Лезть в гору им, по правде говоря, почти не пришлось. Возвышенности оказались изрезаны террасами, почти такими, как на "чайной горе", только куда сильнее заросшими. Плодородная почва то тут, то там виднелась из-за каменных глыб и шаров, что приволокли сюда потоки лавы и селя. Приходилось лавировать между ними почище их кораблика, с постоянным риском упасть, поцарапать щиколотку или сломать ногу. Чем выше и дальше поднимались Странники от мест бытования пастухов, тем жарче становилось: снизу земля согревалась и вздыхала, оживая, сверху пекло - серая мгла разошлась, наконец, и солнце засветило в прорехи со всею силой опаляющей своей любви. Путники сняли с себя одежду и закутали головы, благо их нагие торсы были покрыты загаром, как броней. А спустя какое-то время и разулись. Для Биккху разгуливать босиком, с сандалиями в заплечной котомке, вообще было делом привычным. Его дубленые ступни даже змея побоялась бы прокусить. То же с небольшой оговоркой относилось к арабам. Бледные ноги обоих оставшихся свидетельствовали о несколько большей причастности к цивилизации, но Камилла и Баруха попросту допекло: захотелось проветрить подошвы на теплом сквознячке.
Дивно плодородная земля всё гуще одевалась яркой травой и цветами, лозы вились по стволам низких кустов. Живность, по виду вполне безвредная, прыскала из-под ног в разные стороны, как брызги из луж.
- Горы-наседки, - рассуждал вслух Арфист, озирая заснеженные вершины в голубоватых потеках ледников. - Такого я не видел, хотя много природных чудес пропустил через себя. Ливневые леса, например: там растительность куда богаче, но уж и гадов всяких на каждой ветке и под любым камнем по десятку. Кратер Килиманджаро. Мы там еще до заповедника охотились вместе с масаи, ну и на нас кое-кто поохотился тоже. Атоллы - коралловое кольцо, брошенное в море. Там беда могла прийти и из внешней, и из внутренней воды. Но здесь я не чувствую никакой опасности, несмотря на рассказы местных жителей. А ты, Камилл?
Тот кивнул:
- Беда приходит из иного пространства. Если бы мудрейшие пастухи чувствовали ее так точно, как вылет птиц! Но пока здесь мирно. А уж что до растений - травная кухня и аптека. Золотой корень, смотри. Фейхоа. Аральник. Элеутерококк.
- Удивительно, как только тут эти хищные птицы гнездятся, если кругом сплошная полезность, - саркастически заметил Майсара. - Да, а почему они на нас не нападают? Хотя, наверное, попросту не сезон.
- Никто не называл их хищными, - возразил Камиль, - и никто не посылал нас вести с ними войну.
- Пастухам докучают и они.
- Мужчина, в отличие от женщины, должен уметь сражаться, - жестко сформулировал Барух. - А здесь мы вообще потому, что захотели сами. Не пастухи же нас погнали сюда?
- Нас вообще никто никуда не гнал, да еще в босом виде. Хотя, раз тут такая благость кругом, то и от шипов, поди, не нагноится.
Ехидство Майсары имело под собой реальную основу: хотя в детстве он и расхаживал зачастую босиком, но, в отличие от Камиля, скота не пас. Его, как любого потомственного интеллигентного раба, обучали в совершенстве владеть благородным оружием и каламом. Поэтому он сразу же засадил в большой палец левой ноги длинную и гладкую колючку и, не без труда ее вытащив, изобразил легкую хромоту.
- А ты не страдай напоказ, - ответил Арфист. - Оглядись кругом: где шипы, там и ягоды водятся. Вроде бы морошка или абрикосовая малина, хотя пресноватым вкусом больше куманику напоминает. Интересное дело, Мастер: обычно они не скрещиваются. Радиация?
Верхние ярусы гор казались голы и бесплодны даже там, где льды и снега расступались. Странники смотрели на них уже с вышины главного конуса, куда они забрались с нежданной для себя легкостью. В провалах и внутри жерл дым сгущался полосами, а жар заставлял воздух колебаться, но именно здесь - то тут, то там - были нагромождены кучи суковатых прутьев, вокруг обложенные для крепости булыжниками. Размером эти солидные сооружения были, пожалуй, с гнездо орла. Только яйца были другие: темно-бурые или иссиня-черные, они сливались с гнездом и почти не давали себя заметить, а заметив - пересчитать.
Совсем иное зрелище явила путникам вершина большой горы, коронованная щедрой и крупной зеленью. Склоны здесь извергли из себя совсем уж невиданное изобилие трав-гигантов и цветущих кустарников: страшно было ступить на ковер круглых бархатистых листьев размером с блюдо, раздвинуть коленом двухаршинные живые мечи, в сердце которых возносился скипетр, усаженный пурпурными колокольчиками каждый размером в твою пригоршню, вдохнуть аромат золотисто-желтой розы, что возвышалась всеми цветами и шипами далеко над головой. Твоя алая кровь поминутно грозила смешаться с зеленой кровью этого поднебесного сада, но почему-то такого не приключалось.
