Внезапно заросли кончились, и прямо перед собой я увидел островерхую церковь, так тесно окруженную деревьями, что можно было легко пройти мимо, даже не подозревая о ее существовании. Солнечный свет, проникавший в заросли в виде отдельных округлых пятен, превратился здесь в яркий поток, озарявший древние каменные стены. Это была церковь Святого Михаила. Я понял это, когда увидел над деревянными дверями знакомый резной рельеф, изображающий архангела с весами в руках, готовящегося взвешивать души в день Страшного суда.
Несмотря на то что Габриель, вероятно, наиболее прославленный из ангелов в связи с предсказанием о рождении Христа, Михаил заменил Богу Сатану в качестве ближайшего и наиболее доверенного ангела, после того как последний впал в немилость. И с точки зрения теологической иерархии Михаил выше Габриеля в небесной табели о рангах.
Очутившись перед церковью, я каким-то образом почувствовал уверенность, что, оставаясь здесь, буду защищен, что никакое зло не коснется меня в этом уединенном зеленом приюте.
- Живописно, не правда ли?
Я вздрогнул от неожиданности, обернулся и увидел молодого, стройного, темноволосого мужчину, прислонившегося к дереву и наблюдавшего за мной. У него были умные глаза, довольно бледная кожа и приятное лицо с четко выраженными чертами. Он был не слишком высок, на несколько дюймов ниже меня, но имел при этом отличную осанку, а его одежда, так же как и моя, была явно из дорогих.
- А почему вы решили, что я говорю по-английски? - насторожившись и сощурив глаза, спросил я незнакомца, ибо он обратился ко мне именно на этом языке.
Он засмеялся, слегка пожав плечами:
- Вас выдала ваша Библия.
Проследив за его взглядом, я взглянул на английское издание Библии, которое держал в руках. Я даже не помнил, как вытащил ее из кармана. Нахмурившись, я засунул ее обратно в карман пиджака.
- Откуда вы? - спросил незнакомец как бы невзначай, по-прежнему непринужденно прислонившись спиной к дереву.
- Из Англии, - ответил я.
- А что же привело вас в Венгрию?
- Я живу здесь. А вы откуда?
- Вообще-то, из Италии, - ответил незнакомец. - Но я странник. Постоянно в дороге, понимаете?
- Так английский не родной ваш язык? - удивившись, спросил я.
Незнакомец улыбнулся.
- Я вырос, разговаривая на итальянском и английском, - пояснил он. - У меня способности к языкам.
Стало быть, у нас есть нечто общее, поскольку из собрания книг в моей квартире следовало, что я свободно владею несколькими языками.
В сущности, нас объединяли две общие особенности: мы оба были иностранцами, оказавшимися в Венгрии. Это мне понравилось. По-моему, у меня было мало общего с теми людьми, которых я обычно встречал здесь на улицах. Фактически этот разговор был наверняка самым длительным из тех, которые у меня возникали с кем-либо, с тех пор как я стал вести дневник. Нельзя сказать, что я не получаю удовольствия оттого, что пишу здесь, - я его действительно получаю. Более того, иногда оказывается, что я провожу большую часть дня, занимаясь именно этим… Но дело в том, что одного этого мне просто недостаточно. От дневника всего только один шаг до разговоров с самим собой. Думаю, что до начала разговора с этим незнакомцем я все-таки не вполне отдавал себе отчет в том, насколько мне одиноко.
Я осознал, что смотрю на него с глуповатой улыбкой. Он дружелюбно рассмеялся и протянул мне руку:
- Я Задкиил Стефоми.
- Габриель Антеус, - сообщил я в ответ, пожимая его руку и радуясь тому, что на этот раз вспомнил свою фамилию без всяких усилий, как любой нормальный человек.
- Антеус? - повторил Стефоми.
- Вам знакома моя фамилия? - быстро спросил я, бессознательно стискивая его ладонь.
- Э-э-э… нет, нет. Пожалуй, она мне незнакома, - ответил Стефоми, высвобождая свою руку и рассеянно потирая ее. - А что, я должен ее знать?
- Нет. Просто вы… вы переспросили это таким тоном…
- Но ведь фамилия-то необычная, вы согласны? - продолжал Стефоми, глядя на меня ясными синими глазами. - Каково, кстати, ее происхождение?
- А-а-а… э-э-э… - Я лихорадочно старался подобрать подходящую страну. - Думаю, это французская фамилия.
- Французская? - переспросил Стефоми. - А вам не кажется, что, скорее, греческая?
- Нет, по-моему, все-таки французская, - повторил я, борясь с охватывающим меня отчаянием. - Но в сущности, я плохо знаю свою родословную.
