- А не испугаешься? - вдруг вопросом на вопрос ответил Семен. Без издевки или лишних эмоций в голосе. Просто поинтересовался. - Не испугаешься правды-то?
- Не испугаюсь… - внук сглотнул комок в горле, облизнул губы. - Даже если меня хочет в обмен на жизнь остальных, не испугаюсь…
- Димочка, да как ты можешь?! - всплеснула руками Оксана, но дед вдруг повернулся к ней так резко, словно и не сидел под прицелом.
- А ну, замолчи, девка! - И продолжил как ни в чем не бывало: - Молодец, Димка, чую породу… Значит, хочешь знать, чего Хозяину надо?
- Будешь время тянуть, дед, ногу прострелю, - все тем же чужим голосом предупредил Дмитрий, наклоняя ружье.
- Ладно, внучок, не горячись. Чужую кровь он хочет. Не нашего рода. Учуял еще на подъездах, вот и требует.
До Дмитрия дошло не сразу, до Оксаны чуть раньше.
Женщина тут же осела на пол, как куль с мукой, чуть не разбив голову о край печки. Губы ее тряслись. После этого смысл произнесенных слов настиг и ее мужа.
- Чего?.. Чужую кровь? Ты чего, дед, совсем умом тронулся? Мы ж тут все - семья!..
Димка продолжал бормотать, уже понимая, чего требует существо, окутавшее избу. Понимал, но отказывался верить. Отказывался даже смотреть на жену, ползшую к нему на коленях через всю горницу.
- Димочка, миленький… как же так… это какое-то безумие… не может быть такого, не может…
- Может, доченька, может, - вздохнул Семен, стряхивая пепел с усов. - Заберет Хозяин чужую кровь, остальных оставит. Он не спешит, до рассвета еще далеко, так что решайте. Я дело сделал, как велели…
В избе наступила тишина. Полная, гробовая, о которой и просил их дед, едва приехали. Дмитрий смотрел на Семена Акимовича, все еще целясь ему в ноги. Машка не открывала глаз, да еще и уши пальцами заткнула. Артемка спал, тревожно ворочаясь и вздрагивая.
В этой тишине Оксана на четвереньках бесшумно подползла к мужу. Осторожно, с какой-то неуместной нежностью обняла его за левое бедро.
- Как же так, Димочка?.. - тонким, ломким голосом прошептала она, уронив всего одну слезу.
И снова тишина, под сенью которой собрались пятеро людей и один пес, посматривавший на происходящее из темноты. Тишина, в которой вдруг стало слышно, что в спальне деда мерно отмеряют минуты древние часы с выломанной кукушкой. Старинные, которые нужно заводить гирьками. Но не настолько древние, как нечто , стоящее за выбитым окном.
- Как же так? - повторила Оксана, опуская голову и щекой прислоняясь к штанине мужа.
- Я не знаю, - не своим голосом ответил Дмитрий, облизывая растрескавшиеся губы. - Решать тебе.
Медленно, словно взбираясь на Голгофу, Оксана поднялась на ноги. Откинула назад растрепавшиеся белокурые пряди, взглянула на деда, на мужа.
Семен выдержал ее взгляд спокойно, без эмоций. Димка отвернулся.
- Ради наших детей, так? - вибрирующим голосом спросила она.
Вместо ответа Дмитрий только кивнул. Сдержаться не удалось, и по его лицу покатились слезы.
- Мне легко, ты не подумай, Димочка, - она попыталась улыбнуться, проведя пальцами по щеке мужа. - Я просто не верю, что это на самом деле происходит, поэтому легко…
Подошла к Машке, все еще не открывшей глаз. Казалось, девочка впала в транс, она даже не отреагировала, когда мать встала на колени, обняв дочь и целуя ее в висок.
- Счастья вам, мои хорошие, - прошептала Оксана.
Отошла от дочери, полезла на лавку, склонилась над высокой печью. Откинула край одеяльца, поцеловала спящего Артема. Вернулась к мужу.
- Ты уж придумай, как детям объяснить, ладно? - Она все пыталась заглянуть ему в глаза, но Димка упорно отворачивался, словно капризный ребенок от ложки с кашей. - Особенно Артемке, когда очнется.
