Я взял одну, с альпийской коровой на обёртке.
- Какая у нас легенда? - спросил папа.
- Какая у нас… что?
- Ну, нам надо договориться о том, с чем мы заявились к этой женщине, - сказал папа. - Придумать какую-нибудь правдоподобную историю.
- А, ясно.
- Вчера Склочнева на нас накричала, - продолжил папа. - Сегодня мы идём извиняться. Чтобы она нас быстрее простила, мы подарим ей цветы и шоколад. А чтобы усыпить её бдительность, мы скажем, что пришли писать о ней статью. Дали задание на каникулы для школьной газеты - написать статью о своём соседе. А Склочнева у нас - всем соседям сосед.
- Ась? - спросила из-за двери Склочнева. - Каку-таку статью? Я сама вас щас под статью… Уходите, хулиганы, сейчас полицию вызову!
- Ираида Варсонофьевна, - сказал папа голосом глубоким, как Чёрное море, - позвольте подарить вам этот скромный букет, - и поднёс горшок с каланхоэ к дверному глазку.
Через две минуты мы уже сидели на склочневской кухне, и домкомша металась по ней седою курицей, расставляя на столе чайные чашки с какой-то доисторической тусклой позолотой.
- Всё-всё расскажу, ничего не утаю, - ворковала Склочнева, - и как вахтёром в КГБ служила, и как на общественную должность перешла, и как ГТО ещё сдавала… Я ведь на стрельбах сто очков из ста возможных выбивала. Я сразу вижу, кто свой, кто чужой…
Мы допивали уже третий самовар чая. Склочнева сидела на табуретке, прижав к груди подаренный каланхоэ, и поглаживала его, как какое-то бесценное сокровище. А шоколадку она поставила на холодильник, прислонив её к какой-то коробочке так, чтобы альпийская корова на обёртке была видна всем, кто входит в эту кухоньку.
- …и вот я теперь уже который год несу на своём балконе бессменную вахту по охране общественного порядка в нашем отдельно взятом дворе… - разливалась весенним ручьём речь домкома, а с фотографии на стене молодая Склочнева строго смотрела на старую Склочневу, которая сидела тут и выбалтывала двум подозрительным "хулиганам" всю свою, некогда засекреченную, биографию.
- Ираида Варсонофьевна, - снова сказал папа тем же проникновенным голосом, - Миша сейчас записал весь ваш рассказ. Очень интересный, содержательный рассказ. Весьма поучительный для молодёжи. Просим вас в блокноте поставить подпись, что с ваших слов всё записано верно. Таков порядок, извините.
- Да, да, конечно, - затрясла головой вахт-бабушка. - Я порядки знаю. Очки возьму только, в комнату схожу.
- Возьмите мои, - сказал папа и стянул с переносицы свой, как он называл, "бинокль доцента".
Склочнева надела очки на самый кончик носа и стала поверх них глядеть на мои записи, вчитываясь в каждую строчку!
- Нужно подписать каждую страницу, - сказал папа. - Ещё раз простите.
- Не извиняйтесь, юноша, - сказала Склочнева, важно поджав намазюканные по случаю визита "корреспондентов" губы, - раз надо, так надо.
И она мельком просмотрела страниц двадцать, ставя на каждой свою закорючку. В блокнот я вложил и нашу доверенность, которую Склочнева тоже завизировала.
- По крайней мере, мимо Склочневой теперь мы можем ходить спокойно, - сказал я, когда мы вышли из её квартиры.
С визой Склочневой мы пошли в ЖЭУ ставить печать. На нашей доверенности её ставить не хотели и требовали привести родителей.
- Мой папа только что был у Ираиды Варсонофьевны. Или вы, - я старался говорить как можно увереннее и значительнее, - хотите сказать, что такой ответственный и бдительный общественник, как Ираида Варсонофьевна, может подписать документ кому попало?
Паспортистка ЖЭУ хмыкнула, пожала плечами, потом достала из ящика стола круглую печать, нежно подышала на неё и поставила штампик на нашу доверенность.
- Пошлину платите в кассу, - сказала она. - Сто рублей.
- Не вопрос, - сказал папа.
Глава 5
О роли музыки в жизни папы
- Откуда деньги? - спросил я папу, когда мы получили заветную справку и вышли из ЖЭУ почти свободными четвероклассниками.
- Так это, - сказал папа, - кошелёк-то, слава богу, на месте остался. Не уменьшился даже. Хорошо, что я его во двор не взял, а дома в комоде оставил.
- Это хорошо, - ответил я. - Деньги нам, скорее всего, ещё пригодятся. Не у мамы же их просить.
- Если что, - сказал папа, - у меня ещё есть немного. Зарплата недавно была. Последняя, наверное… - грустно вздохнул он.
- Слушай, а тебя не хватятся? В институте? - спросил я.