Я получал удовольствие от разговора, но такие вопросы ставили меня в неловкое положение. Возможно, мне следовало откровенно признаться, что я не знаю ответов на них, что не могу вспомнить. Но поверил бы он мне? Ведь мое состояние нельзя признать нормальным по любым меркам, не так ли? У меня мелькнула мимолетная и горькая мысль, каким легким мог бы стать подобный разговор для других, - им не пришлось бы каждую секунду выдумывать правдоподобную ложь. Я почувствовал, как меня охватывает знакомое паническое состояние, такое же, как при попытке завязать разговор с моей юной соседкой по лестничной площадке. Да и вообще, способен ли я на нормальный диалог? И о чем я мог бы вести разговор? Меня зовут Габриель. По крайней мере это мне известно. Значит, пока я знаю свое имя, все не так уж и плохо.
- А что вы делаете в Будапеште? - спросил я, пытаясь отвести внимание от своей персоны.
- Осматриваю здешние достопримечательности. И изучаю их. Посещаю церкви и соборы. У меня степень доктора по философии религии. Я читал лекции по этому предмету, - ответил он.
- А теперь больше не читаете?
- Нет, похоже, больше не читаю.
- Что же, содержание ваших лекций было слишком спорным? - спросил я, зная, насколько деликатным предметом может быть религия.
- Ха! Проблема заключалась не в содержании, а в том факте, что я мог доказать большинство моих теорий или, по крайней мере, вплотную приблизиться к их доказательству. Людям же это не нравится. Во всяком случае теперь, когда моя карьера лектора, похоже, безвременно закончилась, я продолжаю вести исследования как частное лицо.
- Будапешт весьма подходящее место для этого, - заметил я. - Здесь так много великолепных церквей и соборов.
- Их действительно здесь немало. И я, пожалуй, продолжу свое занятие, чтобы суметь осмотреть их все, - закончил молодой ученый.
"Не уходите, - хотел я сказать. - Пожалуйста… не бросайте меня здесь вот так! Ведь у меня никого нет". Пальцами я нащупал в кармане коробочку с рыбьим кормом. Я устал ждать, что все вернутся домой. И хотя это был всего лишь короткий разговор, собеседник мне безотчетно понравился. Я хотел бы подружиться с этим человеком. Никто другой мне бы не подошел. В какое-то мгновение у меня мелькнула безумная мысль сбить его с ног, унести к себе в квартиру, связать и держать там, чтобы у меня появился кто-то, с кем я смог бы разговаривать и жить под одной крышей. Кто-то способный заменить мне этот дневник. Но ведь люди увидели бы, как я несу его по улицам, возникло бы беспокойство, началось бы полицейское расследование, и я рисковал бы привлечь к себе нежелательное внимание. Да и вообще похищать людей - это не слишком хорошо. Так что я никогда не стал бы совершать чего-либо подобного.
- Простите? - сказал я, осознав, что, погруженный в размышления, не уловил фразы, только что произнесенной Стефоми.
- Я говорю, что мы должны как-нибудь встретиться и выпить по стаканчику, - повторил он с улыбкой. - Я никого не знаю в этом городе, мой венгерский не так хорош, как английский, и я полагаю, нам было бы о чем побеседовать.
- В самом деле? - постарался я сгладить неловкость, с трудом веря тому, что услышал.
- Если, конечно, это вам интересно, - ответил он, пожимая плечами. - Я понимаю, что у вас есть в этом городе друзья, раз вы здесь живете. Но, - он сделал паузу и слегка улыбнулся, - я надеюсь, вы сжалитесь над одиноким странником.
- Буду весьма рад, - ответил я, с удовлетворением отмечая, что в моих словах не прозвучала безысходность.
Стефоми достал из кармана визитку и протянул ее мне:
- Вот здесь номер моего мобильника. Позвоните как-нибудь.
Мы пожали друг другу руки, и он ушел обратно под сень деревьев, оставив меня одного около церкви Святого Михаила. Когда я взглянул наверх, на резное изображение святого, меня охватило чувство глубокой благодарности к нему. Ведь мы со Стефоми встретились именно благодаря нашему общему интересу к религии. И будет славно, если моим собеседником станет реальный человек.
Придя домой, я вынул визитку из кармана и положил ее на стол рядом с телефоном. Потом некоторое время пристально смотрел на нее. Мне не терпелось позвонить Стефоми сразу же. Он сказал: "Позвоните как-нибудь". Но что он подразумевал под этим? Как долго я должен выжидать? Какой период был бы приемлем по правилам этикета? Несколько часов я бился над этой дилеммой и в конце концов предположил, что Стефоми, скорее всего, имел в виду пару дней, может, неделю или что-нибудь около того. Поэтому я решил, что свяжусь с ним через три дня. Думаю, большего срока я просто не выдержу физически.