Пять километров он ехал не меньше четверти часа - и от снежной круговерти перед глазами снова забегали мушки. Если бы не спидометр, Зимин бы думал, что машина стоит: по бокам дороги не было сугробов - только белая гладь. По расчетам, лес должен был закончиться, и Зимин уже хотел приоткрыть окно, чтобы оглядеться по сторонам, но "девятка" вдруг забуксовала, упершись бампером в снег.
Зимин выругался и ударил по рулю кулаком, но сугробу не было дела до сигнала "девятки", он остался лежать на месте. А снег сыпал и сыпал, и с каждой минутой его становилось все больше… Похоже, надо было поворачивать, но и это оказалось не так просто - машина тут же уперлась задом в снег и снова забуксовала. Зимин выругался еще раз и полез из машины.
Ноги провалились в снег гораздо выше щиколоток, и задняя дверь открылась с трудом. Интересно, как "девятке" удалось доехать до этого места? Зимин достал с заднего сиденья деревянную лопату, поежился и огляделся: за "девяткой" тянулся уверенный след, который на глазах заносило снегом. Не привыкать: расчищать снег вокруг машины Зимину приходилось каждое утро. Да и был он легким, еще не слежавшимся.
Помахав лопатой с пять минут, Зимин согрелся - и даже вспотел. Конечно, обидно было поворачивать, но, похоже, ничего больше не оставалось. Не бежать же перед "девяткой" с лопатой до тех пор, пока дорога не выйдет в поле. Впереди едва брезжил поворот - тени леса смыкались в мутной пелене. И ветер здесь выл не так, как на болоте: плакал и хохотал, словно и в самом деле был живым существом - помешанным стариком в рубище.
Зимин бодро прыгнул за руль, хлопнув дверцей и повернул ключ зажигания. "Девятка" послушно развернулась на расчищенном участке, прошуршала боком по рыхлому сугробу и… снова уперлась бампером в снег: пока Зимин махал лопатой, дорогу замело еще сильней.
Ноги промокли: в тепле снег, набившийся в ботинки, раскис и теперь противно хлюпал. Все же во дворе, расчищая дорогу, Зимин не ходил по сугробам… Он еще не понял до конца, в какое плачевное положение попал, - наверное, потому что не очень хотел понимать. Поэтому снова вышел из машины и взялся за лопату.
Он не успел подумать о том, что до чистой дороги пять километров и что с такой скоростью он доберется до нее примерно через неделю, как вдруг лопата зацепилась за что-то под снегом - словно на асфальте могли быть крутые кочки. Зимин нагнулся, разглядывая, во что уперлась лопата, потом присел на корточки, пощупал обледеневшую дорогу рукой - и похолодел. Под снегом не было асфальта - сухая трава. Он копнул рядом - то же самое. Такого просто не могло быть! Конечно, для разворота "девятки" он не старался расчистить снег до самого асфальта, снимал его только сверху. Но этого не могло быть! Да и не было тут никогда столь гладкой просеки, чтобы он свернул на нее вместо дороги.
Зимин поковырял снег с другой стороны от машины и обнаружил ту же примятую смерзшуюся траву. И с тоской подумал о том, что никому не сказал, куда поехал… Может быть, он просто сбился с дороги? И поэтому завяз? И нужно лишь найти под снегом асфальт, чтобы ехать дальше?
Утробный хохот ветра из лесу был ему ответом. Хоровод призраков радостно выл, улюлюкал и свистел - в четыре пальца. И вместо тухлых помидоров швырял в лицо пригоршни снега.
В поисках асфальта Зимин раскидывал лопатой снег с одержимостью ненормального. Он не замечал мороза - пот катился по лбу градом. В одну сторону он раскопал дорожку до глубокой канавы - и, поскользнувшись, провалился в снег едва не по пояс; в другую - пока не уперся лопатой в кусты. Сонный лес хлопал в зеленые ладоши, невидимые ведьмы визжали от восторга, невидимыми метлами поднимая вокруг себя снежную пыль.
Если бы он застрял на дороге, всего-то и нужно было что дождаться утра в теплой машине - ведь чистят же эти дороги когда-нибудь, а тем более после метели. А чего дожидаться здесь? Когда кончится бензин? Зимин вытер пот со лба и угрюмо посмотрел по сторонам. Да нет же, не может быть! Он просто съехал с асфальта! Надо расчистить снег по колее, оставленной "девяткой".
"Девятку" он едва нашел: чокнутые мельники, посыпавшие землю снегом, превратили ее в сугроб. Зимин скинул снег с крыши и капота и принялся рыть дорожку дальше - по еле заметному следу машины. Призраки в серых саванах плясали фламенко, и обглоданные тлением подолы кружились и свивались в воронки; только вместо гитары ветер дергал морозные струны, натянутые в воздухе. Да и песня их была дурной, как у обкуренных лабухов.
Скоро на спине одеревенели мышцы - с непривычки. И так ли скоро? Зимин с трудом выпрямился, снова вытер пот и оглянулся: "девятка" скрылась в темноте и метели. Неужели он ехал по траве так долго и ничего не заметил?
Хотелось пить, и он решил вернуться к машине - хлебнуть воды и погреться. Хоть на спине свитер и промок от пота, голые руки ломило от холода.
