Плеск и журчание отжимаемой воды доносились через дверь так, будто Кьёр стояла в шаге от соседа – до того обострился слух. Когда возня на площадке прекратилась, она открыла глаза. Лиам осматривался, оценивая свою работу. Оставшись удовлетворён увиденным, он перешёл к лестнице и, ступень за ступенью, взялся вытирать там. Невыносимо медленно удаляясь.
Фрэя с усилием отстранилась от двери – тело не слушалось – и уставилась на своё отражение в зеркале прихожей. Серые, высветленные страхом глаза кричали, что ей надо убираться отсюда.
* * *
Меньше, чем через час, Фрэя закинула в машину Инге две спортивные сумки, забитые вещами, лэптоп и лук. Сама упала на кресло рядом с водительским, хлопнула дверью и, пристёгиваясь, бросила подруге:
– Трогай.
Та удивлённо покосилась на заднее сидение, заваленное пожитками Кьёр, и вернулась взглядом к хозяйке скарба.
– Давай! Пожалуйста, Инге! По пути расскажу.
Молча отвернувшись, Сёренсен завела машину и отъехала от дома.
Через пять минут терпение её дало трещину.
– Фрэя, выкладывай.
Они уже проехали центр города; автомобилей становилось всё меньше, длинные офисные здания тянулись мимо рядами одинаковых тёмных окон, фонари мелькали куполами света.
– Фрэя, блин! Отомри.
Кьёр, вздохнув, отняла горячий лоб от стекла.
– Куда мы едем?
– К родителям. У меня паркет лаком вскрыли. А вторую квартиру на этот вечер Эмма выпросила. У них с Оливером романтический трах наметился – наконец-то… Моё сердце дрогнуло, и я не смогла воспрепятствовать их светлым чувствам.
Фрэя кивнула, не оценив сомнительного юмора, и уставилась на свои руки: пальцы тряслись, как у алкоголика с тридцатилетним стажем.
– Да что у тебя случилось, Кьёр? Хоть пару слов скажи.
– Давай дома…
Инге нахмурилась, но с вопросами отстала. Чуть позже набрала родителей и предупредила, что приедет с подругой.
* * *
Сёресены жили в Вальбю – богатом районе на юго-западе города. Двухэтажная вилла из серого камня даже днём была почти не видна с дороги, скрытая пушистыми ветвями черёмухи и карликовых клёнов – ночью же и вовсе казалось, что за деревьями ничего нет.
Решётка ворот плавно ушла в сторону, пропуская машину. В полуподземном гараже, куда они заехали, их ждал отец Инге. Он невозмутимо принял из рук Фрэи сумки, задержал взгляд на лице – видимо, заметил синяки у переносицы – и, не став ничего спрашивать, помог занести вещи в дом.
Госпожа Сёренсен зазвала девушек пить чай. За разговорами Фрэя немного успокоилась, но стоило им с Инге встать из-за стола, мутная волна тревоги снова накрыла её. Подруга, наверное, что-то разглядела в лице Фрэи, потому что сделала страшные глаза "ты-от-меня-не-отвертишься" и повела её в свою комнату.
Фрэя понимала, что дальше играть на нервах Сёренсен чревато, поэтому, едва та закрыла дверь, Кьёр села на кровать и отправила Инге пристальный взгляд. Девушка, без слов заняв кресло напротив, приготовилась слушать.
– Дело в соседе.
– К нему по-прежнему никто не ходит? – не удержалась Инге, посмеиваясь.
– Лучше бы не ходил… В субботу к нему заявилась женщина… кхм, фривольной наружности. Около полуночи наверху поднялся гвалт и грохот. Она кричала и, вроде бы, плакала… В общем, я вызвала полицию.
Брови Сёренсен недоумённо выгнулись.
– Патрульные приехали, пробыли минут десять и укатили. Я всё ждала, когда эта… дама выйдет от него. Но, кажется… кажется, она так и не вышла. На утро он сунул мне записку под дверь, в которой извинился за "доставленные неудобства".
– И потом ты рванула к нам, – закончила Инге событийный ряд.
Фрэя кивнула.
– Мгм. А баба, отоспавшись до полудня, спокойно уехала к себе домой или в притон.
Скептические интонации неприятно укололи Фрэю, хотя, стоило признать, Инге рассуждала предельно трезво.
– Вечером, – продолжила она, – когда вернулась от вас, мы столкнулись с Хедегором в прихожей. Он в кромешной темноте менял перегоревшую лампочку. Я чуть не убилась, налетев на оставленный им табурет. Когда спросила, почему он не прихватил фонарик, он ответил, что "не подумал об этом". Не по-ду-мал. Как тебе?
Инге молча ждала продолжения, догадываясь, что это не конец.
– Сегодня вся площадка перед моей дверью была залита кровью.
– Чего?!
