На самом деле днём "друг Боря" вместе со мной занимался другими делами. Мы пробовали разными способами снова сделать папу взрослым. Женька Вощин подсказал, что папе нужно попробовать заняться каким-нибудь мужским видом спорта - единоборством или тяжёлой атлетикой. У нас сейчас как раз период активного роста, и это, по мнению Женьки, должно было помочь. Спортсмены, уверял Вощин, они и ростом выше, и сильнее, и выглядят как настоящие мужики. Папа вспомнил, что в молодости он занимался борьбой самбо, почему бы не тряхнуть стариной? Но секции самбо мы не нашли и решили пойти в боксёрскую секцию. Папа купил нам абонемент, я одолжил ему свои спортивные штаны и кеды, и мы пришли в один клуб. Если не вырастем, решил я, то хотя бы в случае чего сможем разным колдунам отпор дать.
Тренер попросил нас снять майки:
- Ого, какие герои компьютерных боевиков к нам пожаловали, - сказал он с усмешкой, разглядывая наши тощие сутулые фигуры. - Десять кругов по залу - бегом марш!
Я не пропускал в школе уроки физкультуры, хотя и посещал их без особенного энтузиазма, и поэтому пришёл к финишу бодро. А вот папа…
Папа еле чапал по резиновой дорожке, загребая воздух безвольно висящими кистями, дышал со свистом, пот с него лился градом.
- Куришь, что ли? - спросил его тренер, когда папа пробегал мимо.
Папа мотнул головой.
- Смотри у меня, - пригрозил пальцем тренер.
- Смотрю, смотрю, - пролепетал измученный папа, доматывая десятый круг.
- Десять раз отжались, десять раз подтянулись! - снова скомандовал тренер.
Теперь уже мы оба извивались на перекладине, как два червяка. Вот сделаем из папы человека, дал я себе клятву, получу настоящую справку, буду в какую-нибудь секцию ходить. Может быть, и в боксе приживусь.
Потом нас поставили к боксёрской груше и стали показывать простой прямой удар.
- Только со всей дури пока не бейте, - предупредил тренер, - от груши ведь ещё уворачиваться надо уметь. - И ушёл к другим спортсменам.
- Ага, не бейте, - сказал тут папа, - что-то мне кажется, что нужен другой способ. Спорт - это полезно, но долго. Мышцы за три дня не вырастут.
И как даст по груше со всей силы. Груша тут же качнулась и ответила папе мощным ударом. Папа повалился на пол и сказал:
- Будем искать другой выход.
Мой приятель Саня Гусев вспомнил, что вроде бы труд сделал из обезьяны человека.
- А если человек сам себе зарабатывает на жизнь, то и отношение к нему сразу меняется, - сказал Саня.
Сане Гусеву было уже тринадцать лет, он жил с нами на одной лестничной площадке. Прошлым летом Саня работал у старшего брата на автомойке, и сейчас брат снова звал его к себе. Саня говорил, что родители сразу стали относиться к нему, как к взрослому. Ну, будто бы он теперь у них денег не просит и на свои мелкие радости может заработать сам.
- Ты что умеешь делать? - спросил Саня у папы.
- Могу лекции читать. Переводить со старославянского, с английского тоже могу.
- Чего? - спросил Саня, испугавшись слова "старославянский".
- Копать могу, - сказал папа, вспомнив, как копал грядки на даче у бабушки Маши.
- Во, - сказал Гусев, - дело. В соседнем ЖЭУ нужно покрышки в землю вкопать и покрасить, цветочки посадить. Благоустройство территории, верный заработок.
Мы вкопали в разных дворах десятка три покрышек, и нам за это заплатили тысячу рублей.
- Может, подадимся в колдуны? - пошутил я, вспомнив, как легко колдуну Ефиму достались папины деньги.
- С магией я завязал, - сказал папа твёрдо и решительно.
В ЖЭУ нам дали пачку объявлений, которые мы должны были расклеить по всему району. Объявления напоминали жильцам о необходимости вовремя платить за свет и воду. За это нам пообещали ещё тысячу. Объявлений было около двух сотен, пять рублей за одну поклейку.
- Не вздумайте выбросить где-нибудь, - заподозрили нас в нечестности работники ЖЭУ. - Дворник всё равно увидит.
- Надо искать работу высокооплачиваемую, достойную кандидата наук, - сказал папа, вытирая клей о штаны, когда мы приклеивали объявления на подъезды.
И мы пошли продавать газеты, выгуливать чужих собак и раздавать рекламные листовки у супермаркета. На газетах мы заработали две тысячи, на собаках - три, а супермаркет нам заплатил продуктами - выдал кило пряников и пакет сока, решив, что детям и этого достаточно.
