- Теплушек нет, - не приняла шутки Настасья Петровна, - не война. И общих не цепляли, не видела. Я вообще по составу не ходила. Бригадир пришел, сказал: сиди, не рыпайся. А чего рыпаться: своих дел хватает.
- Секретный, что ли, состав?
- Не знаю. Тебе-то что? Состав не секретный, зато ты в секрете, поскольку заяц. Я о тебе знаю и Таньке скажем, и все. Понял?
- Понял. А Танька - это кто?
- Ну, я это, - сказала Танька.
Она стояла на пороге купе - молодая, смазливая, кругленькая тут и там, опухшая от сна, патлатая и злая.
- Ты кого это подцепила, Настасья? - сварливо сказала злая Танька. - Тебе что, прошлого выговорешника мало, другого заждалась?
- Да это ж студент, Танька, - укоризненно объяснила Настасья Петровна.
- А хоть бы и так, ты на его рожу посмотри!
- А чем тебе его рожа не люба?
Тон разговора повышался, как в "тяжелом металле" - по октавам.
- Что рожа, что рожа? Он же хипарь, металлист, он же зарежет и скажет, что так и было!
Ким счел нужным вмешаться в живое обсуждение собственной подозрительной внешности. Вмешаться можно было только ором. Что Ким и сделал.
- А ну, цыц! - заорал он, конечно же, на тональность выше предыдущей реплики.
Поскольку поезд спешно отходил в Незнаемое и Ким еле-еле поспел на него, то и нам некогда было описать его. Кима, а не поезд. Напомним лишь, что металлистом его обозвала и сама Настасья - когда он сиганул ей в объятия. Возникает вопрос: почему такое однообразие?
А потому такое однообразие, что ростом и статью Ким удался, что волосы у него были длинные, прямые, схваченные на затылке в хвост узкой черной ленточкой, что правое ухо его, мочку самую, зажала позолоченная серьга-колечко, что одет он, несмотря на жару, в потертую кожанку с самодельными латунными заклепками на широких лацканах, что на темно-синей майке у него под курткой красовался побитый временем офицерский "Георгий", купленный по случаю стипендии у хмурого бомжа в пивной на Пушкинской.
Отсюда - выводы.
Итак:
- А ну, цыц! - заорал он на теток, и те враз притихли. - Пассажиров хотите собрать? - уже спокойно, поскольку настала тишина, поинтересовался Ким. - Сейчас прибегут… Настасья Петровна, где вы ее выкопали, такую сварливую?.. - и, опережая Танькину реплику: - Ты меня не бойся, красавица, я тебя если и поломаю, так только в объятиях. Пойдет?
- Побежит прям, - менее мрачно сказала злая Танька, - разлетелась я к тебе в объятия, прям падаю… - а между тем вошла в купе, а между тем села рядом с Настасьей, а между тем протянула вполне приятным голосом: - Ох и выспалась я, Настасьюшка, ох спасибо, что не будила… Как тебя хоть зовут, металлист?
- Ким, - сказал Ким.
- Кореец, что ли?
Ким давно привык к "национальному" вопросу, поэтому объяснил вполне терпеливо:
- Русский. В честь деда. Сокращенно - Коммунистический интернационал молодежи.
- Хорошее имя, - все поняла Танька. - Политически выдержанное. Правда, из нафталина, но зато о ним - только в светлое будущее. Без остановок.
- Да я туда не спешу. Мне и здесь нормально.
- А чего ж на наш поезд сел?
- Он что, в светлое будущее намылился?
- Куда ж еще?.. Особым назначением, улица ему - самая зеленая… - потянулась всем телом, грудь напрягла, выпятила - мол, вон она я, лапочка какая… - Чайку бы я попила, а работать - ну совсем неохота…
- Балаболка, - незло сказала Настасья Петровна, плеснула Таньке заварки в чистый стакан. - Кипятку сама налей.
Та вздохнула тяжко, но встала - пошла к титану, А Ким скоренько спросил:
- Настасья Петровна, я ж говорил: я ведь и не взглянул, куда поезд… А куда поезд?
Настасья без улыбки смотрела на Кима.
- Русским же языком сказано: в светлое будущее.
- Это как это понимать? - обиженно и не без раздражения спросил Ким. Похоже: издеваются над ним бабы. Похоже: за дурачка держат.
А Настасья Петровна сложных переживаний студента попросту не заметила, сказала скучно:
- Станция такая есть. Новая. Туда сейчас ветку тянут: стройка века. Как дотянут, так и доедем. Литером.
Во-от оно что, понял Ким, название это, географический пункт, а вовсе не издевательство.
А почему бы и нет? Существуют же терявшие имя Набережные Челны. Существует уютный Ерофей Павлович. Существует неприличная аббревиатура Кемь… А сколько ж после семнадцатого года появилось новых названий, ни на что привычное не похожих, всяких там Индустриальных Побед или Кооперативных Рубежей, всяких там Больших Вагранок или Нью-Терриконов!.. Светлое Будущее на их фоне - прямо-таки поэма по благозвучию…
И уж Киму-то издеваться над мудреным имечком - грешно: о своем собственном помнить надо…
Другое дело, что не слышал он о такой стройке века: стальная магистраль "Москва - Светлое Будущее", в газетах о ней не читал, на институтских собраниях бурно не обсуждал. Ну и что с того? У нас строек века - как собак нерезаных. От БАМа до районного детсадика. В том смысле, что любая век тянется…
- А она далеко? - только и спросил Настасью.
