Народ чуть раздвинулся и до меня добрался Чарджи. Ханыч в общей-то толпе толкаться не будет. Даже на радостях. Подержал за плечо, заглянул внимательно в глаза. Как-то даже… что он меня, как девку красную… "Он смотрел в лицо, он глядел в глаза"… Углядел мои руки. Там ещё не все следы сошли.
- Били? Мучали?
- Всё расскажу. А у меня для тебя подарок есть. Ни в жисть не догадаешься.
Остальные как-то… расстроились. Торку - подарок, а нам? Погодите ребята, там такой подарочек бегает… Как бы ханычу соболезновать не пришлось…
У ворот та же фигня - не открывают. Какая-то возня там, взвизг. Хозяин в калитку сунулся:
- Я, те, недорослю бестолковому, русским языком говорил уже…
Cудя по наблюдаемой баллистической траектории летающего посадского, удар в ухо - один из базовых элементов профессионального обучения святорусских гридней.
А вот самодеятельность пошла: тройки завели во двор, Чимахай слез с облучка, вынул посадского из сугроба. Навис над ним всем своим почти двухметровым ростом и спрашивает. Вежливо так, улыбчиво:
- Что-то ты, мил человек, вежества не знаешь. Неотёсаный ты. Может, тебя обтесать? Щепы с тебя наделать?
И тянет из-за плеча один из своих топоров. Как быстро учатся наши люди! Улыбочку Чимахай у меня перенял - волчью.
Кстати об учителях.
- Познакомьтесь, ребята. Это - Алу. Мой полонянин. Сын половецкого хана Боняка. Правнук Боняка - Серого Волка. Того самого.
- Чего?! Как это?! Ну не хрена себе! Так кто кого в полон брал?! Так я ж те талдычил: его задавить - одной орды мало будет.
- А это - Чарджи. Ханыч из Торческа. Я так полагаю, что два степных ханыча быстрее меж собой договорятся. Алу, Чарджи будет тебя учить, а ты ему - служить.
- (Алу, задвигаясь в глубь сугроба и нервно тряся головой) Не… не надо… пожалуйста
- (Чарджи, набычившись, с ненавистью глядя на маленького кыпчака) Зареш-ш-шу, освеш-ш-ш-ую, выпотрош-ш-шу…
- Кончай шипеть. Я знаю, что торки кипчаков не выносят…
- Ты не понимаешь! Мы…
- "Мы" - кто? В Степи - кем хочешь, тем и будешь. А у меня - мои люди. В Пердуновке… - "пердуны". Мне плевать на ваше степное "мы". Мы - это мы. Те, кто радуется друг другу. Сделай так, чтобы он тебе радовался. Как вы мне сегодня.
- Мы с ними - враги! Мы всегда враги! С самого начала! Исконно!
- Знаю. Верю. Плевать. Сделай из врага - друга. Пока он маленький.
- Это невозможно! Этого не может быть!
"Этого не может быть, потому что не может быть никогда". Ребята, я в "Святой Руси" только тем и занимаюсь, что доказываю обратное. Я сам из серии "этого не может быть". Так что мне, сдохнуть? Дабы исключить некоторые раздражающие противоречия в наблюдаемой вами картине мироздания.
- Алу - мой слуга. И - мой друг. Как и ты. Он достоин твоего внимания и заботы. Потому что такова моя воля. И ещё потому, что вместе со мной он принял приглашение серебряных волков и был в их логове.
- (Общее звуковыражение со всех сторон) Чего?! Ё! Охренеть!! Как это?! Каких это - "серебряных"?! - Дык известно каких - про князь-волка слышал? - Да ну, брехня, бабьи выдумки! - А в морду? Я те покажу - "выдумки"! Я его как тебя… А вона - Чимахая спроси, он-то живьём видал, как боярич с ним разговаривал…
- Алу, будь любезен, покажи добрым людям Курта. Я волчонка "Куртом" назвал. От "хан-курт", князь-волк. Стая попросила, чтоб я за ним присмотрел - у них волчица померла, кормить нечем. Вон в той избе обретается. И аккуратнее, чтоб сквозняков не было. У меня там ещё гридень раненый лежит. Артёмий. Мечник смоленского боярина Гордея, князя Ростислава ближника. Его тут в поруб сунуть хотели, да я вытащил.
Народ, ошалев от перечня наглядных пособий, молча отправился в указанную избу. Ивашка задержался, потряс меня за плечи, прижал к груди, чуть не свернув шею. Снова потряс. Слов он не находил, только мотал головой. Наконец, прослезился и нашёл:
- Ну ты… ля! Ну… уелбантурил!..здец нахрен!.. еть!
И побежал догонять группу экскурсантов во главе с Алу. А чего я такого сделал? Просто пытался выжить. Но - приятно.
Впечатления моих ближников от вида живого щенка хан-курта были… эмоциональные. Алу распелся соловьём. Как пришли к нам серебряные волки и просили да челом били, а мы отнекивались. Как они злато-серебро дарили, а мы отказывались. Как они пред нами дороги лесные хвостами по-расчистили, а мы, за труды их такие тяжкие, соблаговолили-соизволили… Ещё один… песнопевец растёт.
Чарджи уловил мой несколько скептический взгляд, направленный на юного Овидия с его новыми "Метаморфозами", но прерывать малыша не стал: сказки тоже имеют право на жизнь. Только не надо путать жанры.
