Кловач и Батанье пришлось раздеться на глазах у всех, потому что броню им оставить на себе не разрешили. Этого следовало ожидать, конечно, но все равно приятно не было. Пришлось надеть подвязанные веревкой штаны и бесформенную гимнастерку, на ноги - пару толстых носков с подшитыми подошвами. Потом Марл, оказавшийся начальником караула, открыл тяжелую дверь с глазком и пропустил в нее пленниц.
Пол в камерах был неровный, вырубленный в скале, а не выглаженный слизнями, и сами камеры оказались довольно просторные, потому что были предназначены для существ побольше людей. Свою Батанья сразу оценила беглым взглядом. В одном углу - отхожее место довольно странной конструкции - потому что не все виды испражняются одинаково, - койка вдвое шире кровати Батаньи в Спаулинге, тоже для тварей разного вида. Справа оказалась камера Кловач, решетки от пола до потолка, с расстоянием между прутьями чуть меньше ладони. Точно такая же решетка заменяла переднюю стену камеры - заключенные все время находились на глазах друг у друга и любого, кто заходит в тюремный блок. Камер было всего шесть, и первая с каждой стороны была пустой. Последняя слева теперь стала камерой Батаньи, а рядом с ней оказалась камера Кловач.
Две камеры точно напротив были тоже заняты людьми. Напротив Батаньи сидел на койке молодой мужчина. Когда тюремщики заперли Батанью, он радостно привскочил. Одет он был в ту же робу заключенного, но на нем она смотрелась.
Юноша был худощав, неземной красоты и страшно обрадованный, что у него появилось общество.
- Люди, которые будут со мной говорить! - сказал он мелодичным голосом. - Правда же, я красив? Правда, я достоин восхищения?
Батанья была занята надеванием гимнастерки и завязыванием веревки штанов, а потому не ответила сразу. Когда она привела себя в порядок, а тюремщики занялись Кловач, она обернулась посмотреть.
- Ты красив, как картинка, - вежливо согласилась она. - Почему ты здесь, а не в постели Люцифера?
Если у Люцифера пристрастие к мужчинам, то невозможно себе представить, чтобы он отказался от такого лакомого кусочка. Густые каштановые волосы, большие зеленые глаза, загорелая кожа, гладкая, как шелк… слюнки потекут, если у тебя есть настроение для игр и забав.
У Батаньи его не было.
- Я там был, - ответил он, и даже голос у него был приятен: достаточно глубокий, чтобы ощущаться как мужской, исходящий из улыбающихся губ. - Ему неимоверно повезло меня заполучить! Я сиял в его постели как звезда в ночном небе! Хотя я уже много веков звезд не видел. Но помню, - добавил он задумчиво. - Одним движением стащив рубаху через голову, он вторым столь же изящным снял с себя штаны. - Заметила, какая у меня задница? А он - правда, совершенство? А ноги - видишь, какие прямые!
Выходящие охранники даже не глянули в его сторону - наверное, привыкли уже к представлению. Батанья обрадовалась, увидев, что Кловач рассматривает молодого человека с интересом. Он медленно поворачивался, чтобы новенькие могли полностью оценить его красоту.
- Да, очень симпатично, - подтвердила Батанья, хотя это было явным преуменьшением.
- Ведь ты же никогда ничего подобного не видела, - завлекающим тоном обратился он к Кловач.
- Что да, то да, - согласилась она, приподняв бровь.
- Неповторим, - гордо сказал он. Кажется, по-иному он не мог о себе говорить. - Совершенно непонятно, как Люцифер может хоть кого-то мне предпочесть. Хотя кое-что из того, что он любит, делает мне больно и оставляет синяки на нежной коже, - чуть погрустнел он. - Зато, - он снова просиял, - синеватый оттенок выглядит на моем бледном тоне очень заманчиво.
Бритлингенки старались друг на друга не смотреть.
- Можешь одеться, - разрешила Батанья. - Ты очень соблазнителен, но сейчас у нас есть более срочные дела. Как тебя зовут, красавчик?
- Нарцисс, - ответил он. - Правда, красиво?
- Да, - признала Кловач с самым искренним видом. - Мы о тебе слышали.
Она повернулась к Батанье и подмигнула. Старшей было приятно, что ученица реагирует на молодого человека. Значит, ей лучше.
- Вот как? Моя слава докатилась даже до… откуда это вы?
Ему очень понравилась эта мысль. Взяв зеркальце, он стал внимательно рассматривать лицо.
- Наверное, стражники дали ему зеркало, чтобы он заткнулся, - буркнула про себя Батанья.
Нарцисс, поглощенный собой, уже не замечал новых товарищей по заключению.
- Прошу прощения, - окликнула их женщина из камеры напротив Кловач.
Бритлингенки подошли к передней решетке своих камер.
- Чем могу быть полезной? - спросила Кловач.
Вопрос, конечно, дурацкий, но годится, чтобы завязать разговор.
- Не можете ли вы мне сказать, какой сейчас год? - спросила женщина.
- Зависит от того, в каком измерении ты живешь, - ответила Батанья. - И на какой планете.
