Поутру пристроились им в хвост. В свою колонну они не взяли, но я и не просился - лишь бы в пределах прямой видимости-слышимости. Как-то у нас всё устаканилось. Горшок с толстыми стенками я на постое спёр - теперь тёплое молоко постоянно. Ещё в санях лепёшки нашлись - утром разогрел, в тряпки завернул. Пассажиры у меня - сытые, кляча - отдохнувшая. Трёхаем помаленьку.
Мелочь одна беспокоит. Когда гридни свои возы выводили, на одних санях разглядел раненого мужика. Лицо знакомым показалось. Не могу вспомнить - где я его видел. Может, ещё в прошлой жизни? Где-то я его видел… Не такого осунувшегося, замученного, почерневшего… И костюмчик на нем был другой… И смотрел я на него не сверху вниз, на лежащего, а наоборот… И было это не туманным холодным утром в глухих черниговских лесах, а на каком-то корпоративе… Или - на банкете… Или… Факеншит!
Банкет назывался "свадьба киевского боярина Хотенея Ратиборовича с дочкой смоленского боярина, великокняжеского ближника Гордея".
Ё! И ещё раз - Ё!!! Потому что у меня там… была весьма специфическая роль "княжны персиянской" - танцовщицы-стриптизёрки, официальной любовницы жениха. А также - рабыни-наложницы, личной обидчицы невесты и тестя, носителя опасной тайны жениха и свекрови, настолько опасной, что "ни в воду, ни в землю схоронить нельзя", наложника жениха, беглого раба, похитителя "золотого запаса"… Комплект смертных приговоров с - "привести в исполнение немедленно".
Как совсем недавно это было! Девять месяцев всего. И как я умудрился столько уважаемых людей так смертельно обидеть? "Смертельно" - для меня, конечно.
Но нашёлся тогда один человек, который меня спас. Без преувеличения - и душу, и тело. Вытащил из ситуации, где меня собирались употребить коллективно "для их наслаждений". Проще - рвали бы меня на куски долго и больно. А он - спас. И предложил выйти за него замуж. Мда… А что он ещё мог предложить танцовщице-наложнице? Это уже само по себе… запредельно. А ещё - обещал в замужестве не бить, чего и невестам-аристократкам не обещают!
Единственный человек, который отнёсся к "княжне персиянской" по-человечески. Для "Святой Руси"… только нимб одеть осталось. Рыцарство и великодушие, граничащие со святостью и сумасшествием.
И тогда я, выдернутый им из потных лап одной смерти и уже ожидая неизбежной следующей, поцеловал его. Скинул с лица на минуточку часть своего "персиянского" костюма - никаб, и страстно впился в его губы. Ух какая страсть к жизни появляется в человеке, который, выскользнув из-под топора на плахе, видит впереди намыленную верёвку виселицы!
Артёмий-мечник. Первый нормальный человек, встреченный мною на "Святой Руси". Первый, кто обращался со мной, как с человеком. Не как с отмычкой к боярским милостям, не как к говорящему мясу на ножках. Только разговаривал он не со мной - Иваном, боярским сыном, и уж тем более - не с Ивашкой-попадашкой. Он разговаривал с "княжной персиянской" - рабыней, наложницей, исполнительницей "срамных танцев". Замуж звал!
Но это же не нормально! Я, к сожалению, наблюдал, как меняется женская психика от "танцев у шеста". Через полгода работы в стрип-баре адекватность сохраняют единицы. "Всё что нас не убивает - делает нас сильнее". В части стервозности? Алкоголизма, наркомании, истерии?
Если человек в ненормальной ситуации говорит нормально, то нормален ли он? Если он нормален по моим меркам 21 века, то кто он здесь, в 12 веке? Псих? Блаженный? "Десять тысяч всякой сволочи"? Мой клиент?
"У известного физика спрашивают:
- У вас был ученик. Где он сейчас?
- Стал поэтом. Для физика он недостаточно сумасшедший".
Этот Артёмий… он "достаточно сумасшедший", чтобы войти в свиту "плешивого попадуна"? Кстати, и его мнением можно было бы поинтересоваться… Если выживет - видок у мужика… бледно-чёрный. Ладно, посмотрим. Но я ему должен. Свою жизнь.
"Посмотрим" - случилось без меня. Опять эта злоеб… злозыбучая политика вокруг Киева.
* * *
8 февраля 1161 года князь Изяслав Давыдович с половцами внезапно перешёл замёрзший Днепр у Вышгорода. 12-го начался бой за Киев.
Половцы приступили к Подолу, ограждённому высоким тыном. Они засыпали защитников густым потоком стрел, во многих местах зажгли ограду, ворвались в улицы и зажгли дома. Очевидец сравнивает этот бой с Апокалипсисом. "Окруженные пламенем, дымом и мечами варваров, Киевляне с Берендеями в ужасе бежали на гору к Златым вратам каменной стены".
В эту эпоху Киев традиционно выставляет 7–9 тысяч ополчения. Киевские князья выводят на поле боя дружину в 6–8 сотен гридней. Ударить такой массой сверху, с Горы на расположившихся на догорающем пепелище Подола половцев… Смять, задавить, затоптать… Но - киевляне…
Сами они вперёд не пойдут. Наносить первый удар смоленскими гриднями Великого Князя? А потом киевляне сверху ударят им в спину, прижмут к половцам…?