Их собственный отчёт удалось сделать ближе к стилю протокола.
Обнаружив моё исчезновение, мужики быстро всё поняли. Кроме двух вещей: живой ли я и в какой стороне нахожусь. Истерика, начавшаяся у Николая, позволила найти ответы на оба вопроса. Обнаружив, попутно, ещё один феномен неживой жизни.
Осыпая сотоварищей потоком вздорных упрёков и риторических вопросов, Николай, между многими другими выражениями произнёс:
- Ну, ты, мертвечина ходячая! Отвечай: где душа твоя?!
На что Сухан молча встал от костра, вышел на середину речки, покрутил головой и, махнув рукой в сторону Седятина, произнёс:
- Там.
Последующий общий хай быстро перешёл в беспорядочный допрос. У Сухана спрашивать… Несколько раз его пытались побить. Но передумывали. Выяснилось, что Сухан указывает направление, но не расстояние. Воспринимает целостность своей души и живость моего тела. Но, только когда кость с душой на мне. В какой-то момент он, на вопрос о моём состоянии, ответил:
- Холодно.
Все решили, что меня убили. Уже и помянуть меня собрались. Но случайный повторный вопрос вдруг дал другой ответ:
- Тепло.
С Суханом очень тяжело общаться - он не разговаривает, он отвечает на конкретные вопросы. Когда отвечает. Мужики его опять чуть не побили.
Вышли на лёд, двинулись вверх по Снову - наскочили на половцев. Хорошо - дозор был маленький - отбились. Сунулись обойти лесом. Тройки увязли, одна из лошадей сломала ногу. Взяли чуть ближе к реке и выскочили на только что брошенный лагерь кипчаков. Если я в плену, то меня должны, со всеми вместе, гнать на юго-запад. А Сухан продолжает махать на северо-восток. Мужики чуть не передрались. Пошли, всё-таки, вверх по Снову, потом - по этому Рванцу. Пытались расспрашивать местных. Но те запомнили только воинский отряд, в котором были несколько саней с ранеными.
Всем стало понятно: сгинул Ванька-боярич. Надо идти домой да виниться перед Акимом, что ублюдка его не сберегли.
Общее уныние и сомнения в правильности своих действий, то и дело переходившие в бессмысленные ссоры, сдерживались лишь необъяснимой, столь же общей, уверенностью в моей выживаемости. Чарджи объяснил это несколько парадоксально:
- У кипчаков клея не было.
Я как-то не увидел связи, но мне растолковали:
- Чтобы забить червяка в землю, его надо намазать клеем и дать засохнуть. Поскольку у поганых клея нет, то и вбить Ваньку-боярича в "мать - сыру землю" они не могут. Значит, ты гуляешь где-то по земле. Живой.
В моё время этот образ имеет чисто сексуальный смысл, а вот здесь… - духовно-упокойный. Что поделаешь - эпохи разные. "У кого что болит - тот про то и говорит".
Разговоры и рассказы сопровождались выпивкой. Я обратил внимание, как Ивашко заглянул в поставленную хозяйкой кружку, понюхал… и отодвинул в сторону. На мой вопрос он потянул из ножен свою гурду.
- Ты ж сказал - три раза омыть вражьей кровью. А я - только один. Славный клинок. Как рубанул - всё пробил. И доспех, и тулово. Дальше только штаны поскакали. Халат там был. Вроде этого.
И показал на Алу. У того опять… глазки блюдцами. Надо переодеть мальчишку. Во избежание ненужных ассоциаций и коллизий.
Николай, которому я сдал оставшиеся от Борзяты и Гостимила ценности, начал, было, вопросы задавать. А мне скрывать нечего, я завсегда правду говорю:
- Пошли по делам своим. Под лёд провалились. Так что, принимай под отчёт и употребляй к нашей пользе.
Уже в конце посиделок, когда мужики увлеклись разговором между собой, я заскочил в детскую избу. Тут все спали. Кроме Артёмия. Ответив на мои вопросы о самочувствии, он вдруг ухватил меня за руку и негромко задал встречный:
- А ведь мы раньше встречались. Ты меня знаешь. И имя, и что мечник, и про господина моего, Гордея? Ты кто?
Мда, прокол. Я слишком подробно представил Артёмия моим "мужам добрым". Про Гордея я никак знать не мог. Но мне было весело. Было радостно от встречи с моими людьми. От ощущения правильности, безопасности, от - "у нас всё получится"… Я наклонился к Артёмию и почти в лицо зашептал:
- Свадьбу гордеевской дочки прошлой весной помнишь? Ну-ка, вспомни, кому ты там жениться обещал?
Артёмий несколько растерянно посмотрел на меня, с явным трудом вспоминая. А я продолжал давиться от хохота.
- Вот вы, мужики, все такие. Позвал девушку замуж, горы золотые наобещал, а года не прошло - уж и вспомнить не можешь. И кто ж тебя на той свадьбе целовал жарко? В уста сахарные? Иль у тебя таких дел - по семь раз на неделе? Столько, что и запамятовал. А? Винцо выпили - любовь прошла?
Мой шутливый тон не находил ответа в глазах Артёмия. Он продолжал морщить лоб, мучительно вспоминая. Отсвет от лампадки на моих, почти вплотную приближенных к его, глазах вдруг вызвал озарение узнавания.
- К-княжна. П-персиянская. Г-господи…