Первые пару дней я был просто счастлив оставаться в постели: я лежал и прислушивался к волнению моря, которое всегда следовало за большим штормом. Волны били и били в скалы, и гул от прибоя был подобен артиллерийской канонаде. Затем наступили очень приятные спокойные дни, которые, насколько я знал, часто следовали за ветреной погодой. Я нежился на солнышке во внутреннем дворике форта, прислушиваясь к крикам чаек, наслаждавшихся радостями жизни, копаясь в кучах принесенного штормовыми валами мусора. Среди выброшенных на берег остатков был кусок гигантской водоросли, чей росток толщиной с мою руку достигал в длину двадцати восьми футов; попадались и трагические обломки - куски голубых, красных и белых досок, - скорее всего, это было все, что осталось от спасательной шлюпки. Случались и замечательные закаты - как будто там, на западе, разгорались Костры Азраэля; никогда не забыть мне и лунного света, заливавшего неспокойное море.
И потом, Морган пела мне. Никогда не знал, что она умеет петь. Я не слышал ранее ничего подобного ее напоминавшему нечто среднее между народными мотивами и джазом пению, поднимавшемуся и опускавшемуся на четверть октавы и очень ритмичному. Ее песни не были похожи ни на что; это были гимны во славу древних богов и ритуальные песни жрецов. Ритмика ничем не напоминала принятую у современных певцов, и ее пение вначале казалось как бы не слишком мелодичным. Но стоило привыкнуть к ее странным интервалам, как становилось понятно: это была настоящая музыка в своем роде, обращавшаяся непосредственно к подсознанию.
И она пела - не хорошо поставленным, сильным голосом концертного исполнителя, и не так, как завывает эстрадная дива - это было мантрическое пение негромким, четко резонирующим голосом, звучавшим для меня просто райски, и ритм пения напоминал ритм морского прибоя. Иногда в ее голосе слышались странные, нечеловеческие металлические нотки - и тогда менялся настрой в подсознании, и она казалась совсем иной.
Затем я узнал кое-что о тайнах магических образов и о том, как их использовать; ведь, рожденная на крыльях ветра, она смогла стать такой, какой она себя представляла - творящей магические образы. И я видел перед собой жрицу Атлантиды, Морган Ле Фэй, приемную дочь Мерлина, которая обучила меня своему искусству.
Однажды вечером, после того как она спела мне свои песни, я сказал ей:
- Морган, вы стали той, о ком мечтали.
Улыбнувшись, она ответила:
- Этот путь ведет к власти.
Затем я рассказал ей о посетившем меня видении морской пещеры у Белл Ноул и спросил:
- А что, если я также сыграю в эту игру, Морган Ле Фэй? Обрету ли подобную власть и я?
Она вновь улыбнулась:
- Почему бы и нет?
Потом я рассказал ей, что в увиденном мною она была воплощением всех женщин, а я представлял всех мужчин. Я не мог объяснить это доходчивее, ибо сам не понимал до конца то, что чувствовал. Странно взглянув на меня, она сказала:
- Это и есть ключ к Белл Ноул.
- Что Вы имеете в виду, Морган? - спросил я.
- Помните, - ответила она, - жрецы и жрицы Атлантиды сочетались браком не по любви, а согласно канонам веры?
- В той пещере вы были для меня чем-то большим, чем жрицей, - ответил я. - Мне вы казались самой Афродитой.
- Я была больше, чем Афродита, - возразила она. - Я была Великой Матерью.
- Но Великая Мать принадлежит к сонму земных божеств, - заметил я. - Как вам удалось быть одновременно ее жрицей и жрицей моря?
- Разве вы не знаете, что Великое Таинство гласит: все боги суть один Бог, и все богини суть одна Богиня, и творец всего - един? Разве вам не ведомо, Уилфрид, что на заре сотворения боги протянули нити создания между взаимно противоположными полюсами - активным и пассивным, положительным и отрицательным, так что каждая тварь сочетает в себе эти две противоположности на различных уровнях - даже жрецы и жрицы?
- В таком случае, Морган Ле Фэй, - сказал я, - если вы не можете любить меня как мужчину, может быть, вы не откажетесь сотрудничать со мной как со жрецом?
И вновь она улыбнулась мне своей необычной улыбкой:
- Конечно, именно на это я и рассчитывала.
- Господи Боже! - воскликнул я. - Мне бы ваше терпение!
Тут Морган Ле Фэй начала рассказывать мне о себе и о том, каково было положение вещей согласно ее пониманию; это было поразительно, ибо я никогда и не думал, что кто-нибудь из людей мог иметь такие взгляды. Она поведала мне, что те, кто был избран богами, лишались человеческого звания и причислялись к сонму полубогов.
