- Спасибо. - И у тебя тоже, подумала она, чувствуя, как в ней поднимается какое-то дремное тепло. Его глаза такие огромные, такие бескрайние.
Она взгляд от них не могла отвести.
Он не моргал. Не сморгнул ни разу. Глаза были умные и зоркие.
Чудные, чудные глаза. Сердце у нее мурлыкало, кровь бежала по жилам теплой тягучей волной; она чувствовала такое... Такую умиротворенность, такую благодать.
- Как твое имя?
- Диана.
Ничто не существовало, кроме его глаз. Она восхищалась ими. Они были ярче любых бриллиантов, какие ей доводилось видеть. И он не моргает, подумалось ей. Моя любовь не моргает. Никогда.
- Диана. Тебе идет.
Мускулы вокруг его глаз ежесекундно меняли форму. Теперь глаза, казалось, пульсировали. Они то были огромными, как диски со вставкой из лазури в центре. То вдруг белок исчезал, и ей виден был только зрачок. Глаза превращались в черные дыры; глубокие и бесконечно загадочные.
Она обнаружила, что сходит с дорожки.
Ни разу не отвела взгляда от его глаз.
Эти глаза...
Тепло, любовь, безмятежность, нежная музыка, ее переполняет ангельская музыка.
Потом случилось нечто прекрасное.
Бормотание реки, пение птиц, дыхание ветра, поющего в ивовых ветвях. И все это растворилось в его глазах. И со всем этим растворилась и частичка ее.
Он видит, что я прекрасна, вне себя от радости подумала она. Я хочу отдаться ему, раствориться в нем. Я хочу отдать ему все. Но что я могу дать? У меня ведь нет ничего особенного, что он мог бы захотеть. Так?
Его глаза - огромные сияющие сферы.
Его улыбка. - теплая, любящая, жаждущая.
Голодная.
Его руки медленно, мягко поднялись, чтобы любовно заключить ее в объятия. Будто пара огромных крыльев, окутывающих ее восхитительным теплом.
Она приоткрыла рот в ожидании первого поцелуя.
Была суббота, три часа пополудни.
2
Суббота, три пятнадцать пополудни.
- Дэвид, присоединишься ко мне за кофе?
Приветствие Электры Чарнвуд долетело из дальнего угла вестибюля гостиницы.
Дэвид отпустил входную дверь, и та закрылась, отрезав шум рынка и проезжающих мимо машин.
- Не прочь, - улыбнулся он.
Электра вышла из-за стойки портье с массивным серебряным подносом в руках, нагруженным чашками и кофейником с густо-черным кофе.
- Надо же. - Она тепло улыбнулась. - Вижу, ты основательно проветрился. Далеко ходил?
- На окраину. Семейный визит.
- Значит, это будет мистер Джордж Леппингтон. Дядя? Дэвид кивнул.
- Не знаю, чем вы тут питаетесь в ваших краях, но ему это на пользу. Ему, наверное, далеко за восемьдесят, а выглядит он гораздо здоровее меня. Давай я подвину вазу.
Он передвинул вазу с середины к краю стола, чтобы Электре было удобнее поставить поднос.
- Ты знаешь Джорджа? - спросил он.
- Скорее, знаю о нем. Вижу его иногда в городе. А теперь, Дэвид, садись и развлекай меня, я только что прилежно обошла весь Уитби в поисках нового платья, но не смогла найти ничегошеньки, что бы мне подошло. О, проклята девчонка. Белые цветы.
- Извини?
Электра приподняла вазу, в которой стояла пара белых гвоздик.
- Сколько раз я ей говорила, никаких белых цветов. - Она бросила на Дэвида один из своих взглядов в упор. - Ты знаешь, что в Китае белый цветок - символ траура?
С улыбкой он покачал головой.
- Однако вестибюль не приобрел из-за них похоронный вид.
- Может, у горничной было предчувствие или вроде того, - вздохнула Электра. - Ладно. Давай я за тобой поухаживаю. Молока?
- Черный.
- Вот это мне по сердцу. Не стесняйся. Возьми печенье.
- Здесь всегда так тихо под вечер субботы?
- Всегда. Как в могиле, да? - Она взмахнула рукой, обводя покинутый вестибюль гостиницы с его островками столиков и стульев с красной обивкой. - Так что все здесь в нашем распоряжении. Чем займемся? Покачаемся на драпировках или пообкусываем головки с этих мертвенно-белых, гвоздик?
Глаза у нее озорно блеснули, отчего она стала выглядеть намного моложе. Дэвид не смог удержаться от смеха.
- Знаешь, что мне всегда хотелось сделать?
- Вперед, доктор, поразите меня.
- Использовать поднос как санки и спуститься на нем с лестницы.
- Давай, все в твоей власти. - Электра с улыбкой кивнула на серебряный поднос.
- Думаю, перед слаломом мне понадобится кое-что покрепче кофе.
Она рассмеялась, а потом спросила в привычной своей деловитой манере:
- Как тебе Леппингтон?
- Тихо.
- Как в могиле?
- Мне нравится.
- Больше, чем Ливерпуль?
- Ливерпуль бывает слегка суматошным, знаешь ли.
