- Уж мы думали-гадали: как Русь нашу Святую от раздоров княжеских уберечь. Поздняка выдернули - дуру-то эту только малый круг слуг Ропака в лицо знал. Думали одно - получилось иначе. Кабы наперёд знать - вас и брать нужды не было. Всё б на половцев свалили. Мы-то этих, княгиню с отцом её и слугами, под Городцом сыскали. Поздняк их опознал, а, главное - они его. Приняли нас к себе. Мы на них половцев и навели. Посекли их всех там. Только Поздняк дуру эту с пащенком в нашу тройку вкинуть успел. Дурака-то этого верного - я там и срубил. А бабёнку… Эх, Ванька! Я всю жизнь князьям служил. Из грязи, из дерьма последнего карабкался, чтобы возле быть. На баб-то на ихних насмотрелся, накланялся. А не пробовал. А тут… княгиня! И ей от меня… ну никуда! Где пну - так и ляжет, как велю - так и спляшет. Уж я на ней и покатался-повалялся! За все места подержался-нащупался. Попомнил ей, как муженёк еёный меня по зубам бил, ногами пинал. Сопляком он тогда был. Дурнем, вроде тебя.
Борзята, меняя инструменты - мой нож на мой сапог и обратно - постепенно очищал прямоугольную полынью. Лёд в этом месте был тоньше, видимо старая, замёрзшая за несколько дней без использования, прорубь.
Чёрная полоса освободившейся воды всё более приобретала форму открытой могилы. Своей беспроглядной чернотой, своей правильной прямоугольностью. А вот вынутую из могилы землю надо кидать на одну сторону, а не куда удобнее, как Борзята делает. Потому что с трёх сторон будут стоять родственники и сослуживцы, пришедшие попрощаться с телом. С моим?! Здесь?! Борзята прав - провожальников не будет, не проблема.
- Можно и ещё было бы позабавиться. Да ты вот попался. Пришлось блядку с выблядком нынче кончать.
У меня от всего этого… только что волосы дыбом не встали. За неимением оных. Борзята хмыкнул, глядя в мои расширенные глаза и кивнул на санки с узлом на них.
- Тама они. Сучка с сучонком. Уже утопленные. Хе-хе-хе. Щенок ты, Ванька. Что, не видал такого, чтобы утопленников - топили? То-то. Чего ж проще - принесли в избу воды кадушку. Сунули туда повязанную дуру с заткнутым хайлом. Она подёргалась и затихла. После - пащенка туда же. Они и за порог ещё не ступили - а уже покойники. В мешок да на саночки. Куда как проще, чем живьём на реку тащить.
Что-то я такое видел… Гестапо поймало в Париже девушку из Сопротивления. Её допрашивали вот так, окуная голову в воду. Она всё просила: "не надо". Очередное "ныряние" оказывается слишком длительным. А через пару дней в Париж вошли союзники.
Борзята продолжал "свои размышления вслух":
- Гостимил - не скажет. Я его давно знаю. Да и в деле он - измарался по уши. И пащенка мордовал, и сучку пользовал. Так всё хорошо шло. Дома - от Благочестника… благоволение. Такое дело провернули, комар носу не подточит! Дошло бы до Ропака - и от него награда. Вот же, пытались суженую-венчанную с первенцем роженным из-под поганых спасти, к мужу законному-любимому привезть. А что померли бедняжечки - так на то воля божья. Одна только загвоздочка - ты. Ну что б тебе мимо двора пройти! Нынешние твои… половчёнок да гридень в беспамятстве. Они и не видали ничего. Спросит кто: а что за баба с дитём, с которой я кувыркался? - Так и на это отвечу. Мало ли тут прошмандовок из беженок, которые за кусок хлеба сами следом бегут да в сани вскакивают. Один ты - лишнее знал, видал и понять мог. От того и смерть твоя пришла.
Выдолбив лёд на половине проруби, сколь удобно было достать рукой с ножом, Борзята принялся долбить лёд с другой стороны. Сперва делал это левой рукой, так чтобы быть ко мне лицом. Но быстро устал и зашёл с другой стороны, отползая теперь ко мне задом. Сначала он постоянно оглядывался через плечо, но утомительное занятие требовало его внимания, а моё неподвижное состояние - нет. Почти неподвижное: его манипуляции с моим сапогом откинули меня чуть в сторону, так же, как и мои попытки чуть согреть замерзающую ногу в одной портянке. И чего я дёргаюсь? Сейчас это мелкое неудобство закончиться. Как и все остальные…
Борзята отложил в сторону мой Перемогов ножик, поработал моим сапогом, вычищая битый лёд, удовлетворённо выпрямился. Полынья была готова к приёму гостей.