Женщина вздохнула. С виду ей было где-то за сорок. Короткие каштановые волосы, прямые белые зубы с заметной щербинкой спереди, приятное лицо.
- Я такое слышу все время, и не знаю, как это понимать.
Она была одета в сшитые по мерке брюки и блузку с забавными точками спереди. Присмотревшись, Батанья поняла, что эти круглые штуки не дают блузке раскрываться. Пуговицами их зовут.
На женщине была плотная куртка с большими лацканами, шапка и очки висели на крючке, вбитом в стену - единственное место в камере, куда можно вешать вещи.
- На тебе не тюремная одежда, - отметила Кловач. - Почему?
- Мне неизвестно. Я приземлилась на какой-то остров в Тихом океане после самого долгого полета в моей жизни. - На красивом лице отразилось мимолетное смущение. - Я не знаю, где мы точно были, когда аэроплан стал заваливаться. Мой штурман погиб при посадке. - Она замолчала на долгую секунду. - Выбравшись из аэроплана, я пошла осматриваться, прошла между двумя пальмами - и как-то оказалась здесь. Меня поймали огромные пауки, принесли меня сюда и представили красивому джентльмену. Его действительно зовут Люцифер? Я попала в Ад?
- Ты приземлилась на поверхности Ада. Сейчас, конечно, мы в его недрах. Из какой ты страны?
Что-то было в этой женщине неуместное.
- Я из Соединенных Штатов Америки, - сказала она. - Я - авиатрисса.
Кловач посмотрела на Батанью - та пожала плечами.
- Я не знаю, что это.
- Я пилотирую аэропланы, - пояснила женщина с привычной гордостью.
- Боюсь, что ты сейчас уже не на Земле, - сказала Батанья. - По крайней мере не в том же измерении, что Земля. Мы там были пару недель назад.
- Я поняла, что я не могла оказаться на родине. И уж точно я не в Тихом океане. - Женщина села на койку, будто у нее ноги подкосились. - И не знаю, сколько прошло… какой сейчас год? Я вылетела в тысяча девятьсот тридцать седьмом.
- Здесь год не тот, что был в твоем измерении, когда ты его оставила, - сказала Кловач. - Мы - бритлингенцы.
Лицо женщины не изменилось - это ей ничего не говорило.
Батанья пояснила ей:
- Кажется, тебя захватил какой-то поток событий или какая-то магия, нам неизвестные.
Женщина вздохнула - глубоко, прерывисто.
- Какой был год, когда вы последний раз были на Земле?
По голосу было слышно, что она боится услышать ответ.
- Ну… куда позже твоего времени, - ответила Кловач. Через камеру Нарцисса она перевела взгляд на Батанью. - В любом случае - позже двухтысячного, хотя даже не заметила, какой там был год. - Она пожала плечами. - Мы знали, что надолго там не задержимся.
- Да, какой-то из двухтысячных, - согласилась Батанья.
- Не могу понять, - тихо сказала женщина. - Наверное, я сошла с ума.
- Как тебя зовут? - спросила Батанья.
Может, смена темы выведет женщину из мрачного настроения.
- Амелия Эрхарт.
Она посмотрела на Батанью, на Кловач, будто они, вопреки всему, должны были знать ее имя. Это, значит, общая черта у нее с Нарциссом.
Увидев, что бритлингенки о ней не слышали, она пожала плечами, но тут же вся напряглась, когда раздались звуки, приближающиеся к большой двери между блоком камер и остальным подземельем - стражники бросили ее открытой. Звуки были - клацанье когтей и тяжелое дыхание.
- Собаки, - произнесла Амелия. - Значит, уже почти время обеда.
- Собаки? - хрипло переспросила Батанья, и Кловач почти одновременно с ней: - Что за собаки?
- Большие, - ответил Нарцисс, оторвавшись от рассматривания своего отражения и протирая зеркало подолом рубахи.
- Большие! - передразнила его Амелия и рассмеялась. Первый нормальный звук в этом помещении. - Они гигантские!
В дверь вошли два здоровенных черных пса и пошли обнюхивать коридор. У них был короткий блестящий мех, остроконечные уши, длинные тонкие хвосты. Из открытой пасти вывешивался длинный розовый язык - резкий цветовой контраст с острыми белыми зубами и красным огнем глаз.
Батанья прижалась к дальней стене, будто пытаясь выскрести себе нишу в камне.
- Этих псов пускают в камеры? - сумела выговорить она.
Псы! Обязательно псы! Почему нельзя, чтобы тюрьму сторожили гидры или горгульи? Нет, обязательно собаки.
- Нет, - ответил Нарцисс.
Собаки обернулись к нему, осторожно шагнули к прутьям его камеры. Будто не замечая длинных острых зубов и горящих глаз, Нарцисс подошел к решетке и просунул руку между прутьями. Страшные зверюги шумно принюхались и - та, которая была ближе, подставила Нарциссу голову почесать.
Три женщины уставились, глазам своим не веря, а Нарцисс обернулся.
- Даже собаки тянутся ко мне, - сказал он радостно. - Впрочем, я их тоже люблю.