- Ё-ка-лэ-мэ-нэ!!! - схватился за голову папа. - У меня же сегодня с утра лекция по русскому фольклору у иностранных студентов!!! А в конце я хотел им проверочную работу на дом дать! Это же международный скандал - преподаватель на лекцию не явился! Так, - начал он обшаривать свои карманы, - мобильник всё равно отключён. А, - махнул рукой папа в отчаянии. - Точно уволят! Поехали, может, ещё успеем!
- Куда поехали? Какой "поехали"? - схватил я папу за рукав. - Ты забыл, что ли?
- Ах, да-да-да, - ещё сильнее занервничал папа. - Что делать, Мишка?
- Давай дадим телеграмму декану.
- Какую ещё телеграмму? - Папа чуть не плакал и почти рвал волосы на своей одиннадцатилетней голове, которая ещё вчера была тридцативосьмилетней.
На папиной кафедре было много желающих преподавать фольклор в группе иностранных студентов, но именно папа прошёл там какой-то внутренний конкурс, презентацию для которого он готовил недели три. Даже на это время с ноутбуком на дачу уехал.
- Дом как почувствовал, что хозяина нет, - говорила тогда мама. - Сразу расслабился и рассыпаться начал. Вчера на кухне розетка из стены прямо выпала, сегодня у табуретки сразу две ножки отломились. И замок ещё вчера сломался. Ведь давно отцу говорила: смажь замок, а то заедает. Некогда ему было, а мне теперь замок меняй.
- Ну, какую телеграмму…
- Вот такую, к примеру: "Связи получением наследства вынужден срочно выехать Монголию".
- Ни за что, - твёрдым голосом сказал папа. - Опять Монголия! Так нагло врать начальству я не умею.
- Чёрт с тобою, - ответил я. - Напиши проще: "Семейным обстоятельствам прошу отпуск свой счёт две недели. Тчк".
- Две недели! - Папа снова схватился за остатки волос. - Чтобы я пробыл в этом смешном тельце целых две недели!!!
Ну ни фига себе. Как папу корёжит, оказывается. Я же живу почти в таком же смешном тельце уже целых одиннадцать лет, и ничего.
- Я! Не могу! Быть! Мальчиком! - кричал папа, стоя на детской площадке. - Потому что этого не может быть! Я был уже мальчиком и не хочу снова туда возвращаться!!! Мишка, сынок, скажи, что я вчера пил? Я был очень пьяный, да? - Папа уже чуть не плакал.
- Чай ты пил. Две чашки. Больше не успел, на улицу нас потащил.
- Я не хочу снова быть мальчиком, - папа стал отступать от меня назад, размахивая руками и тряся головой. - Наверняка это всё ваши компьютерные штучки! Ну, скажи, скажи, что так бывает - надеваешь шлем, берёшь в руки штурвал, и ты уже не ты, а какой-нибудь универсальный солдат? Это ты, ты подсадил меня на все эти ваши тупые компьютерные войнушки! Признавайся!!!
И тут я не удержался. Я взял и вмазал папе прямо в глаз. Прямо по очкам. Папа от неожиданности сел на землю, снял свой треснувший "бинокль доцента" и уставился на меня:
- Ах, ты так, - сказал он вдруг тихо, схватил меня за ноги и повалил на землю. Мы катались по площадке, как две змеи, свившиеся в клубок. Папа лягал меня ногой, я выворачивал ему запястье. Потом мы поменялись: я лягал, а он выворачивал. А потом папа как-то хитро вывернулся, сел мне на спину и заломил руку.
- Самбо! - торжествующе сказал папа. - Сколько лет прошло, а ручки-то помнят…
- Слезь! - придушенно крикнул я. - А то хуже будет!
- Кому хуже будет? - спросил папа, который чувствовал себя победителем. - Маме жаловаться побежишь?
- Слезь сейчас же. - Я снова попытался достать папу пяткой. - А дома поговорим.
В этот момент я почувствовал, что какая-то сила вдруг стала приподнимать папу, сидящего на мне, а папа прекратил издавать победные вопли и замолчал.
- Что здесь происходит, я вас спрашиваю? - раздался грозный мужской голос.
Я перевернулся на спину и увидел, что папу за шкирку, как какого-нибудь котёнка, держит одной рукой наш участковый Невзыграйло. Невзыграйло был очень высокого роста, всегда ходил "по форме". Говорят, что он раньше служил в спецназе и ездил в "горячие точки", а потом попросился на более спокойную службу. Невзыграйло был такой огромный, а в руке у него болтался маленький папа. Выглядело это очень смешно.
- Что за драка? - повторил Невзыграйло.
- Это не драка, - пискнул папа, - это выяснение отношений.
- Я, конечно, слышал, - сказал участковый, - что может быть выяснение отношений без драки, но пока такого не встречал. Чего не поделили, орлы?
- Мы не орлы, - пискнул папа, - орлы не мы. Как вы смеете! Я взрослый человек, предъявите документы!
- Нет, это ты предъяви документы, взрослый человек, - сказал густым басом Невзыграйло. - Почему одни, без родителей?
- Я всё сейчас объясню. - И папа стал трепыхаться в могучей длани участкового, пытаясь дотянуться до кармана, где лежала тетрадка.