемев от ужаса и пытаясь осознать правду, которая теперь нам открылась. – Козел отпущения.
– Не может быть… – в ужасе сказала Фуку-нага. – Как они могли…
– Интересно! – сказал Миккельсен, делая шаг ему навстречу и глядя прямо в его ужасное лицо.
– Карл! – крикнула Коллиер, пытаясь удержать его, но Миккельсен оттолкнул ее и снова шагнул вперед.
– Мы должны его изучить. Я еще никогда не видел такого существа, – сказал он.
– Карл, отойди от него! – крикнул Уилф.
Сзади раздался тихий испуганный визг – Доусон оторвалась от Фукунаги и со всех ног бросилась к кораблю. Фукунага побежала за ней.
Уилф уже тянул меня прочь.
– Карл! – крикнул он. – Мэгги, если он не пойдет с нами, брось его!
Но мы видели, что Коллиер не знает, что ей делать дальше. Чудовище до сих пор не шевельнулось. Оно озадаченно смотрело на блаженного Миккельсена, который приближался к нему, размахивая руками.
– Нет, нет, – приговаривал Миккельсен. – Все хорошо. Хорошо. Все будет хорошо.
– Карл, что ты делаешь? – крикнула Коллиер.
Миккельсен обернулся к нам:
– Вы разве не видите, что он мучается?
– Карл… – сказал я.
– Смотрите, – сказал Уилф.
И теперь мы поняли, что имел в виду Уилф, когда сказал "козел отпущения". Миккельсен стоял перед монстром, ничуть не боясь. На его Шум сильнее всего повлиял загадочный процесс, который использовали в анклаве спэков, и мы видели, что этот процесс продолжает на него действовать.
Весь его страх, весь ужас, всю злость, все сожаление о том, что случилось с остальными членами нашего отряда, мы видели в его Шуме.
Все это выходило на поверхность.
Все это сливалось с Шумом, сковывающим чудовище.
И укрепляло его оковы.
Анклав спэков купил себе мир, гармонию и процветание.
Но за все, что куплено, кто-то должен расплачиваться.
Один спэк, избранный бог весть как, стал вместилищем всего ужаса спэков, всей их ярости, всей боли, всего страха. Все это они передали ему одному.
Превратив его в чудовище. Изуродовав его тело, раздув его до исполинских размеров, заставив его расти и расти на диете из боли и ярости.
Снегач. Их козел отпущения. Страдающий, чтобы страдать не пришлось им.
Но хуже всего то, в каком он оказался замешательстве. За его злостью скрывалось непонимание: как, почему, за что он вынужден так страдать?
Отчаяние, одиночество и смятение – он уже привык к ним, а теперь он принял на себя страх, который должен был чувствовать Миккельсен, стоявший перед ним.
– Карл, – снова сказала Коллиер.
Но было уже слишком поздно. Чудовище просто вытянуло свои огромные лапы и одним легким движением оторвало от тела Миккельсена голову, плечи и правую руку.
– Быстрее, – крикнула нам с Уилфом Коллиер, когда мы побежали.
Поток крови, хлынувший из тела Миккельсена, окатил нас густой волной, и моя рука выскальзывала из руки Уилфа, пока мы бежали среди деревьев. Злой буран уже нагнал нас, воздух был полон снега.
Задержавшись на мгновение, чтобы растерзать тело Миккельсена, чудовище теперь гналось за нами, проталкиваясь между деревьев и рыча от ярости, которая, казалось, сотрясала воздух. То, что опьянило Миккельсена, давно уже не действовало на нас с Уилфом.
Я чувствовал и свой страх, и ужас Уилфа.
– ВОН ТАМ! – крикнула Коллиер, и сквозь пелену снега мы различили тень корабля.
Огни не горели, и не было никаких следов Фукунаги и Доусон.
– Беги! – крикнул я Уилфу, почувствовав, что снова становлюсь для него обузой. – Беги без меня!
За спиной раздались громкий топот и хруст.
– Уилф! – крикнул я, когда над нашими головами, едва не задев, пролетел вырванный с корнем ствол дерева, отскочивший от камней и ударивший Уилфа…
Моя окровавленная рука выскользнула из его ладони, и я упал на спрессованный снег.
Уилф тоже упал, сильно ударившись о землю. Я ослеп. Уилф потерял сознание, и поблизости не было никого с Шумом. Я не видел ничего. Лишь ветер хлестал меня во мраке.
– Уилф? – сказал я. – Коллиер?
Я снова услышал рев чудовища, очень близко, и инстинктивно отполз к камням, на которых мы только что поскользнулись.
И тогда я понял, что вижу.
– Уилф? – сказал я снова.
Но это был не Уилф.
Я видел, как Уилф распластался на земле, недвижимо.
Видел его с высоты.
Он был всего лишь силуэтом внизу, точкой на ландшафте. Теперь, когда он лежал без сознания, Шум его был слишком слаб, чтобы его могли различить люди, но он все еще был там, все еще жил.
Его все еще нужно было уничтожить.
Я видел и свой собственный Шум, выплывающий из моего укрытия. Точка, с которой я смотрел, сдвинулась вперед, на камень, и я увидел самого себя. Чудовище глядело на меня, и мой страх взвивался к нему, питая его, заставляя его еще острее ощущать ярость, боль и одиночество.
И его глазами я увидел его отчаяние, увидел то, как его выбрали, как он противился, как его заставили.
Как его заставили.
Когда-то он был спэком, таким же, как и все остальные, у него были семья и любимая, но он лишился всего из-за ужасного жребия, и…
Когда он понял, что я вижу все это, то рассвирепел еще сильнее.
Его Шум покраснел от ярости.
Он протянул чудовищные когтистые лапы, чтобы разодрать меня на куски…
Воздух пронзил свист…
И в самый последний момент его разорвало ракетой, и я был готов поклясться, что услышал вопль облегчения.
– Это Доусон выстрелила, – негромко сказала Фукунага, заканчивая бинтовать рану Уилфа.
Он неплохо себя чувствовал, снова пришел в себя – я видел это, – разве что, как и я, был перепачкан внутренностями чудовища, град из которых обрушился на нас после взрыва ракеты.
– Оно убило моего мужа, – прошептала Доусон из угла комнаты, служившей нам лазаретом.