– Ну… не в прямом смысле залита… Но крови было много. Понимаешь? Если разбить нос или порезать палец, столько не вытечет. Я едва успела забежать в квартиру, когда спустился он – по уши вымазанный в этом. На груди футболка вообще насквозь пропиталась, а лицо… у него то ли болячка какая-то, то ли он… я не знаю – всё расцарапано, расчесано, красное, в мерзкой коросте… Думала – корни пущу у двери, пока он вытирал пол. Как только он свалил, я набрала тебя… Ты понимаешь теперь? Я не могла там оставаться!
Инге издала протяжный стон и откинула голову на спинку кресла.
– Что же сегодня творится такое?… Одни полдня любили мне мозг, чтобы вечером отлюбить друг друга, а лучшая подруга вообще без прелюдии изнасиловала.
Фрэя кусала губы, пытаясь удержаться от последних откровений, но эти мысли жгли её, и выплеснуть всё до капли казалось жизненно необходимым. Так когда, если не сейчас? И Кьёр высказала все свои наблюдения скопом: что сосед спит днём и выходит из дома только по ночам, что в его окнах горит какой-то мертвецкий синий свет, что он не переступает порог без приглашения, что ориентируется в темноте, словно кот…
– И он был в крови всего два часа назад. Весь. С головы до ног.
– Ты к чему клонишь, Кьёр? Охренела что ли?
– Нет, ты мне скажи, на что это всё похоже?
– На бред. На полный бред, Фрэя. Очнись! Одно дело – тащиться от темы вампиров, зависать в готических клубах, странно одеваться, наращивать себе клыки и вставлять красные линзы. Это игра. Увлечение. Но на полном серьёзе подозревать человека в том, что он… не человек – это психоз, родная. Я тебе скажу прямо. Всё – абсолютно всё! – кроме последнего эпизода – это ахинея, на которую и внимания обращать не стоит. Что же касается кровавого потопа на лестничной клетке, вот здесь я бы привлекла полицию. Пусть идут и разбираются. В конце концов, может, он с киноплощадки бутафорскую кровь спёр и не донёс. А ты тут истеришь.
– Ладно. Проехали. Я напишу заявление.
Фрэя заставила себя улыбнуться и прикрыла глаза. Перед ней, как живой, стоял Лиам, смотрел красными глазами и кривил красный рот в ухмылке. "Это всё ахинея, Фрэй-йа… Простите за доставленные неудобства. С меня ящик Совиньона".
* * *
На следующий день Фрэя побывала в участке, выложила историю про "обеспокоившие" её следы кровавой вакханалии на площадке перед квартирой. Полисмены посоветовали ей пока пожить у подруги, а сами обещали заняться этим делом. Впрочем, уже на следующий день ей позвонили и заверили в том, что недоразумение с герром Хедегором улажено, и фрекен Кьёр может возвращаться домой. На вопрос: "А что же кровь? Откуда?!" – ей вежливо дали от ворот поворот, сославшись на закон о неразглашении информации, затрагивающей частную жизнь человека. Кьёр почти услышала стук своей отвалившейся челюсти. Ничего себе "частная жизнь" у некоторых.
Кое-как дотянув время до выходных, оправдываясь тем, что ей надо успокоиться, Фрэя вынуждена была вернуться.
* * *
Суббота выдалась солнечная и наконец-то по-весеннему тёплая. Инге подвезла Фрэю и помогла выгрузить вещи. Дом был, как всегда, тих и, казалось, безлюден. Вполголоса переговариваясь, будто боясь нарушить тишину, девушки подняли сумки на этаж.
Фрэя отперла дверь и, толкнув её, сглотнула. На пороге лежала записка – лист уже знакомой желтоватой бумаги, сложенный вчетверо. Развернув и прочитав, она растерянно протянула бумажку Инге. Сёренсен пробежалась глазами по строчкам и рассмеялась.
"Здравствуйте, Фрэя.
К несчастью, я не застал Вас дома, а так надеялся, что Вы меня выручите. Я уехал. Меня не будет около месяца. Могли бы Вы принимать мою почту и подкармливать рыбок? Ключ я оставил под Вашим ковриком. Корм и руководство Вы найдёте в гостиной рядом с аквариумом.
С уважением, Ваш сосед Лиам.
PS.: Вы меня очень обяжете, Фрэя. Заранее благодарю"
– Он ужасен, да? Просто зверюга! – Инге ухахатывалась, и не думая затыкаться.
Фрэя приподняла коврик, подобрала ключ. На коже осталась странная щекотка, будто её коснулись холодные пальцы, липкие от…
– Пойдём уже, – Инге переступила порог. – Хватит тормозить.
Целый месяц покоя! Кьёр, задержав дыхание, прикрыла за собой дверь, словно опасаясь спугнуть хрупкое чувство душевного равновесия. Уживаться с почтой и рыбками соседа точно должно быть проще, чем с ним самим.