Вооружённые силы города - обезглавлены. "Главы" сидят в застенках княжеского подворья. Там с ними "специалисты" разговаривают. Выкорчевать заговор полностью наверняка не удалось - слишком много у Изи "должников". Слишком часто за последнее поколение киевляне изменяли присяге, переходили от одного князя к другому. А гридням смоленским - головы класть?
Дружина высказалась однозначно - надо уходить. Ростик этот совет принял. Он - реалист, он людей не только строит да нагибает, но ещё слушает и слышит. Великий Князь прихватил жену, казну, из своих - кто успел собраться. И из Киева ночью бежал.
Поутру под колокольный звон, восторженные крики народных толп, на белом коне, без всякого сопротивления… Для Изи начался "третий срок" - третье "великое княжение".
Но для Ростика "второй срок" - не закончился.
Нормальный Великий Князь, если его со стола вышибли, должен бежать далеко и надолго. Изя Блескучий удирал во Владимир-Волынский, Гоша Ростовский - в Суздаль, Вячко - в Туров. Вот так - нормально, правильно. Это ж все знают!
А Ростик - знает, но знать - не хочет. Отойдя от города на пару десятков вёрст, он садится в осаду в Белгороде-Днепровском. Выжигает посады и их защитные укрепления - острог, закрывается в детинце и шлёт гонцов по Руси, прося помощи.
Для Изи отчасти это хорошо: есть причина не пускать половцев в Киев. Их шлют под Белгород - там казна, там слава, там боярыни великой княгини… Возьмёте городок - всё ваше. И начинается четырёхнедельная осада Белгорода.
В Киеве Изя купается. В лучах славы и народного восторга. Он - разговаривает. Со своими сподвижниками, "чудом вырвавшимися из застенков кровавой гебни". В смысле - от костоломов предыдущего князя. Каждого надо обласкать, выслушать, посочувствовать.
В городе начинается новая резня. Режут смоленцев - потому что земляки Ростика, волынцев и галичан - потому что земляки тех, кто два года назад Изю вышибали, новогородцев - они тоже за Ростика были, черниговцев - сволочи они, Свояка терпят! Режут своих - кто-то что-то "гебне", в смысле - слугам законного, народом всем призванного государя, лишнего сказал. Или просто - не нравится морда. Изя всех уговаривает, успокаивает - просто цыкнуть нельзя, сторонники же!
Разговаривает, улещивает, образумливает, пополняет дружину киевскими добровольцами, зовёт союзников - князей Северских, сына Свояка - Олега, меняет посадников в пригородных городках, принимает клятвы верности от бояр… Изя ждёт. Отсидеться в крепостицах вокруг Киева - невозможно. Ещё Владимир Креститель загнал своего брата в похожее место, Родня называется. Братец с голодухи стал покладистым, пришёл на переговоры. Где его и прирезали. Ведь все это знают!
"Все - знают". Но упрямый "дятел" сидит в Белгороде и не хочет знать. Не хочет принять новую реальность, которая называется: "Великий Князь Киевский Изяслав Давыдович". Придётся по-плохому.
- Глава 195
Для нас эти "столичные забавы" имели очень простые последствия. После пяти дней неторопливого трёханья в составе воинского обоза, мы выскочили к Новгород-Северскому. За это время я успел подкормить нашу клячу и, даже, опознать в ней довольно молодую кобылу. Возраст, естественно, определяется по зубам. Имя у неё, опять же естественно, самое простое - "наша кобыла".
С кормилицей - аналогично. И в смысле возраста, и в смысле имени. Разница в том, что я несколько отоспался на облучке и стал на бабу поглядывать… с интересом. Она этот интерес уловила, вздохнула и при первом же удобном случае равнодушно развернулась в позу сучки. А я, естественно - кобелька. Если заставить её сдвинуть коленки, то некоторая деформация, оставшаяся после недавних родов, необходимой плотности контакта не мешает.
Такая "физкультура", при столь плотном заселении на постой, не осталась незамеченной нашими спутниками. Парни уже начали отходить от своего недавнего разгрома и проявлять типичные мужские реакции. Как же это называется? Сводник? Нет, вспомнил - сутенёр. А чем бы я за постой платил и всю эту ораву кормил? Ей - всё равно, лишь бы не слишком много подряд. Вояки - довольны и дружелюбны, помогают временами в запряжке-погрузке. А главное - и баба, и кобыла, и детва - все сытые.
Эта идиллия закончилась прямо на окраине города: вдруг наскакало с полсотни верховых в бронях, окружили, начали кричать, ругаться и железяки вытаскивать. Потом среди них прорезался дядечка в красном плаще. Я оказался внутри нашей общей толпы и стал выспрашивать у возницы-соседа:
- А это они чего? А это они кто?
- Да погодь ты! Дай послухать - чего гомонят… Вот же ж ё! Вот же ж попали! Ну теперя нам… бл… полный пи…! Вот же ж не хотел я идти…!
- Дядь! А кто это?
- Хто-хто! От Гориславича пихто! Князь ёкарный! Ух ё… не видишь, что ли?! Старший князь Северский - Святослав Всеволодович. Годзила.