- За подобные откровения, - сказал я, - в прежние времена вас сожгли бы на костре - и вполне обоснованно.
- А кто суть боги? - спросила она.
- Не знаю, - признался я.
- Мое мнение, что они представляют собой персонификацию природных сил, - сказала она. - Так что дабы присоединиться к богам, необходимо стать каналом, проводящим эти силы. А это встречается не так редко, как вам кажется.
И она рассказала мне, что ревностные последователи различных религий пришли к одному и тому же: душу возможно свести в точечный фокус с помощью поклонения, медитации и преданности; когда же это удавалось, Бог спускался с небес и вселялся в верующего, и сила и слава Божья светились на обличье верующего, подобно тому как светится лампа. Она также рассказала мне, что древние знали многое из того, о чем современные люди имеют лишь неясные представления.
- Когда Лунный Жрец явился мне в Кристалле, - произнесла она5 - он спросил меня: не хочу ли я изучить все это, и я ответила, что хочу. Тогда он сказал мне, что для достижения цели я должна посвятить себя им; и я сказала, что готова и на это. Тогда он собрался учить меня, и понемногу научил меня всему.
Он объяснил мне, что существует лишь одна жреческая традиция, которая служит Единому - тому, кто дает жизнь всему и к которому все возвращается; он сказал, что Это есть Необъяснимое и что не было Человека в истории Земли этой, который познал бы или был в состоянии познать Его. Мы можем познать Его лишь через Его труды - отсюда же мы в состоянии судить о природе Его, которая есть сама Природа. Первобытный человек, одушевляя Его силу, назвал это богами; наш современник деперсонифицирует все это, называя силами и факторами. И оба правы, - заключила она, - но никто из них не знает всей правды - ибо боги суть силы, а силы разумны и целеустремленны, поскольку являются отражением природы Его, Единственного.
И сам процесс создания подобен Ему, ибо создание есть отражение Его природы. Как вещал Халдейский Оракул: "И вглядится мудрый в лицо Природы, и увидит там сияющую сущность Вечного". А человеческая природа, - резюмировала она, - часть Природы вообще, так что можно узнать многое о самой Природе и богах, изучая это.
Затем она рассказала, что древние представляли себе жреческое служение богу как медиумическое общение; но не персонифицированный бог вещал устами жреца или пифии, - ведь воплощенный бог является формой, в которой человек видит воплощение божьей мощи. Истинный бог - это нечто совершенно другое, благодаря ему осененный богом жрец осуществлял свою власть; благодаря Господу, силы, дремавшие в священнослужителе, высвобождались, и последний становился на некоторое время таким, каким мог бы быть совершенный человек.
- Пусть так, - сказал я, - но что же все-таки представляют из себя боги?
- Про то знают лишь небеса, - ответила она, - единственное, что мы знаем, - это то, что осуществляя определенные действия, мы получаем определенные результаты.
- В таком случае, что вы предлагаете? - поинтересовался я.
- Сейчас я вам расскажу.
И она рассказала, что по природе человеческой в каждом мужчине живут наклонности священнослужителя и каждая женщина может стать жрицей; ведь Источник Жизни создавал миры, разделяя Неопределенное Единство Его в определенную Двойственность, а мы, созданные Им, заключаем в себе проявление несотворенной Реальности. Каждая живая душа берет начало в Непознанном, она питается оттуда соками жизни, полноту которой мы ощущаем, возвращаясь назад к Непознанному.
Вследствие своей ограниченности и несовершенства мы не можем увидеть Бесконечное в Его целостности; а вследствие нашей привязанности к миру форм мы можем представлять Лишенное Формы лишь постольку, поскольку это в состоянии сделать разум, привыкший к форме как таковой.
- И это, - сказала Морган Ле Фэй, - еще далеко не все, ибо математикам удалось проникнуть гораздо дальше. Но мы - мужчины и женщины, Уилфрид, те, кто хочет познать Господа в Его проявлениях в природе, - мы заключаем о сияющем содержании Вечного по прекрасным формам богов. В этом смысле мы учимся большему, мы можем сделать больше, чем если бы стремились в погоню за избегающими нас абстрактными сущностями.
Она рассказала мне, как обучавший ее Лунный Жрец уговорил ее вернуться в Великое Непознанное, посвятив себя Ему и отбросив прочь все менее значимые проявления. Совершив это посвящение, эту реализацию, и найдя корни ее существа, Жрец убедил ее видеть во всем окружающем - даже в себе - лишь самопроявления Его жизни.