* * *
Пинт решил прогуляться перед сном. Сном. Он еще не знал, что увидит на этот раз, но не сомневался, что обязательно что-нибудь увидит. Это как смотреть сериал с продолжением. Какие там замыслы у сценариста? Что новенького снял режиссер?
В одном он был уверен: главные действующие лица останутся те же самые.
Он натянул старые линялые джинсы, выцветшую футболку защитного цвета – шесть таких футболок составляли весь его летний гардероб – и вышел на улицу.
Пятница. Наверное, завтра он пойдет на работу. Попытается срубить немного деньжат на еду.
Пинт давно уже не работал в психиатрической больнице. Вернувшись из Горной Долины, он месяц просидел дома, никуда не выходя. Изредка просил соседей купить продуктов: хлеба, кильки в томатном соусе, чаю и сахару. Он больше не пил: боялся, что алкоголь взорвет ему голову. Снесет напрочь. Он твердо знал, что водка не даст ни забвения, ни успокоения – наоборот, только усилит боль и воскресит в памяти те события, которые он так стремился забыть.
Немного придя в себя (и похудев на двенадцать килограммов), он пришел в больницу и без лишних объяснений забрал трудовую книжку. Он понимал, что никогда больше не сможет лечить сумасшедших. Потому что сам сошел с ума.
Эти пять лет Оскар перебивался случайными заработками. Грузчик в магазине, дворник; целый год он числился сантехником, ходил по квартирам, поправлял сливные бачки и менял протекающие краны.
Работа перестала иметь для него значение. Ему просто нужны были небольшие деньги, чтобы что-то есть.
Он понимал, что такое состояние разума и души нормальным никак не назовешь. И вместе с тем – боялся обратиться к кому-нибудь из своих бывших коллег за помощью. Ведь тогда придется все рассказывать. "Сбор анамнеза", – так это называлось.
Он вспомнил, как во время ординаторской практики лечил одну девочку, с охотой повествующую всем, что ее хотели изнасиловать космические пришельцы, но Арнольд Шварцнеггер, случайно оказавшийся поблизости (у продуктового ларька; наверное, покупал себе "Приму" или "Жигулевское" пиво), проявил чудеса мужества и спас бедняжку. Он тогда долго смеялся. И, когда рассказывал об этом в ординаторской другим врачам, они тоже смеялись.
Он представил, как должен был подействовать на коллег ЕГО РАССКАЗ. Нет. Он не мог никому довериться. Все это Пинт нес в себе, и единственным подтверждением, что он не окончательно болен, была тетрадь. Она ведь была. Она существовала. Но он никому не мог ее показать. Быть ИЗБРАННЫМ – тяжкая ноша. Как сказано в Писании: "Ибо много званых, но мало избранных". Это не почесть. Это – крест. И его нельзя бросить.
Пинт хлопнул дверью. Он давно уже закрывал ее только на защелку, никогда – на ключ. Какой смысл? Все в округе знали, что здесь живет нищий Оскар Пинт, бывший психиатр, свихнувшийся от чересчур близкого общения с пациентами. Соседи смотрели на него с опаской; наверное, боялись, что он может их покусать.
Пинт усмехнулся. Он вышел из подъезда и вдохнул пыльный воздух июльского вечера. Солнце садилось в легкой дымке: вместо красного раскаленного шара на западе висела нежно-розовая кисея.
Он побрел, не разбирая дороги. Куда идти – это не имело значения. Лишь бы идти. Лишь бы устать. Устать до такой степени, чтобы хватило сил только добраться до кровати. Он все равно проснется до рассвета. Сны не дадут ему спать.
Возможно, он так и не отдохнет за ночь и не пойдет завтра на оптовый рынок: разгружать за копейки машины с продуктами и таскать за собой тяжелую тележку. Хотя… Надо пойти. Деньги-то кончились.
Майя, добрая душа. Она приносила ему иногда какой-нибудь супчик в кастрюльке или печенье, которое пекла сама. Или салатик. Или куриную ножку с полной тарелкой риса. Пинт всегда благодарил и отказывался, но у Майи был такой взгляд, что он не мог не взять.
За это он вешал ей шторы, вбивал в стену гвозди, прочищал забившиеся трубы и чинил розетки. Он мог погулять с Джеком – беспородным старым псом, любимцем Майи. Ее отец однажды принес смешного трехцветного щенка. Пес вырос вместе с Майей. Конечно, он был ей очень дорог. Единственная живая память о родителях.
Сначала Джек рычал на Пинта и даже пробовал укусить. Ревновал, наверное. Но прошло какое-то время, и он понял, что причин для ревности нет. Пинт не опасен. Джек не видел в нем достойного соперника, но все же держался с Оскаром немного настороженно и свысока: смотри, парень, не забывайся. Я начеку.
Пинт перешел железнодорожные пути и отправился в лес. Ноги сами несли его знакомыми тропинками. Он просто гулял и ни о чем не думал. Потребовалось немало времени, чтобы выработать эту спасительную привычку – ни о чем не думать. На самом деле, это не так-то просто.
Он забрел в дальний, глухой конец леса. Здесь, между суками двух старых толстых лип, кто-то прикрутил проволокой кусок водопроводной трубы. Многие мозолистые руки годами полировали эту трубу; и сейчас Пинт собирался внести свой вклад.
