Скотт не помнил, видел ли когда-нибудь своего деда по отцовской линии, неудачливого драматурга и, видно, одновременно музыканта. Наряду со многими другими деталями семейного прошлого, эта может иметь значение, а может не иметь. Оглядывая кладбище, он понял, что никогда не пытался реально связать себя с мужчинами и женщинами, которых называет родными. Почти все уже исчезли, как хрупкие хрустальные и фарфоровые сервизы, небрежно перебитые и растоптанные следующими поколениями, пока они с Оуэном не остались единственными взрослыми мужчинами по фамилии Маст. Самое обманчивое в истории семьи - иллюзорная прочность. В конечном счете выясняется, что единственный способ аннулировать семейные связи - игнорировать их. Если Скотт в определенном смысле ставил себя выше брата, потому что уехал из города и нашел высокооплачиваемую работу, то Оуэн был всегда крепче привязан к повседневной жизни и к тому, что осталось от Мастов. Он реальный, а Скотт - анекдот, рождественская открытка с побережья.
Он заставил себя дососать до конца сигарету, пока окурок не обжег пальцы, а Оуэн смотрел на него и облизывал губы.
- Я бы выпил. Может, в город вернемся?
Скотт пожал плечами.
- Конечно. - И добавил: - Позволь мне накормить Генри.
Лицо брата скривилось в безобразной враждебной судороге.
- Даже не думай.
- Слушай, я вовсе не собираюсь…
- Поезжай, руки перевяжи. И прикупи таблетки, на которых сидишь. Видно, лучше бы с них не слезать.
- Постой…
- Знаешь, ты не самый блестящий пример. И успехи твои не особенно велики. Ты в таком же дерьме, как и я. Хуже, черт побери. Потому что сам не видишь.
Скотт кивнул, но от этого лучше не стало. Оуэн вернулся к фургону, влез в кабину, уехал, предоставив ему в одиночестве возвращаться к воротам, за которыми стояла машина. Ветер крепчал, с воем мчался по голой земле, и почти у ворот он заметил за грудой припорошенных снегом листьев камень с надписью:
ЭЛИНОР МАСТ
ЛЮБИМОЙ ЖЕНЕ И МАТЕРИ
"В ДОМЕ ОТЦА МОЕГО ОБИТЕЛЕЙ МНОГО"
Нечего положить на плиту. Он долго стоял у могилы, потом снял окровавленные перчатки, бросил на кучу листьев у камня, соорудив подходящий в каком-то неясном смысле памятник.
Сунул руки под мышки и направился к прокатному автомобилю.
Глава 19
Следуя в неизвестном направлении, Скотт остановился у бежевого кирпичного здания милбернской районной больницы, которое стоит само по себе за северной окраиной города. В детстве он был здесь всего один раз, когда Оуэн свалился с крыши и сломал руку. В памяти сохранилась убогая приемная на экране камеры наблюдения. Сейчас на стоянке меньше десятка машин и "скорая" перед центральным подъездом.
Войдя в раздвижные стеклянные двери, по-прежнему держа в карманах израненные руки, он подошел к столу, за которым крупный дежурный в чистом халате просматривал электронную почту.
- Чем могу помочь?
- Не знаю, - сказал Скотт. - Где сестра Энни Тонкин?
- В рентгеновском кабинете. Дайте проверить. - Дежурный взглянул на расписание, пришпиленное над телефоном, снял трубку, набрал номер. - Привет. Энни вернулась? Тут кто-то ее хочет видеть.
Скотт прошел к ларьку с сувенирами, перебрал поздравительные открытки и воздушные шарики.
- Эй! - воскликнул женский голос. - Это вы меня спрашивали?
Перед ним стояла женщина лет тридцати в голубых больничных штанах с белым верхом. Главное место на ее лице занимали карие глаза с золотистыми блестками, темные, пристальные, и ему в голову на мгновение пришла невероятная мысль, что она его узнала по неким приметам.
- Я Скотт Маст… Возможно, вы знаете нашу семью.
- Сын Фрэнка?
- Совершенно верно, - подтвердил Скотт. - Меня, собственно, интересует ваш дальний родственник Майрон Тонкин…
Энни нахмурилась, а потом улыбнулась, словно догадалась, что стала жертвой несмелого розыгрыша.
- Ох, боже. - Он на расстоянии уловил запах табака и карамели. - Значит, вы говорили с Полиной Макгуайр?
Она предупредила дежурного, что пойдет покурить, вышла из здания вместе со Скоттом, повернулась спиной к ветру, сложила чашечкой ладони, умело поднесла огонек к сигарете "Кэмел".
- Что бы вам ни наболтала прелестная старая летучая мышка, прапрадед Майрон был тот еще типчик. Настоящий плевел. Родственники до сих пор вспоминают, как он мочился на маленькую сестренку, хотя с тех пор прошло сто с лишним лет. - Энни взглянула на Скотта, оценивая реакцию. - Не скажу, что Майрон заслуживал такого конца, но, судя по тому, что слышала, он в любом случае шел к плохому концу.
- Сколько ему было лет, когда он ослеп? - спросил Скотт.