- Далеко, - сказала она. - Отсюда не видно.
- В Сибири, что ли?
- Чего ты к женщине прицепился? - влезла в разговор Танька, вернувшаяся в купе. - Ну, не знает она. И никто не знает.
- Почему?
- Бригаду в состав экстренно собрали, без предупреждения. Кто не в рейсе, того и цапали. Я, например, с ночи. Приехала, а мне - сюрприз.
- А пассажиры? - Ким гнул свою линию.
- Что пассажиры?
- Они знают, куда едут?
- Может, и знают. А может, и нет. Спроси.
- Спрошу, - кивнул Ким. - Сейчас пойду и спрошу… - его пытливость границ, похоже, не ведала.
- Иди-иди, шнурки только погладь, - опять обозлилась Танька, да и Настасья Петровна с легким осуждением на Кима глянула: мол, скромнее надо быть, коли серьгу нацепил.
Ким был мальчик неглупый, сообразил, что своими пионерски наивными вопросами создал в женском ранимом обществе нервозную обстановку, грозящую последствиями. Последствий Ким не хотел, поскольку целиком зависел от милых дам - как в смысле ночлега, так и в смысле питания: про трешку он не соврал, столько и было у него в кармане джинсов, сами понимаете - особо не разгуляешься, надо и честь знать.
- Сюда бы гитару, - вспомнив о чести, тактично перевел он тему, как стрелку перевел - если использовать желдортерминологию, - сыграл бы я вам и спел. Хотите - из Розенбаума, хотите - что-нибудь из "металла"…
- Ой, а где ж ее взять? - встрепенулась Танька.
И Настасья Петровна равнодушной не осталась.
- У Верки нет? Я ее видела перед посадкой, в девятом она, кажется…
- Я сбегаю!
Но чувство долга у Настасьи Петровны было сильнее, чем чувство прекрасного. Таньку она осадила коротко:
- Сначала чаем пассажиров обеспечим, а потом и музыку можно.
Вот и предлог, решил Ким, вот и повод. Встал, звякнул "Георгием".
- Я схожу, - заявил. - В девятом, говорите? У Верки?
- Только возвращайся, - уже ревниво сказала Танька. - Ты у Верки не сиди, не сиди. Если хочет, пусть сама сюда идет.
- Ясное дело, - подтвердил Ким, уже будучи в низком старте, уже срываясь с колодок. - Верка для нас - средство, "металл" - цель…
И с этими непонятными словами унесся по вагону, оставив двум приютившим его женщинам сладкие надежды и свою спортивную сумку как гарантию вышеупомянутых надежд.
Окно в коридоре было открыто. Ким высунулся, хлебнул горячего ветра, увидел: по длинной лысой насыпи дугой изгибался спецсостав, впереди трудился все-таки тепловоз, гордость отечественного тепловозостроения. Ким насчитал за ним шестнадцать вагонов, включая Настасьин и Танькин, и только на одном имелась надпись - "Ресторан", а все остальные катились инкогнито, без опознавательных маршрутных трафареток, и ни один шпион не смог бы определить конечную цель поезда особого назначения.
В тамбуре курили.
Лысый мужик в ковбойке и тренировочных штанах шмалял суровый "Беломор", седой ветеран - весь пиджак в значках победителя многочисленных соцсоревнований, куда там Ким с одиноким "Георгием"! - слюнил "Столичную" сигаретку, сбрасывая пепел в пустую пачку, а парень в белой майке с красной надписью "Вся власть Советам!" пыхтел короткой трубочкой, пускал дым столбом и вещал.
Вот что он вещал:
- …ать мне на ихние хлебные лозунги, пусть больше платят за такую паскудную работу, где надбавка за вредность, а то я могу и…
Это было все, что услыхал Ким с того момента, как открыл тяжелую дверь в тамбур, до той секунды, когда парень оборвал текст и все курящие разом обратили мрачные взоры на пришельца.
- Привет, - сказал пришелец. - Бог в помощь.
Ответа не последовало.
- Далеко путь держите, мужики? - не отставал пришелец.
- Ты откуда такой дурной взялся? - отбил вопрос седой ветеран.
- Из Москвы, - довольно точно ответил Ким. - А что?
- Что-то я тебя не помню при оформлении…
- Я позже оформлялся, - мгновенно среагировал Ким. - Спецназначением.
- От неформалов он, - уверенно сказал борец за Советскую власть. - Я слыхал: от них кого-то заявляли…
- Точно-точно, - подтвердил Ким. - Меня и заявляли.
- Докатились, блин, - со злостью брякнул лысый, плюнул на "беломорину", затер ее об ладонь и кинул в угол. - Уже, блин, патлатых оформляют, докатились. А может, он "голубой", а? Ты блин, на серьгу посмотри, Фесталыч…
Ветеран Фесталыч с сомнением смотрел на серьгу.
Ким размышлял: врезать лысому в челюсть или стерпеть ради конспирации?
А парень с трубкой веско сказал:
- Серьга - это положено. Это у них по инструкции.