Она взяла его за плечи, бедром отодвинув ружье, и влажно, страстно поцеловала в губы.
- Прощай, любимый… Помни меня…
Женщина подошла к двери, возле которой все еще сидел дед. Споткнулась, чуть не упав, но с достоинством удержала равновесие. Она была похожа на Жанну Д’Арк, восходящую на костер, но Димке было не до красочных сравнений. Ничего не видя от слез, он едва удерживался, чтобы не упасть в обморок.
- Открывайте, Семен Акимович, - ломким голосом попросила Оксана. - Сил нет почти…
- Подожди, доченька, - серьезным тоном ответил дед, и Дмитрий чуть не нажал на спусковые крючки. - Спешишь…
- Что еще?! - закричал Дмитрий так, что на висках взбухли вены. - Чего еще тебе надо?! Чего надо тебе и твари, что прячется за дверью?! Оксана спасает нашу семью, неужели не ясно?! Открывай, сука, или пристрелю!
- Тс-с, внучок, не кричи, - старик поднял покрытую пеплом ладонь. - Не зли Хозяина без причины.
- Почему вы делаете с нами это? - прошептала Оксана, обессиленно привалившись к косяку.
- Потому что Хозяин хочет забрать чужую кровь, а не просто твою жену, - отчетливо произнес Семен Акимович, глядя внуку прямо в глаза.
И протянул руку, длинным перепачканным пальцем указывая на печь.
Оксана зарыдала. Кусая кулак, чтобы негромко, но вышло так горестно, что Димка еще раз чуть не пальнул. Перевел взгляд на спящего сына, на жену, на деда. И покачал головой:
- Не может быть…
- Хозяину не веришь, у жены спроси, - просто ответил старик.
- Оксана? - Дмитрий не услышал сам себя, так тихо он теперь говорил. - Не молчи…
Но супруга ничего не ответила. Собравшись и встряхнувшись, подошла к печи. Осторожно, чтобы не разбудить мальчика, сняла его с лежанки вместе с одеялом. Повернулась, держа спящего ребенка на руках. В глазах ее теперь не было ничего - ни сознания, ни страха, ни сомнений.
- Прости, милый… я знаю, тебе больно. Но скоро станет легче…
- Не может быть… нет, не может… скажи, что это не так! - Ружье опустилось, уставившись стволами в доски пола. - Ксанка, ну скажи!
- Это был Макс. На нашем юбилее. Всего один раз. Я не думала, что будет так…
И затем - откуда только нашлись силы - тремя быстрыми движениями откинула железные засовы. Осторожно, чтобы не ударить Артемку об косяк, вышла в сенцы, пригнувшись. Дед Семен вздохнул, потирая покрытое пеплом лицо.
Дмитрий закричал. Громко, как ему показалось. Завыл так, что шарахнулся в угол Буран, что распахнула глаза оцепеневшая Машка. Упал на колени, поднимая ружье. И еще до того, как старик успел броситься к нему, приставил стволы к своему подбородку и дотянулся до спускового крючка.
Июльский воздух был наполнен жужжанием шмелей и стрекоз.
Над высокими травами плыл сладкий цветочный аромат. Прохладно веяло хвоей от ближайшей опушки, где качали головами корабельные сосны. Длинные густые тени протянулись от двух людей, неподвижно сидевших на вершине холма.
Рядом замерла крупная лохматая собака, у которой еще щенком кто-то умело, хоть и грубым подручным инструментом, удалил голосовые связки. Собака дышала тяжело, вывалив лопату языка, - на алтайскую тайгу снова накатывала жара.
Семен Акимович выплюнул длинную травинку, которую жевал, нежно обнял сидевшую рядом девочку. Та не шелохнулась, продолжая слепым взглядом смотреть в чистое голубое небо. В ушах Маши завывал готичный "Токио Отель". Завывал, медленно угасая - в плеере садились батарейки.
- Ничего, Машенька, держись, - прошамкал дед, устало качая седой головой. - Но возвращаться тебе нельзя, никак нельзя. Проживем, красавица, и хуже бывало, оттает сердечко-то. Зиму перезимуем, корову доить научу. И один-то справлялся, а уж вдвоем с такой помощницей и подавно. Как-никак, родная кровь…