- В любое время предпочту большой город, - сказала она, размешивая сахар. - Мне нравится анонимность толпы. Здесь постоянно чувствуешь себя как в свете софитов.
- Так ты не поклонница городка?
- Я его ненавижу! - с чувством отозвалась она. - И эту гостиницу ненавижу. Огромная распроклятая развалина.
Дэвид потянулся за печеньем - он не был голоден после обильной еды, которую его заставил съесть Джордж, - просто он не был уверен, как реагировать на внезапную вспышку Электры.
- На первый взгляд не самое плохое место для жизни - и гостиница, и городок.
Электра теребила прядь иссиня-черных волос, взгляд у нее был задумчивый. От чашки кофе поднимался пар.
- Гостиница - это то место, куда приходят умирать.
Он поднял брови.
Электра улыбнулась. Дэвиду показалось, что за этой улыбкой скрывалось что-то большее, чем увлечение смертью.
- Звучит как нездоровое любопытство, так?
- Слегка мелодраматично. - Он улыбнулся, пытаясь приподнять настроение.
- Однако верно. За эти годы здесь умерли слишком многие. - Она отхлебнула из чашки. - Я здесь выросла. Ребенком я вела список людей, кто приехал сюда только для того, чтобы покинуть гостиницу вперед ногами. В некоторых случаях это были самоубийства. Когда мне было восемь лет, в соседней с моей комнате девушка умерла от удушья. Ее парня посадили за убийство, но он утверждал, что невиновен.
- Все они так утверждают.
- Моя тетя взобралась на подоконник на верхнем этаже и бросилась вниз на задний двор. Умерла от перелома шеи.
Дэвид решил дать ей выговориться. Совершенно ясно, что ей необходимо было излить душу.
0-хо, Дэвид, снова разыгрываем Христа, так? Впитываем боль ближнего? Нет, принялся убеждать себя он. Быть может, у Электры нет близких друзей или родственников, с кем она могла бы поговорить; это же форма катарсиса - так почему бы не позволить ей выпустить пар?
- Моя мать умерла в подвале гостиницы, - продолжала Электра; теперь она говорила быстрее.
- Несчастный случай?
- Сердечный приступ, так сказал коронер.
- Ты этому веришь?
- Нет. Я думаю, она умерла от страха. Знаешь почему?
Останови ее, потребовал внутренний голос, а голос Электры тем временем охрип от волнения. Чего ты боишься, Дэвид, спросил он себя. Что она разрыдается и тебе придется ее успокаивать?
- Люди действительно иногда умирают внезапно, - мягко произнес он. - Иногда даже врачи не знают, почему это случилось.
- Я знаю, - отозвалась она, сдерживая чувства в голосе. - Помнится, я видела свидетельство о смерти моего прапрадеда, который внезапно умер, когда стоял вон в тех дверях. В графе "причина смерти" доктор написал: "погиб от руки Божьей". Так ведь они описывали смерть от неизвестных причин?
Дэвид кивнул, втайне желая, чтобы кто-нибудь вошел в вестибюль или чтобы зазвонил вдруг телефон. Что угодно, что помогло вырвать ее из этого настроения.
- "Умер от руки Божьей", - бесцветно повторила она. - Вот что... Колоритное выражение. - Она сделала глубокий вдох и, казалось, взяла себя в руки. - Видите ли, доктор, моя мать слышала звуки, доносящиеся из подвала.
- Звуки?
- Да, стук. Будто кто-то шумно требовал, чтобы его выпустили. Шум преследовал ее неделями.
- А кто-нибудь еще его тогда слышал?
- Нет. Во всяком случае, они делали вид, что не слышат. Ну... этот шум смертельно пугал ее. Она боялась спускаться в подвал. Но должна была. Она управляла этим чудовищем на пару с моим отцом. Ей не хотелось, чтобы ее считали глупой невротичной курицей. Так что она продолжала спускаться в подвал. И продолжала слышать шум: глухие удары, стук, будто кто-то бьется о дверь.
Дэвид кивнул, сообразив, что, сам того не желая, соскальзывает в роль врача в приемном покое.
- Потом, за неделю до смерти, - продолжала Электра, - она вдруг прониклась убеждением, что умрет. Нет, у нее не было ни тупой, ни острой боли, она не задыхалась - никаких признаков плохого самочувствия. Просто внезапно она поняла так же ясно, как понимала, что за днем приходит ночь, что она умрет.
- И она связывала это с шумом в подвале?
- Да. Для нее этот шум был самой смертью. Смертью во плоти. Будто сама Старуха шла за ней. Самая что ни на есть невротическая фантазия, что скажете, доктор?
- Она ни с кем своими страхами не делилась?
- Только со своим дневником. Он сейчас у меня, в моем сундуке с сокровищами наверху. Она была поэтической натурой, моя матушка. - Электра пососала чайную ложечку, прежде чем положить ее на серебряный поднос. - Но несколько дней спустя ее нашли мертвой в подвале. И никаких следов на теле. И в руках она держала щетку, причем так, будто размахивала ею как дубинкой. Мертвая, в маленькой лужице остывшей мочи. Что ни говори, жалкий конец, да?