"Девятку" снова замело, и пришлось почистить ее еще раз. Хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя замурованным. Зимин сел за руль и включил мотор, подставив ладони под ток теплого воздуха из печки. Хорошо, что он утром заправился…
Ветер нетерпеливо стучался в стекло, словно предлагал снова выйти наружу. Лобовое стекло заносило на глазах - Зимин включил и выключил дворники. Только не хватало посадить аккумулятор… Минут через пять отогрелись руки, и он уже хотел продолжить поиски, как вдруг заметил нехорошее покалывание в ногах: да он же просто не заметил, что они замерзли до потери чувствительности! Черт, так ведь можно и без пальцев остаться! Мало того, что ботинки узкие, они еще и мокрые!
Еще минут пять он сидел, уткнувшись лбом в руль и вцепившись в него руками - и разве что не выл: ноги, согреваясь, болели невозможно. А когда поднял голову, в лобовом стекле было так темно, словно машину погребли в земле, а не под снегом. Но дворники справились: сквозь ставший прозрачным полукруг в лицо устремился рой маленьких белых бесенят.
Потом Зимин немного посушил носки и подумал, что надо взглянуть, что там за поворотом. Может, дорога? Или поле, с которого будет видна дорога? Предположение, конечно, наивное: с чего бы в поле вьюге быть тише?
Но не сидеть же сиднем в машине и ждать, пока кончится бензин или сядет аккумулятор!
Зимин решительно приоткрыл дверцу - она подалась с трудом, пришлось налечь на нее плечом. Да не может, не может снег сыпать с такой силой! Здесь что-то не так! Может быть, это сон? Зимин уже хотел ущипнуть себя за руку, но подумал, что замерзших ног во сне не бывает.
Он, слегка поколебавшись, поставил ноги в снег - после тепла это было противно.
Что-то изменилось. Веселая свистопляска призраков кончилась: они больше не водили хороводов - летели мимо, словно от неведомой опасности. И выли, выли - тонко, жалостно, щемяще. И невидимые ведьмы визжали не от восторга, а в предчувствии беды. И мчались прочь, оседлав свои невидимые метлы. Сонный лес проснулся и хлопал крыльями, как перепуганная курица, и тянулся ветвями вслед тем, кто, в отличие от него, мог летать. Ветер выворачивал суставы его сучьев - они трещали и неслись вслед невидимым ведьмам, но недолго: или падали в снег, или застревали наверху.
Зимин прикурил с трудом, повернувшись спиной к ветру, - огонек зажигалки гас даже спрятанным в ладонях. А ветер шептал в уши что-то непонятное и непристойное - и от его шепота по спине побежали мурашки. Ужас медленно полз из-за поворота, словно дымок занимавшегося пожара сквозь щель под дверью. И все вокруг и изнутри кричало: не надо туда, не надо! Кричало так громко, что на секунду ослабели колени. Зимин не нашел ни одной веской причины, чтобы остановиться.
Снежинки, как потревоженный осиный рой, с разлета впивались в щеки тонкими холодными жалами; мерзли уши и руки, но Зимин поднял шарф из-под воротника куртки и втянул руки в рукава, держа сигарету кончиками пальцев.
Нет, не ветер и не метель были надвигавшимся из-за поворота ужасом. Нечто огромное, ледяное и смертоносное шло навстречу Зимину: не иначе, сила, ведающая безвременной смертью и укорачивающая день. Мысль о безвременной смерти вдруг дохнула в лицо своим очевидным правдоподобием. Никто не знает, куда он поехал. Никто не станет его искать еще дня два или три… А если и станет - следы уже замело, к утру от них не останется даже намека. Не надо было выходить из машины… Потому что обратную дорогу к ней можно и не найти.
Он оглянулся: "девятки" не было видно. Но стоило повернуться к ветру затылком, нечто глянуло в спину: будто огонек оптического прицела остановился между лопаток. Оно катилось на него сзади, и не хватало сил взглянуть ему в лицо. Невидимые ведьмы заголосили как по покойнику и с воплями понеслись прочь - чтобы не смотреть на то, что случится.
Зимин медленно повернул голову в сторону чужого взгляда, ощущая себя маленькой и нагой букашкой под чьим-то сапогом.
Из снежной круговерти навстречу ему шел старик в рваном рубище. Он нисколько не напоминал кошмар, но ужас - детский, безотчетный, от которого язык присыхает к нёбу, а ноги делаются ватными и не могут ступить ни шагу, - взял Зимина за горло жесткими холодными пальцами. Каждому свое: кому-то старуха с косой, кому-то старик в рубище.
Сила, укорачивающая день, - это гравитация. Она никак не связана с безвременной смертью, она - закон природы, сущность безличная и бездумная, не рассуждающая, а действующая, и действующая всегда одинаково. Бездумная… Безумная… Сумасшедшая… Это не ветер, это он, помешанный старик, хохотал на весь лес, увидев Зимина, загнанного в ловушку.
Старик не думал, а действовал, как и положено бездумному закону природы. Смешно пытаться разжалобить камень, падающий тебе на голову. А им, между прочим, тоже управляет гравитация…