Оскар скинул футболку и аккуратно положил ее на траву. Затем вынул из карманов джинсов вещи: пачку сигарет, зажигалку, всю оставшуюся мелочь, ключ от дома и носовой платок, – и положил на футболку.
Он шагнул к самодельному турнику, ощущая, как напряглись мышцы спины. Подпрыгнул и крепко сжал руками трубу. Сначала он просто подтягивался, потом стал делать подъемы в упор переворотом.
Он не считал – делал до тех пор, пока хватало сил. Спрыгнул, походил немного, тряся расслабленными руками. Затем повторил все сначала.
Он почувствовал, как мышцы налились кровью и увеличились в объеме. Желая окончательно добить их, превратить в горящий ноющий кисель, Оскар стал отжиматься: медленно, не торопясь, без рывков и пауз, тщательно контролируя каждое сокращение.
Наконец, когда он решил, что этого достаточно, Пинт рассовал вещи по карманам, перекинул футболку через плечо и затрусил обратно к дому. Небольшая пробежка действует лучше всякого снотворного. А умеренность в еде – самая лучшая диета. И не надо изобретать велосипед: глотать какие-то водоросли и пить пригоршнями таблетки. Побольше двигайся и поменьше набивай живот – тогда все будет в порядке.
Он добежал до железнодорожной насыпи, отдышался, остыл и потом надел футболку. Перешел через пути и направился к дому. Теперь он чувствовал приятную усталость – как обещание быстрого и легкого сна.
Подходя к дому, Оскар увидел Майю: она гуляла с Джеком.
– Привет! – сказала Майя и улыбнулась. Как всегда, немного загадочно.
В этом ей не было равных. Мона Лиза по сравнению с Майей выглядела набитой дурой, с замиранием прислушивающейся к бурчанию в своем животе. Пинт знал только одну девушку, которая могла бы без ущерба для собственного самолюбия стать рядом с Майей. Только одну. И знал он ее только один день – пять лет назад. Но эта встреча перевернула всю его жизнь.
Мысли о Лизе вихрем пронеслись в его голове. Он откинул их, потому что понимал, что это никуда не приведет. Все, что было связано с ней, слишком ранило Оскара.
Он улыбнулся в ответ.
– Привет! Как дела?
– У Джека что-то с желудком, – доверительно сообщила Майя. – Может, глисты, а может – просто запор. Он никак не может… Ну, понимаешь?
Пинт кивнул.
– Понимаю. А у тебя? Все в порядке?
Майя расхохоталась: весело и звонко.
– У меня все хорошо. Эти проблемы мучают только старину Джека.
– Нет, я про экзамены. Как? Сдаешь?
– Да. Сегодня была на последней консультации по русскому. Завтра экзамен.
– Буду держать за тебя палец в чернильнице, – пообещал Пинт. – Или что теперь делают? Ругают? Держат кулаки?
– Нет, – Майино лицо приняло заговорщицкий вид. – Это все неактуально. Сейчас носят под левой пяткой пятак: орлом вверх.
– Я запомню. Положу, – "если найду пятак".
– Заметано. Смотри, ты обещал! Если не сдам, я знаю, кого винить! – Майя шутливо погрозила Пинту пальчиком.
Он вдруг подумал, как было бы хорошо, если бы эти пальчики когда-нибудь коснулись его лица. Плеч. Груди…
"Фу, дурак старый! Она же совсем ребенок!" – выругал себя Пинт. Он испугался, что его выдало изменившееся выражение лица.
– Можешь на меня рассчитывать. Все сделаю, как надо.
– Ну и хорошо. Теперь я спокойна. Джек, домой, – Майя дернула за поводок. Пес недовольно посмотрел на хозяйку и с неохотой подчинился. Что поделаешь, пора…
Оскар открыл перед ними дверь подъезда.
– У тебя с утра экзамен?
– Да. С девяти до часу.
– Понял, – в это время он, наверное, будет таскать мешки с сахаром. Или – с мукой. Или – бараньи туши. Не имеет значения. Все равно он положит в кроссовок пятак орлом вверх. "Если найду". – Удачи тебе! Все будет хорошо!
– Спасибо!
Майя возилась с замком, а Пинт стал медленно подниматься к себе на второй этаж. На площадке между этажами он неожиданно обернулся, и увидел, что девушка смотрит на него как-то особенно. По-другому. Иначе, чем обычно. Казалось, она сама это поняла: Майя уткнулась в дверь и нарочито громко загремела ключами.
Пинт поморщился. "Брось. Тебе это просто показалось. Не бери в голову. Ну что ты можешь дать этой девочке? Ничего. У нее вся жизнь впереди, а ты даже в своем прошлом разобраться не можешь".
Вместе с тем он понимал, что и сам сегодня посмотрел на нее как-то особенно. Впервые увидел в ней не только девочку, нуждавшуюся в помощи и защите, но и… Женщину?
"И думать забудь. Черная тетрадь, черная работа на оптовом рынке и черные легкие, – вот все, чем ты располагаешь. Ах, ну да! Еще старый пыльный диван, на котором ты видишь странные сны. Что? Собрался пригласить ее на последний сеанс? Ложись рядом, Майя, смотри, какой увлекательный сон! Идиот!".