- А это правда, что господин майор, ну… пытался вместе с собой и этих…
- Правда, Паша, - я вдруг почувствовал жуткую, прямо таки многотонную усталость и непреодолимое желание выпить. - Подбрось меня до "Бистро", а то я сегодня безлошадный.
- Идемте, Дмитрий Алексеевич, - кивнул Велесов, открыл дверь и кликнул маявшихся в гостиной санитаров.
Уже в машине, когда отъехали пару кварталов от гостиницы, он рискнул задать еще один, мучивший его до сей поры вопрос:
- А кто же это все-таки мог быть, если не девчонка?
- Не знаю, лейтенант, - честно ответил я, - может быть, это и вовсе нечеловек. Всякое в жизни бывает…
* * *
Все-таки я сумел закончить сей суматошный день более-менее достойно и с пользой для себя. И во многом благодаря вовремя принятому внутрь стаканчику знаменитой в городе "Таежной пади" - напитку, изобретенному владельцем "Сибирского бистро", моим бывшим однокурсником Васькой Полосухиным, пардон, Василием Вилоровичем! Испытывая, видимо с детства, слабость ко всякой "вкусной, но нездоровой" пище, Василий все же удержался от погружения в пучину алкогольного забвения подобно многим своим приятелям-бизнесменам легендарных "мутных девяностых" годов. В результате появилось "Сибирское бистро" - помесь знаменитого брэнда "Макдоналдс" и чисто местного колорита - с весьма оригинальным меню напитков и блюд. А коктейль "Таежная падь" - клюквенный морс пополам с коньяком, медом, корицей и гвоздикой - вкупе с "чебурятами", жаренными во фритюре пельменями, составили лицо заведения.
И вот когда я, расправившись с порцией "чебурят", приступил ко вкушению "таежного" напитка, меня довольно сильно и бесцеремонно шлепнули по загривку, и следом раздалось довольное "гыгыканье", которое я бы, наверное, узнал и на том свете. Васька плюхнулся на стул напротив меня и, продолжая улыбаться во весь свой "буратинский" рот, дождался, пока я откашлялся от попавшей не в то горло "Пади" и снова обрел способность говорить.
- Здорово, Димоген! - сказал Васька знакомым гнусавым из-за сломанного в юности носа голосом. - Как тебе моя жрачка?
- Полосатый, - морщась от попавшего в нос напитка, хрипло проговорил я, - когда же ты научишься вести себя сообразно положению, а не происхождению?
- А чем тебе не нравится мое происхождение? - немедленно окрысился Полосухин, всегда болезненно воспринимавший любое упоминание о своем, далеко не безоблачном детстве.
Родители, вконец спившиеся сельские интеллигенты, выгнали десятилетнего Ваську из дому, посчитав для себя разорительным содержание "лишнего рта". И сидеть бы им в тюрьме по суровым советским законам, если бы история получила хоть какую-то огласку. Но ее-то как раз и не было, потому что Василий, по натуре гордый и независимый, молча снес обиду и пошел в большой мир, даже не думая о последствиях. Через месяц скитаний по разбитым дорогам степного Приобья его, полумертвого от голода, подобрал цыганский табор, приняв, очевидно, за родственника из-за носатости, чернявости и хитрющих зеленых глаз. И за следующие пять лет Полосухин постиг все премудрости жизни "вольного народа", начиная от конокрадства и кончая философией мировосприятия этих простодушных, плутоватых, свободолюбивых людей. Табор по сути являлся абсолютно автономной социальной единицей, имеющей даже собственную систему образования и медицинской помощи. И такая независимость никак не могла понравиться властям предержащим, усиленно строившим в то время новое общество - единый советский народ. Поэтому когда табор попал в "зачистку" во время очередной кампании по борьбе с бродяжничеством и тунеядством и Ваську вместе с остальными цыганятами отправили в интернат для трудновоспитуемых детей, преподаватель, тестировавший их на грамотность, был несказанно удивлен Васькиным уровнем образованности, вполне соответствовавшим среднешкольному. Полосухин же, будучи все-таки не цыганом, не стал упираться и рваться из интерната на волю, подобно другим детям "вольного народа", а весьма прилежно доучился до семнадцати лет и, получив копию метрики, записанную с его слов, и паспорт, вышел в большой мир вполне состоявшимся гражданином. Правда, привычка жульничать и хитрить при любом удобном случае, а также ввязываться с бесшабашной отвагой во всякие сомнительные авантюры, въевшаяся в его натуру за время "цыганской одиссеи", так и осталась. Именно поэтому по окончании Сибирского медицинского университета в большой мир вышел не Василий Филаретович, а Василий Вилорович Полосухин: видимо, Васька решил, что последнее отчество звучит более солидно и благородно. А может, сделал это для того, чтобы поскорее забыть детский кошмар бесконечных побоев и унижений от собственных родителей…
Поэтому, зная всю историю, я поспешил исправить неловкость и примирительно сказал:
- Извини, Васек, это я от неожиданности. Рад тебя видеть!
- Да уж, - хмыкнул он, - в большом городе живем: времени на встречи со старыми друзьями совсем нету. А ведь в бистро регулярно ходишь!
