Здание университета располагалось за площадью Сантиссима Аннунциата, посвященной Благовещению Девы Марии. Построенное много позже трех зданий, окаймляющих площадь, университетское строение впитало в себя многие их особенности. Очевидно, архитекторы часто проходили мимо одной из красивейших площадей Флоренции и решили повторить ее стиль во внешних очертаниях университета. Здесь была и миниатюрная открытая арочная галерея, как у церкви Благовещения, и изящные колонны у центральной лестницы, как на фасаде приюта Брунеллески, и миниатюрные майоликовые медальоны на портике, как у дома братства на площади. Разные эпохи и стили органично переплелись во внешнем облике университетского здания, как напоминание студентам. Не навреди, что бы ты ни делал и какими бы благими намерениями ни руководствовался.
Идущим следом за великими всегда тяжело. Хотя у них есть ориентиры, но планка бывает так высока, что под силу только избранным. Остальные начинают объяснять свою несостоятельность новыми настроениями и стилями в искусстве, производя на свет уродцев. Настоящий художник всегда очень бережно рассматривает достижения великих предков потому, что равняется на них. А это очень непросто: вплести в красивый венок свою веточку, которая не хуже. Великое окружение воспитало не одно поколение студентов университета, впитавших лучшее из созданного человеком в искусстве на протяжении последних столетий.
- Ты здесь училась? - с восторгом разглядывая здание, спросил грек.
- До сих пор горжусь этим, - Биатрис невольно остановилась. - Ничего не поменялось за столько лет… Но нам, собственно, нужно не в этот корпус, а в библиотеку. Архив располагается там.
- Совсем иное здание, - отозвался Демис, глядя за рукой бывшей студентки. - Современное.
- Да, его построили в начале прошлого века на месте старых казарм.
- Куда дели драгун?
- Никто не помнит, чьи это были казармы, но о гвардейцах вспоминали не раз в шестьдесят шестом.
- Почему?
- Было сильное наводнение, мы несколько дней спасали книги. Тысячи и тысячи томов в грязи… Флоренция находится в долине, иногда вода бывает безжалостна.
- А что было с архивом?
- Признаться, я никогда не задумывалась над этим, - встревожилась итальянка. - Ты считаешь, что-то могло случиться с документами?
- Под архивы часто отводят подвалы…
- Боже. Идем скорее. Неужели все напрасно.
Архивариусом оказалась толстая и очень разговорчивая корсиканка Розалия. Пока троица пробиралась по лабиринтам огромного университетского архива к нужной полке, Роза рассказала им, перескакивая с английского на итальянский и обратно, о сложностях своей нелегкой работы, жуликах-политиканах, экономящих на культуре, мерзавце Роберто, бросившем ее старшую дочь, росте цен на продукты, архитекторе библиотеки, решившем разместить архив на верхнем этаже (и это при ее чертовом артрите, вытягивавшем последние силы!). Святая Дева, кто оценит!
- Вот здесь у нас весь сороковой год, - Роза положила пухлые руки на полку с плотно спрессованными папками. - Давненько сюда никто не заглядывал… И зачем вам понадобился этот Джузеппе?
Биатрис вскинулась было рассказать трогательную историю о найденной фотографии, но Демис жестом остановил ее. Через мгновение бывший профессор римского права согласился с догадкой своего старинного друга. Узнай архивариус все подробности о надписи на фото, они бы застряли здесь надолго, выслушивая пространные речи Розалии о превратностях судьбы, ее жизненном опыте и, конечно же, подлецах мужчинах, которые повинны во всех грехах человеческих.
- Вот фотографии выпуска того года… Взгляните.
- Мама! - вскрикнула Биатрис, рассматривая пожелтевший отпечаток. - Какая молодая…
- И очень красивая, - подсказал Демис, заглядывая через плечо.
- А вот это Джулия, ее подруга. Одно лицо с той, что на нашем фото.
- Ты права, это она, - опять вмешался грек. - Тогда на какой-нибудь общей фотографии Джулия должны быть рядом с Джузеппе. Можно посмотреть предыдущий год?
- Конечно… Вот, смотрите.
Перебирая документы, все забыли о годах, стоящих между ними. Прошло почти семьдесят лет, а красивые молодые лица на фотоснимках казались современниками. Разве что прически да одежда выглядели забавно, а вот глаза… Задумчивые, грустные, озорные, они были такими живыми, что просто не верилось в то, что кто-то из них давно ушел в иной мир.
- А вот и ваш Джузеппе Валороссо, - Роза протянула пожелтевший листок. - Вполне сохранился, я сниму копию.
- Какой серьезный парень, - удивленно протянула Биатрис. - Не похож на художника.
- Ты права. Скорее математик…
- А вот он на фотографии курса предыдущего года, - воскликнула обрадованная находкой Роза. - Смотрите.
- Ты был прав, Деми, Джулия рядом с ним.
- Остается навести справки по адресу в личном деле, - грек был по-деловому сосредоточен. - Любезнейшая наша Роза, вы сделаете нам копии этих документов?