Гнездо Белой Птицы было устроено не сбоку горы и не на склоне кратера - всю стесанную вершину закрывал венец из цельных древесных стволов, что проросли ветвями и покрылись листвой, как ива на берегу озера. Ветви сплелись, образовав дуги. И там, полускрытое тенистой и влажной зеленью, возлежало одно-единственное яйцо, сияюще белое с голубым отсветом, овал удивительно совершенной формы. Радуга мельчайших капель одевала его своей игрой, оно походило на купол и на парус, и зеленые ладони, смыкаясь над ним сверху и снизу, не давали ему ни выпасть, ни улететь ввысь.
- Яйцо Птицы Рух, - зачарованно произнес Камиль. - Мне казалось, что это сказка.
- Красота, - подтвердил Майсара. - Э, да оно надтреснутое, поглядите! Испорченное, что ли?
Действительно, от более широкого конца тянулась еле заметная зигзагообразная полоска, похожая на след молнии.
- Что вы. Тогда бы потускнело, а здесь цвет прямо играет, - ответил им Мастер. - Просто скоро вылупится птенец. Это для него, конечно, скоро, а для нас - через месяц, а то и через год.
- Может, расколупать чуточку и заглянуть, - хищно поинтересовался Майсара. - Это ж такое сокровище - неописуемое!
- Ты что, убить его хочешь? Один мой приятель, тоже араб, Синдбад по имени, был свидетелем, как матросы с его корабля вот так же поинтересовались. Ну и никто, кроме него, увы, домой не вернулся, - возразил Барух. - Погибли от гнева Птицы.
- Не рассказывай страшилок, - остановил его Древесный Мастер. - Она-то не мстительна. Просто не стоит будить несозревшее дитя ради досужего любопытства. Чему должно наступить - наступит в свой черед. А пока - слышите? Это стучит его сердце.
Тупой ритмичный звук слился с могучей вибрацией изнутри вулкана. Вдруг пышный султан пара взмыл из-под яйца целым страусиным хвостом, издавая громкий, нестерпимо мелодичный свист.
- Ишь, охраняет, - уважительно заметил Майсара, отряхиваясь от брызг. - А красив, ничего не скажешь.
- Здесь всё прекрасно и невыносимо для человека, - отозвался Камиль. - Я думаю, нам пора уходить.
- Ты убедился в том, в чем хотел убедиться? - спросил его брат.
- Да. Оно зреет, яйцо, и его птенец будет шахом птиц, прогонит всех на свете хищников и покорит себе небо и землю.
- Так что мы сделали, в конце-то концов? - спросил Майсара.
- Ничто - и многое, - ответил Субхути. - Избежали убийства.
- Обрели уверенность в том, что наступит некий день, - вторил ему Барух.
- И просто увидели своими глазами прекрасное и понесем его с собой. Разве одного этого мало? - усмехнулся Камилл.
Они повернулись - с каким-то сладостным сожалением - и начали спускаться.
Пастухи ни о чем не спросили их, но Камиль негромко и со значением проговорил:
- Мы видели Яйцо. Вам недолго осталось терпеть.
Снова день за днем, ночь за ночью плыли Странники по застывшему Океану, оседлав могучий внутренний поток.
- Камилл, сколько островов мы миновали? - допытывался Водитель Караванов. - Четыре или только три? Тот, двойной Остров Птиц, его Майя и настоящий образ - как его посчитать?
- Как хочешь. Ведь если верить нашему другу Субхути, любая вещь вокруг есть Майя. Соединение случайных признаков. Зачем тебе?
- Да говорят, что в сказках всего бывает по три, семь или девять, а потом наступает благополучный исход.
- Успокойся. Наши приключения не подошли еще к концу, и мы пока не оживили море. Лучше поднимись на мачту, следи за горизонтом - течение должно привести нас к следующему в цепи островов. Они нанизаны на него, точно бусины на нитку.
В самом деле, новый остров не замедлил. Он лег перед носом "Стеллы", как округлая спина допотопного чудища, горбушка плесневелого каравая, - заросший сероватыми кустиками полыни, деревьями-кривульками, деревянными и глинобитными домами. Это было карикатурное подобие города Камилла: деревья почти не давали тени, вода реки текла обочь домов и была мутной, вместо каналов вдоль узких улочек текли ручьи жидкой грязи. Ею же были вымазаны заборы и стены: кое-где все археологические наслоения отлупились, и пролысины обнажали дранку, положенную крест-накрест, или паз, откуда нахально торчала пакля, тряпка или просто трава. Такая же гниль и ветхость была нахлобучена вместо крыши - раздерганная, будто в голодный год. Однако даже у сравнительно чистой соломы или сена вид был категорически несъедобный: серый и задымленный. И трава обочин, окаймившая срединную грязь, была какая-то неживая, и пыльные деревья будто насильно были выволочены из земли за вихор, и застыл на верху одного из крайних домов странно изогнутый, крашенный ржавым суриком флюгер, что давно показывал не ветер, а вселенскую сушь, тишь и гладь. Было тихо и безлюдно.
- Жаль, арфу на борту оставили - разбудить здешнее сонное королевство, - ехидно прошептал Барух.