- Ну, и ты, Васек, знаешь, где я работаю и где отдыхаю…
- Так ты, Димоген, кто? - немедленно надулся этот прохиндей. - Журналист, любитель "жареного". А я?..
- А ты, Полосатый, всего лишь слегка отмытая цыганская рожа! - осадил я его, зная наперед, что если Ваську не остановить сразу, ссора неизбежна: уж больно он любил кичиться своим новым положением, которого достиг исключительно самостоятельно. - И не продолжай, пожалуйста! А то ведь… тебе ли не знать силы печатного слова?
- Ты чего, Димыч? - тут же пошел на попятную Полосухин. - Я же пошутил…
- Я тоже…
- Ну и ладненько! - снова расцвел Васька и щелкнул пальцами, подзывая пронырливую смазливую официанточку: любил господин Полосухин смолоду, что и говорить, миниатюрный, но фигуристый, женский пол, потому и реализовал свою мечту, лично проводя отбор обслуги для бистро вплоть до уборщиц.
Девчонка мгновенно выставила на стол перед своим благодетелем запотевший стакан "Пади" и мисочку с очищенными кедровыми орешками.
- Люди бают, у тебя давеча неприятность приключилась аккурат возле моего заведения? - спросил Васька, переходя на любимый, как он выражался, "народный диалект".
- Да уж, - кивнул я, принимаясь за свой стакан, - врагу не пожелаешь такого глупого положения…
- М-да, - Полосухин задумчиво кинул в рот щепоть орешков, запил глотком "Пади". - Неладно, ежели человек правду речет, а его во лжи уличают.
Я едва снова не поперхнулся коктейлем от неожиданности и мгновенно подобрался, не подавая виду. Получается, Васька встретился со мной не случайно, а ждал здесь специально, вычислив с цыганской прозорливостью мои дальнейшие шаги. Знал господин Полосухин что-то весьма важное для меня. И для него, разумеется, потому что бывшего однокурсника я мог бы заподозрить в чем угодно, но только не в альтруизме.
- Но есть все же правда в мире сем, - продолжал вещать Василий, войдя в образ и не забывая прихлебывать из стакана. - И вошла она в уста человека гордого, но честного!
- Господин Полосухин, ау! - позвал я, буквально вспотев от предчувствия. - Давай по-простому, а? Ты видел того психа, что мне под колеса кинулся, да?
- Видел, - сказал Васька уже совершенно будничным тоном и высыпал остатки орешков из мисочки прямо в рот. - И не псих он вовсе был, а… не знаю кто, - продолжил он, с аппетитом чавкая.
- Почему ты так решил? - холодный ветерок опасности снова пощекотал мне затылок.
- Потому что этот парень ждал тебя, - заявил бывший однокурсник, сохраняя на физиономии простодушную улыбку, но взгляд у него при этом был жестким и сосредоточенным. - Он маячил у меня под окнами минут десять. И обратил я на него внимание именно потому, что выглядело сие подозрительно: стоит человек под проливным дождем без зонтика, и даже укрыться не пытается - странно!
- Что ж тут странного? - Я по своей извечной привычке уже рассуждал вслух. - Ну, любит человек под дождем гулять, особенно под летним, проливным.
- Так ведь не гулял он. - Васька взял свой стакан, повертел его в ловких длинных пальцах, но пить не стал и поставил обратно на стол. - Он именно ждал! Просто стоял столбом возле таксофона и на дождь не обращал никакого внимания. А когда появился ты, он буквально рванулся на дорогу, будто стометровку решил освоить. - Полосухин все же не выдержал и отхлебнул коктейля, покрутил головой, вспоминая, и продолжил: - А вот дальше, Димыч, я тоже ничего не пойму. Вроде я на пару секунд отвлекся от него на твой финиш в будку, и за это ничтожное время он умудрился исчезнуть! Но проспект-то здесь метров тридцать поперек будет?..
- Значит, он должен был развить скорость порядка шестидесяти километров в час, чтобы добежать хотя бы до ближайшего подъезда на другой стороне проспекта, - подсчитал я и невольно поежился от ледяного дуновения в затылок. - Так не бывает!
- Не бывает, - согласился Василий и вперил в меня пронзительно-зеленый взгляд. - Мне почему-то кажется, Димыч, что ты знаешь, кто это был!
- Ей-богу, Васек, могу только догадываться, - честно сказал я. - Кстати, ты очень правильно сделал, что не вышел давеча и не рассказал "гаишникам" свои наблюдения.
- Почему? - немедленно подобрался он, почуяв приближение тайны, из которой, видимо, собирался извлечь кое-что полезное и для себя.
- Потому что это стало бы опасным и для тебя, - веско ответил я. - И следующий таксофон или столб оказались бы твоими.
- Темнишь, Димоген! - процедил в миг преобразившийся Полосухин. От длинного и нескладного великовозрастного балбеса с дурацкой улыбкой на лице не осталось и следа. Теперь напротив меня сидел матерый, битый жизнью волчара - стремительный и беспощадный. - Кто на тебя наехал, говори!