- Дайте подумать. - Энни прикусила губу, припоминая даты. - По-моему, тринадцать-четырнадцать. - Она вновь затянулась сигаретой, задержала дыхание, выпустила идеальное кольцо дыма, которое на долю секунды зависло, а потом растаяло. - Догадываюсь, что Полина Макгуайр убедила вас, будто его ослепил мистер Карвер, старый школьный учитель.
- Не совсем убедила.
- Нет абсолютно никаких доказательств. Хотя это было в темные времена, когда здешние жители приносили в жертву кроликов и вороньи яйца ради доброго урожая. Я не шучу - мы с вами выросли в самом суеверном уголке страны. Впрочем, нечего напоминать вам об этом.
- Значит, рассказам не верите?
Энни улыбнулась.
- Не отрицаю, хороший сюжет для рассказа. Но разве я должна верить, что некий колдун применял в девятнадцатом веке черную магию к неподатливым ученикам? Действительно, мой прапрадед в детстве ослеп то ли в результате воспаления зрительного нерва, то ли из-за дегенерации желтого пятна. Как ни жестоко, это, возможно, уберегло его от дальнейших преступлений.
- Что с ним было потом?
- Ничего интересного. Насколько я слышала, он до конца жизни прятался от родных, редко выходил из дому, никогда не учился жить в слепоте. Умер довольно молодым, похоронен на семейном участке.
- А другие? - спросил Скотт.
- Вы имеете в виду девочку, которая начала заикаться, и мальчика, заболевшего полиомиелитом?
- По словам Полины, его затоптала лошадь.
Энни опять улыбнулась, как бы подтверждая, что ей приятнее всего на свете стоять рядом с районной больницей маленького городка при двадцатиградусной температуре, курить и излагать семейные предания.
- Полина всегда готова добавить драматизма в нужных местах. - Она взглянула на часы. - Я должна вернуться к работе. Действительно не желаете показать врачу руки?
- Ничего страшного, - сказал Скотт и понял, что это правда. Боль давно прошла. Фактически в ходе беседы он совсем про нее позабыл.
Глава 20
От больницы он двинулся на восток, к дому Колетты, бессознательно объезжая город по кругу, не встречая на пути ни одной машины. Хотя угроза с северо-запада еще не осуществилась, все окрестные жители, видно, попрятались. Глядя на заснеженную пустоту, Скотт припомнил один из бесчисленных фильмов о конце света, где герой бродит по пустым улицам, заглядывает в окна, ищет свидетельства о том, с чего все началось.
Поблизости от фермы Макгуайров в кишках закишели голодные паразиты, которым, однако, нужна не еда, а другое. Он поежился. Тридцать четыре - опасный возраст для пробуждения новых аппетитов.
Автомобиля Колетты на дорожке не было. Он пошел к парадному, постучал, позвонил, подождал, через минуту направился по пологому склону холма к зерновому амбару, отчасти надеясь найти ее там. Но кругом было пусто, не видно даже дворника в наушниках под черной вязаной шапкой.
Скотт открыл дверь, заглянул внутрь на груды грязных книг и разоренных ящиков, не понимая, зачем пришел, что надеется отыскать. Вытащил из карманов окровавленные распухшие руки, уставился на порезы и уколы, от которых как бы шел пар на морозе, несмотря на отсутствие боли. "Идиот! - крикнули ему бумажные Гималаи. - Домой иди!" Куда именно? Первым делом надо везти Генри обедать. Но он сейчас не в состоянии на чем-либо настаивать; душа бесформенная, неустойчивая, как ведро из пластика, которое принимает форму, только когда в него нальют воду.
В полном отчаянии он начал беспорядочно рыться в кучах, раскладывая пачки в некоем хронологическом порядке в жалкой попытке хоть как-то организовать материалы. Чем глубже закапывался, тем сильнее слышался сырой запах плесени от перевернутых старых книг в отсыревших, намертво приклеенных обложках, которые пошли в один угол. В другой отправились газеты. Невероятное множество отдельных листов, среди них измочаленные, будто крысы в них вили гнезда, хотя, судя по звукам, он здесь единственное живое существо. Скотт действовал с твердой бездумной сосредоточенностью мужчины, импульсивно избегающего собственных мыслей.
Через два часа наткнулся на чертежи.
Сначала даже не узнал. Поднес к свету пожелтевшие от времени кальки, провел пальцем по очертаниям коридоров, комнат и дверей на обесцвеченных запятнанных страницах, и вдруг в сознании разом вспыхнул фонарь. Он бросил листы на пол, отступил на шаг, опустился на колени, всмотрелся.
Архитектурные планы Круглого дома.
Чертежи странным образом отличаются от конечного результата - план постройки одновременно узнаваемый и незнакомый. На кальках показано гораздо больше, чем видно глазу, - потайные переходы, подземные помещения. Как будто большой дом проглотил меньший и до сих пор переваривает по одной комнате зараз. Возможно, подрядчики исключили некоторые детали или строители, истратив деньги, заштукатурили все прямые углы.
А возможно, ты еще не все видел.