Но для нас ведь не в деньгах было счастье! Однако мы трудились целую неделю, а папа нисколечко не изменился и ни на сантиметр не подрос.
- Труд - это хорошо, но, видимо, опять не то. Что мы делаем не так? - спросил папа. - Вообще, существует ли из этой ситуации какой-нибудь другой выход, кроме взросления естественным, так сказать, путём?
- Может быть, это какой-то не тот труд? - предположил я.
- Может быть, - кивнул головой папа. - Конечно, труд любой должен быть в почёте. Но, Мишка, бывает вынужденный труд в не особо приятных обстоятельствах, примерно вот как у нас с тобой, который не приносит ни счастья, ни радости. Боюсь тебя огорчить, но у большинства взрослых так оно и есть - день-деньской трудятся, а радости никакой, одно только материальное вознаграждение, да и то, бывает, не слишком существенное. А есть другой труд, который заставляет человека расти над самим собой, каждый день что-то новое узнавать.
- А ты свою работу любишь, пап?
- Люблю, сынок, но, к сожалению, и этим трудом я заниматься не могу. Потому как не может быть преподаватель моложе своих студентов, причём настолько моложе. А у них сессия, кстати, на носу.
- Тогда, может быть, репетиторство? Это почти то же самое… - сказал я.
- Лето началось, Мишка, кому летом нужны репетиторы..
Ситуация усугублялась тем, что закончились мои друзья, у которых мог бы ночевать папа. Многие одноклассники на каникулы уехали из города - в детские лагеря и к бабушкам в деревни. Мама тоже хотела отправить меня к бабушке Маше в Чесоткин, но я придумывал разные отговорки.
- Что, больше ночевать совсем не у кого? - спросил папа, когда дверь последней гостеприимной квартиры закрылась за его спиной. - Может, остался ещё кто-нибудь?
- Только девочки, - сказал я. - Ну, ты сам понимаешь, почему мы к ним не идём…
- Да-да, это не совсем удобно. Ну, что ж, Михаил, видимо, пришёл час нам расстаться. Уйду в беспризорники, в суворовское училище, попрошусь в детский дом, притворяясь беспамятным, - снова начал грустно фантазировать папа. - Вырасту, приду к тебе взрослым человеком, отцом. Ты уж сам к тому времени взрослым будешь, может, и не узнаешь меня… - В голосе у папы сквозила горечь, а глаза смотрели совсем по-взрослому, как у Того, прежнего, большого, папы. - Но чудес, видимо, два раза не бывает.
В груди у меня похолодело. Сердце моё было готово выскочить из груди, выпасть на асфальт и разбиться на мелкие стеклянные брызги. Папка, мой родной, любимый папка, прощался сейчас со мной навсегда! И уходит он не потому, что они с мамой разлюбили друг друга, не из-за того, что я был каким-то плохим сыном, а из-за ерунды - несчастной считалки на тарабарском языке! В семье Вощиных, судя по рассказам Женьки, когда его родители расходились, всё было не так. Они сначала долго ругались, молчали по разным комнатам, каждый пытался убедить Женьку в том, какой он хороший, а тот, другой родитель, плохой. Был суд, на котором родители, делили его, как какой-нибудь диван, а Женька сидел в зале, морщил нос, чтобы не брызнули слёзы, и страдал от того, что они не хотят любить его оба сразу, вместе.
Но в нашей-то семье всё было хорошо! Я не понимал, почему папа должен уйти от нас. Мы прекрасно проживём втроём, даже если папа побудет некоторое время маленьким мальчиком. Пусть он не водил меня в кино и не забил со мной ни одного гвоздя! Да чепуха всё это! Зато мы теперь много разговариваем по душам и прекрасно понимаем друг друга. Да это теперь мой лучший друг из всех, почти брат, хотя о брате я даже и не мечтал. Вот только мама… Мама к тому времени, когда он вырастет, станет совсем старой, вот что грустно.
- Пап, - сказал я, проглотив комок в горле, - подожди уходить скитаться. Это ты теперь всегда успеешь. Раз так решил, то, конечно, уйдёшь. Давай завтра расстанемся, а сегодня ещё вместе побудем.
- Ты будешь ночевать со мной на улице? - спросил папа. - Ни в коем случае. Это опасно и вредно для здоровья. Как стемнеет, отправляйся домой. И всё-таки скинь мне спальник и палатку. Ну и продуктов каких-нибудь, спичек…
- Нет, пап, я знаю ещё одно место, где мы можем сегодня переночевать.
- Вместе? И где же?