- Если вы настаиваете…
- Мы нижайше просим, уважаемый наш архивариус, - потомок эллинов чуть наклонил голову и посмотрел снизу на пышную дочь Корсики. - Вы поможете исправить одну историческую несправедливость.
Этого было достаточно, чтобы скопировать весь архив целиком, но Биатрис отчего-то не понравилась интонация в голосе старинного друга, и она обратилась к Розе по-итальянски, как женщина к женщине. Хотя сие излишество уже ничего не решало, но бывший профессор римского права остался в полной уверенности, что решающее слово было сказано именно ею.
- Может, выпьем по чашке кофе? - Демис кивнул в сторону нескольких столиков под тентом.
- С удовольствием. Давай посидим, а то столько впечатлений разом…
- Да, встречи с прошлым бывают очень трогательны. Грек помог спутнице сесть и подозвал официанта.
- Дорогая, тебе со сливками?
- Лучше "Данте", - Биатрис благодарно посмотрела на потомка эллинов. - Только во Флоренции готовят такой кофе. Попробуй.
- Решено… Какой-нибудь десерт?
- Деми, не соблазняй меня, а то я не устою…
- Прямо здесь, - грек скромно потупил глазки. - Это так романтично.
- Я имела в виду только фигуру.
- Именно благодаря этому можно поддерживать хорошую фигуру, - он галантно склонился к руке итальянки. - Би, ты сегодня так очаровательна, что я просто теряю голову.
Она нежно провела ладонью по его седой шевелюре, и слезы навернулись на ее темных глазах. Бывший профессор римского права знала, что была бы счастлива, останься этот мужчина рядом, до конца дней ее. Однако сердце подсказывало, что все не просто так. И его появление, и его ухаживание, и эти слова… но, Святая Дева, как это приятно. Она не будет ни о чем задумываться, она просто окунется в это наслаждение. С головой. С разбега. Кто знает, может быть, в последний раз судьба преподносит такой подарок. За тридцать лет Би встречала немало мужчин. Была даже замужем, но никто так не тревожил ее сердце, никто одним прикосновением не мог заставить забыть обо всем на свете. Вот и сейчас его склоненная голова принесла удивительное наслаждение. Хотелось касаться его волос, вдыхать их запах, ощущать тепло его губ на своей руке и, главное, верить, что это он. Тот самый Деми. Греческий полубог, когда-то так стремительно ворвавшийся в ее жизнь, и что уже никому не под силу стать хотя бы рядом. Биатрис заставляла себя ни о чем его не спрашивать и не устраивать сцен. Она воспринимала его, как неожиданный погожий день посредине хмурой осени. Случайно сквозь облака выглянуло солнце и согрело своим теплом душу. О чем его спрашивать или за что укорять? С возрастом понимаешь, что нужно лишь остановиться и, раскинув руки, впитать все, наслаждаясь каждым мгновением.
- А вот и наш "Данте", - стараясь скрыть свое волнение, беззаботно прощебетала Биатрис. - Промедление смерти подобно.
И действительно, официант принес на большом подносе под блестящим колпаком, что используют для основных блюд, две небольшие изящные чашечки. Быстро поставив их перед посетителями, он чиркнул зажигалкой. Неяркие язычки пламени вспыхнули над черным кофе и растаяли. Биатрис тут же взяла свою чашечку и, прикрыв глаза, сделала меленький глоток.
- Обожаю "Данте", - тихо произнесла она.
- Божественно, - следом за ней прошептал грек.
Какое-то время они сидели молча, отдавшись наслаждению. Биатрис догадывалась, что сейчас они испытывают одинаковые эмоции, и стремились продлить это очарование. С возрастом единение душ гораздо важнее физическая близость в юности. Ощущение того, что родной человек думает и чувствует так же, приносит особую радость. Счастливы те, кто на склоне лет сумел построить вокруг себя осенний парк, где можно подолгу бродить бесконечными тропинками среди угасающей пышной красоты, и слышать, как листва, словно годы, шуршит под ногами, но это не вызывает страха одиночества, а лишь тихую грусть о неизбежном.
- Прости, - потревожил ее мысли грек. - Данте был родом из Флоренции?
- Да. Как и Боккаччо, да Винчи, Микеланджело, Галилей, Россини. Они и остались здесь. Все, кроме Боккаччо, похоронены в Санта Кроче.
- Это такая белоснежная церковь с шестиконечной звездой наверху?
- Да. Пожалуй, это самая ажурная готическая базилика во Флоренции. Деталей, к сожалению, не помню, но точно знаю, что ее фундамент заложил наш общий знакомый, чьи автографы ты раздавал молоденьким девушкам на площади Синьории.
- Арнольфо? - оживился Демис. - Я сразу ощутил нечто родственное меж нами… Как ты думаешь, он простил бы меня за такую вольность?
- Ну, не знаю… - итальянка была настроена добродушно.
- Не знаю, было ли принято в тринадцатом веке раздавать автографы, а вот за нескромность по отношению к юным прелестницам можно было бы и держать ответ.