Не помню, рассказывал ли я, но был в моей юности период, когда я работал копачом. Копал могилы на кладбище. "Не корысти ради, а пользы для". Времена были буколические - денег за это не платили. Похороны - это ритуал. Довольно объёмный, трудоёмкий, специфический. Можно нанять какое-нибудь "агентство ритуальных услуг". Но… в последний путь в окружении наймитов… да и дерут они… Денег у советских людей не было. Поэтому были родственники и друзья. Родственники делали свою часть ритуала, а вот вынос гроба и рытьё могилы - по традиции занятие для посторонних. Так и сформировалась компания молодых ребят, которых звали на помощь в этом землекопном занятии. Однажды нам пришлось хоронить нашего общего друга. Который повесился. Две недели он, чуть ли не у нас на глазах, сплетал леску в жгут. А мы - ничего не понимали, шутили-подкалывали. Песок, в котором мы рыли ему могилу, был несколькими предшествующими оттепелями пропитан водой и заморожен очень сильными в тот год морозами. Слои льда с песком замёрзли до крепости сталинского бетона и отливали синевой, как сталь. Мы ломали эту "не-вечную" мерзлоту ломами, выкидывали обломки наружу. Кто не знает: в могиле - мало места. Только для одного землекопа. С лопатой и ломом - уже не повернуться. Дело шло медленно, уже и брат покойного приехал поторопить. Мы успели к появлению автобуса с гробом. Потом пили тягучую на морозе, как ликёр, водку. Хрустели колбасой с кристаллами льда. Приходили в себя. Остывали от пота, от тяжёлой, неудобной, спешной работы. Одновременно согреваясь после дрожи от сильного мороза с ветром. Как-то после того случая… я на эту роль уже не попадал. Наверное, просто перерос. Но правило могильщика: всё на одну сторону - я помню до сих пор. Как и откалываемые ломом пластины песчаного синеватого, стального льда, которые приходилось руками вынимать из ямы и отбрасывать. Всё сильнее, всё дальше. Перебрасывая через растущую у края могилы кучу. В одну сторону.
Ледяное крошево Борзята просто вычёрпывал и выплёскивал. Куда ему удобно. Мне осталось только перекатиться на другой бок и ударить подтянутыми к животу для согревания ногами - в задок санок. Борзята, как и положено настоящему мастеру, закончив дело, приводил в порядок инструмент - рассматривал мой сапог, соображая, видимо, можно ли его ещё как-нибудь применить.
Санки скрипнули, проскочили с метр по чуть заснеженному речному льду, ударили его под колени. Он взмахнул руками, переступил… под ногами была его собственная продукция - ледяное крошево. Которое частью уже смёрзлось заново, частью же было наполнено водой.
Мгновение он пытался сохранить равновесие на краю проруби, как-то извернуться. Потом, беспорядочно размахивая руками и вопя, рухнул в темноту столь старательно им изготовленной водяной могилы.
Двухсекундная пауза - и он выметнулся из ледяной воды, жадно хватая воздух широко распахнутым ртом. Глаза его были залиты водой, и он, не глядя, левой рукой ухватился за край проруби, правой - за попавшийся под руку передок стоявших на самом краю санок. Мотая мокрой головой, опёрся на руки, отчаянным рывком выталкивая себя вверх и вперёд. Выдёргивая себя из могилы.
Санки наклонились и съехали прямо на него. Переворачиваясь и накрывая сверху тяжёлым узлом. С утопленными им уже княгиней и княжичем. Снова выплеск чёрной ледяной воды на речной лёд. Какое-то бульканье. Набегающие на края проруби волны. Тишина. Вода успокоилась. Всё.
В гитлеровских концлагерях производились разнообразные медицинские исследования. Берётся, к примеру, советский военнопленный в приличном состоянии, откармливается до подобия "птенцов Геринга" и укладывается в ванну с колотым льдом. Потом его вынимают и пытаются привести в чувство. Если ожил - повторяют, но уже с более длительным сроком пребывания в ванне.
Целью экспериментов являлась отработка методик спасения лётчиков люфтваффе, сбитых над северными морями. В рамках доступных в ту эпоху средств было установлено, что 20-минутное пребывание в ледяной воде без термоизоляции всегда заканчивается смертью. А наиболее эффективным способом возвращения к жизни промороженной мужской тушки является обкладывание её двумя молодыми девушками.
Методика распространения не получила. Поскольку держать бордели на боевых и спасательных кораблях на случай вылавливания сбитых "сверх-человеков" оказалось опасным. Нет, лётчиков они спасали. Но сами корабли… утрачивали боеспособность.
Поскольку пара юных валькирий мне здесь точно не светит, то из этой холодрыги придётся выбираться самому. Подниматься с этого льда, на котором я лежал в одной рубашке, и топать в одном сапоге, к моим вещичкам. Спасибо поганым - как-то удачно они актуализировали мои навыки по маршированию со связанными локотками. А вот сотрясающий тело озноб… "А он зубами "Танец с саблями" стучит" - это про меня. Судорога такая… что просто больно.
Вместо того, чтобы бежать к людям… далеко бы я в таком состоянии убежал? - я поковылял на коленях к моей одежде. К шашечке. Если руки за кисти связаны - тогда ножиком можно. А когда за локти?
Берём шашечку за рукояточку, разворачиваем её правильно и начинаем… Более всего похоже на почёсывание спины. Но по спине нельзя - дырку сделаю. И промахнуться, попасть по локтю… вредно. Там артерии проходят.
Я чуть не заржал. Какой у меня сегодня уникально широкий выбор! Хочешь - утопись. Вот уже прорубь сделана. Хочешь - замёрзни. Уже не так много осталось. А тут ещё предоставляется возможность сдохнуть от потери крови. Ткнул шашечкой не глядя и - лежи-отдыхай. Можно даже совместить все три в одном флаконе: подрезаться, нырнуть и, благостно плескаясь, спокойно замёрзнуть.